Георгий Брянцев - Конец осиного гнезда. Это было под Ровно
Но в то время, когда немцы высунув язык искали «преступников», а на «зеленом маяке» часовой и денщик рассказывали нашим ребятам о том, как они вчера сначала испугались, а потом помогали связывать Ильгена, Кузнецов, развалившись в кресле, сидел в приемной Функа, заместителя Коха, главного судьи на Украине.
Альфред Функ имел гитлеровское звание «обер-фюрер СС». До назначения на Украину он был главным судьей в оккупированной немцами Чехословакии и безжалостно расправлялся с чешскими патриотами. Прибыв на Украину, Функ продолжал свое кровавое дело. По его приказам поголовно расстреливали заключенных в тюрьмах, в концлагерях, казнили тысячи ни в чем не повинных людей.
Недавно, в связи с убийством Геля, Кнута и ранением Даргеля, Функ издал приказ о расстреле всех заключенных в ровенской тюрьме. Тогда и было решено казнить этого палача. В подготовке участвовали Кузнецов, Струтинский, Каминский и парикмахер, у которого каждое утро брился Функ.
Кузнецов знал, что через пятнадцать минут придет Функ. В приемной была только секретарша, и с ней Николай Иванович завел разговор о погоде. Разговаривая, он то и дело поглядывал через окно на улицу, где прогуливался Ян Каминский.
А Каминский наблюдал за занавеской парикмахерской. Согласно выработанному плану, парикмахер должен был отодвинуть занавеску, когда побреет Функа и он отправится в помещение главного суда. Каминский, в свою очередь, должен был снять фуражку и почесать себе голову, когда Функ пойдет из парикмахерской в здание суда.
— Я вас буду ждать в шесть часов на углу Фридрихштрассе и Немецкой. Мы славно проведем время. Придете? — спрашивал Кузнецов секретаршу.
— Да, приду.
В этот момент Кузнецов заметил сигнал Каминского.
— Не найдется ли у вас стакана чаю для меня? Безумная жара! — попросил он секретаршу.
— Одну минутку, господин гауптман, я принесу. Когда секретарша вернулась, в приемной уже никого не было. Она удивленно пожала плечами и села за свой стол. Тотчас же вошел Функ. Буркнув секретарше «гутен морген», он прошел в свой кабинет.
Через минуту там раздались два выстрела. Испуганная секретарша вскочила. Но тут она увидела, что из кабинета вышел гауптман и, не глядя на нее, скрылся на лестнице.
В помещении главного суда было много народу. Выстрелы всполошили всех, но Кузнецов, никем не заподозренный, вышел на улицу. У самого подъезда стояли только что подъехавшие две машины с гестаповцами и фельджандармами. Гестаповцы вышли из машины и с удивлением смотрели на второй этаж здания, где раздались выстрелы.
Кузнецов остановился рядом с ними и тоже удивленно, как и те, посмотрел на окна главного суда. Когда раздались крики «Убили, ловите!» и все бросились к зданию, Кузнецов пошел за угол, потом во двор, прыгнул через один забор, другой и очутился около своей машины, где за рулем сидел Струтинский.
Каминский со своего поста наблюдал, как гестаповцы и жандармы, оцепив дом, лазали по крыше и чердаку в поисках партизана, а затем вывели из помещения суда десятка два людей, в числе которых были и немецкие офицеры, и увезли их в гестапо.
А Кузнецов и Струтинский были уже далеко за городом.
Это событие произошло в то время, когда мы после боя с «мастером смерти» шли на север.
Передышка
Наш отход был не из легких. За полгода пребывания в Цуманских лесах мы не только выросли количественно, но и завели большое хозяйство. У нас были бочки с засоленным мясом, салом, ящики с запасами колбасы; было много мешков с пшеницей, которую мы сами убрали с полей крестьян-поляков, истребленных гитлеровцами; особую повозку занимало оборудование слесарной мастерской Риваса, изобиловавшей теперь огромным количеством всяческих инструментов. Кроме этого, везли инвентарь портняжной и сапожной мастерских и многое другое. Наш обоз состоял из пятидесяти фурманок, запряженных парой лошадей каждая, а после разгрома карательной экспедиции «мастера смерти» прибавились специальные упряжки с трофейными пушками, минометами, снарядами, минами и другими боеприпасами и трофеями.
Дорога от дождей испортилась, передвигаться было трудно. Нам это доставляло много хлопот, а раненым — невыносимые мучения.
Убедившись, что лагерь пуст, каратели пошли за нами. Напасть на наш след не составляло никакого труда, так как по одной дороге, помимо нашего отряда, двигались отряды Прокопюка, Карасева, батальон Балицкого, группа Магомета. Все снялись со старых мест. Следы оставались такие, которые ничем замаскировать было невозможно.
Но догнать каратели нас не могли. Во-первых, они немного опоздали; во-вторых, они тратили массу времени на «прочесывание» лесных массивов, когда наши следы уходили в лес. Сплошными цепями проходили они по лесу, боясь неожиданной встречи.
Когда наш отряд прошел уже сто пятьдесят километров и был в пяти километрах от села Целковичи-Велки, где мы думали расквартироваться, показался огромный огненный шар, который медленно подымался с востока.
— Что это у вас солнце такое чудное? — улыбаясь, спросил я пожилого крестьянина, стоявшего у дороги.
— Надо ждать сегодня снежной метели, раз солнце такое красное, — ответил он.
— Какая, папаша, метель! На небе — ни облачка, да и ветра совсем нет, — возразил ему Лукин.
Но крестьянин оказался прав.
Солнце, поднимаясь над горизонтом, становилось меньше и окрашивалось в какой-то матово-бледный цвет, а следом за ним медленно поднимались тучи.
Еще не успели мы закончить размещение людей по квартирам, как стали падать крупные пушистые хлопья. Приятно было смотреть на яркую белизну этого первого снега. Потом подул сильный ветер. Снег падал все гуще, и через десять минут уже в двух-трех метрах ничего нельзя было увидеть.
Метель бушевала около двух часов; снега намело очень много.
Мы знали, что этот снег продержится не более суток, так как лег на незастывшую землю, и все же были рады ему: он на время замаскировал наши следы. А когда снег растает, каратели все равно не сумеют двигаться на автомашинах: дороги до того раскиснут, что ехать по ним будет невозможно.
В Целковичи-Велки вместе с нами разместился отряд Прокопюка. Отряд Карасева занял деревню Млинок — в двух километрах от нас, на берегу реки Стырь. Батальон Балицкого ушел в свой старый лесной лагерь, в двадцати километрах севернее Целковичи-Велки.
Кроме нас, пришедших сюда из Цуманских лесов, в этих местах находилось соединение Алексея Федоровича Федорова, известного под именем Федорова-Черниговского. Его соединение стояло лагерем в лесах, в тридцати пяти километрах западнее Целковичи-Велки.
Мы не думали задерживаться здесь более десяти — двенадцати дней. Как только карателям надоест гулять по опустевшим Цуманским лесам, мы собирались вернуться обратно. Нам нужно было дальше разворачивать налаженную работу.
Оставленная в Цуманских лесах маневренная группа ни в какой мере не могла заменить нас, да к тому же с нею нам не удавалось установить прямую радиосвязь.
Красная Армия наступала. Гитлеровское командование в надежде закрепиться то на одном, то на другом рубеже перегруппировывало свои войска, перебрасывало их с одного участка фронта на другой. Мы должны были улавливать эти передвижения и своевременно сообщать о них в Москву.
Еще в последних числах октября от командования последовал приказ: действовать активно, сеять панику среди оккупантов, не давать им возможности ни готовить оборону, ни эвакуироваться с награбленными ценностями. Тогда же мы передали этот приказ в Ровно — Кузнецову, Струтинскому, Шевчуку, Новаку и другим подпольщикам, и в Здолбуново — Красноголовцу.
Кроме того, с дороги мы направили в Ровно несколько групп наших боевиков с заданиями диверсионного и разведывательного характера.
В окрестностях Целковичи-Велки мы выбрали посадочную площадку и сообщили координаты в Москву. Но самолет не приходил. На мой запрос из Москвы последовало распоряжение передать наших раненых и раненых из отряда Карасева и Прокопюка в партизанское соединение Федорова-Черниговского.
С первых дней пребывания во вражеском тылу мы проявляли особую заботу о раненых и больных товарищах. Забота о раненых была законом, который свято соблюдался всеми партизанами. Теперь стоял вопрос о том, чтобы передать наших раненых в другой отряд. Хотя и слышали мы об этом отряде много хорошего, все же решили посмотреть, в каких условиях будут наши товарищи. Карасев, Прокопюк и я в сопровождении двадцати партизан выехали в гости к Федорову-Черниговскому.
Трудно рассказать про встречу, которая была оказана нам в соединении Алексея Федоровича Федорова. Сутки, которые мы провели в их лагере, останутся навсегда в моей памяти.
Алексей Федорович рассказывал, как они шли на запад из Черниговской области через Брянские леса, где я был с отрядом в 1941–1942 годах.
