Фриц Вёсс - Вечно жить захотели, собаки?
Из мрачного неба выскакивают русские истребители-бомбардировщики. Обстрел из бортового оружия. Бомбы падают рядами, прямо на вклинившиеся друг в друга автомобильные колонны.
Это словно небольшой конец света. «Конец света — это хорошо, — думает Виссе. — Это так старательно репетируется и так вдохновенно подражается с все более эффективными средствами и декорациями, с все большим числом действующих лиц, причем материал и деньги не играют никакой роли, что, если уж это когда-нибудь случится, то уже не сможет выглядеть иначе и просто неизбежно получится. В Сталинграде тоже исполняется конец света. Гитлер — прекрасный режиссер и потратил несколько миллиардов марок. 22 полностью оснащенные дивизии, 300 000 солдат в качестве статистов и 10000 офицеров как массовка. Множество мелких ролей играют герои, штабные офицеры и другие важные люди — ив результате, как неожиданный эффект, в конце, когда Паулюс и его генералы закончат спектакль, вокруг будут только настоящие мертвецы — целая армия. Дело идет к финалу. Надеюсь, что главные исполнители не испортят заключительную сцену!»
Взрывы, от которых дрожит земля. Всплески из кусков земли, снега, разбитых машин, грузов, людей. Густой дым из адского пламени горящего бензина и взрывающихся боеприпасов. Сотни солдат лезут друг на друга, прыгают в укрытия, ползут, не успевая убежать, безумные, бегающие в панике туда и сюда. Капитан прислонился к стене дома. Он с интересом смотрит, как, подобно мечущимся чудовищам, над улицей одна за другой мчатся машины с ревущими моторами, как из бортовых пушек и кабин вниз падают очереди трассирующих пуль.
В пяти шагах от Виссе в укрытии под грузовиком лежит солдат. В смертельном страхе, в жажде лишнего момента жизни, он с яростным отчаянием бьется лбом в землю, впивается пальцами в замерзшую землю. Бедняга, он не хочет умирать.
Дым с запахом серы, фосфора и гари, свист бомб, гром и шипение взрывных и зажигательных снарядов, пронизанное свистом осколков, разрывы, крики ужаса, боли и смерти, а над всем этим — рев моторов.
И вот солдаты, которые даже не бросаются уже наземь. Уже почти по ту сторону жизни, им уже все равно, будут ли они расстреляны, убиты обломками развалин, охвачены пламенем и сгорят, разорваны осколками и бомбами или отброшены взрывной волной. Они входят в пожары, перешагивают через мертвых, которые упали в нескольких шагах от них, и идут дальше, как сомнамбулы, пока не упадут и сами.
Один из них останавливается и, не обращая ни на что внимания, заводит часы, чтобы они шли и в момент его смерти, и его разрывает бомба, и его уже нет, как будто никогда и не было.
Виссе поднимается. Надо идти к саням.
— Летчики говорят, что они не могут промахнуться, потому что весь курс, словно ребрами павших верблюдов на караван пути, усеян останками сбитых машин! — рассказывает солдат противовоздушной обороны, которого капитан спрашивает, где находится пункт раздачи продуктов. — Теперь у нас гладкая взлетно-посадочная полоса, боковые огни, но некоторые летчики все равно не хотят садиться в густой туман, особенно когда Иваны мигают своей артиллерией. Просто в воздухе открываются раздвижные двери, груз выбрасывается наружу — и потом быстрее улетать!
— Теперь, наверное, привозят больше? Ведь говорят, что наше снабжение заметно улучшилось? — спрашивает Кремер.
— Не смеши! А где, по-твоему, садиться машинам? Гумрак слишком мал — а завтра, глядишь, Иваны снова будут здесь! С сегодняшнего утра непрерывно грохочет, в основном, с направления Гончары. Во всяком случае, Иваны уж точно там!
— Но это же чертовски близко!
— Да, если вам туда надо — небольшая прогулка, меньше двух тысяч метров! Вам придется изрядно пройти назад, если хотите еще раз получить у нас продукты, если, конечно, они еще будут!
— Кто-нибудь впереди нас есть? — вмешивается Куновски.
— Кто-то есть. Но где они находятся, держатся или нет? Ни один хрен не знает, что происходит!
Один из людей садится на снег. Без слов он протягивает свой бумажник, отрывает половину своей опознавательной метки.
— Оставь меня! Здесь хорошее место!
— Не болтай чепухи! Пошли, парень! — Куновски и Кремер пытаются помочь ему встать на ноги.
Он сопротивляется, колотит вокруг себя руками и ногами, начинает кряхтеть все громче и громче, потом вдруг рывок всем телом, голова вздрагивает, и Куновски опускает его на снег. Конец!
— Не знаю, не заблудились ли мы здесь! — спрашивает Кремер, потому что балка заброшена, бункеры распахнуты настежь, без дверей и окон. Вокруг ничего, кроме осколков и обрывков, пустые бутылки и консервные банки. Приказы, которые сейчас развеваются на ветру. Доски с издевательскими надписями: «Немецкая полевая почта», «Выдача боеприпасов», «Продовольственная служба».
— Удрали, бандиты! — возмущается Куновски. — Проклятье, ведь должно же здесь быть что-нибудь пожрать! То же свинство, что и в Питомнике! — Вдруг Куновски устало замолкает и теряет мужество. Он бросает осторожный взгляд на капитана.
— Хорошо, так мне плевать на это! Если хочешь, Вилли, так посмотри сам, может быть, что-нибудь найдется! Я останусь у санок! — Виссе с улыбкой смерил Куновски взглядом.
— Пошли, Кремер!
Поблизости пулеметный огонь. Иногда рычит противотанковая пушка. Между выстрелами ее слышны выстрелы из танковых орудий. Ветер доносит шум моторов. Овраг зарос и ответвляется. Когда Виссе оборачивается, он видит, что Куновски медленно следует за санками и людьми.
Из входа в бункер, открытая дверь которого завешена русской плащ-палаткой, проникает дым и вонь горелой резины. Виссе засовывает голову между плащ-палаткой и входом.
— Что, трудно постучать, а? Здесь дама купается!
— Я хотел спросить…
— Можно ли посмотреть? Ладно, входи!
Вонь идет от огня, в котором пылает половина автопокрышки. Освещенные огнем, сидят трое.
Это боевой пункт отряда 14-й танковой дивизии. Командир боевого отряда, длинный майор, это видно по высоко торчащим коленям, на которые он натянул одеяло. Лейтенант Виссе встречал его в Питомнике, когда тот обыскал с несколькими людьми брошенный грузовик, а потом сбежал.
— Вы, наверное, приняли меня тогда за мародера, господин капитан? А я, как видите, на самом деле нормальный батальонный адъютант. Ведь всегда смотришь, не найдешь ли кого из стареньких. С ними и жить, и умирать веселее!
Звонит телефон. Лейтенант поднимает трубку.
— Так точно, господин полковник! Нет, нет, так точно! Нет у нас никаких особых происшествий. Что я называю особыми происшествиями, господин полковник? Если господин полковник позволит доложить: появление передовых танков армии деблокирования! Слева связь с 3-й мотопехотной дивизией, справа примерно в тысяче метров к юго-западу соприкосновение с разведывательными танками противника. Так точно, господин полковник! Есть держать позицию! Есть ни шага назад! Повторяю, есть держать позицию, любой ценой!
— Любой ценой! Ну уж не стоит так хвастаться, этому господину, — ворчит майор. — Нам и предложить почти нечего! Шестьдесят человек, которых я наскреб с большим трудом, вот и все войско! Где сейчас находится продовольственный склад, я вам, к сожалению, сказать не могу! В двухстах метрах за нами находится сборный пункт для раненых. Может быть, спросите там?
Майор встречает взгляд Виссе, устремленный на пустую гильзу из-под продовольственной «бомбы». Уже не секрет, что солдаты, особенно те, кто находится на переднем крае, хотя за это и грозит смерть, тайно делят между собой продовольственные посылки, которые находят. Майор улыбается.
— Мы питаемся из запасов, который находим. У меня еще есть противотанковая пушка, примерно сто пятьдесят снарядов и прекрасный стрелок-наводчик. У нас Иванам не пройти, пока людям есть чем стрелять и что есть! — Он сердится, мрачнеет — Ведь кто-то должен же показать им зубы! Нельзя позволить Иванам просто раздавить немецкую армию, как вошь!
Бункер полон раненых. Они лежат и в балке под открытым небом, в снегу, рядами. Многие быстро умирают. Два санитара переходят от одного раненого к другому Короткий быстрый взгляд, и с каждого третьего, четвертого человека сдергивается одеяло. Все! Они накрывают ими других, которые смотрят, жалуются, кричат «дайте поесть!» и ругаются.
Один вцепляется руками в свое одеяло: «Оставь мне мое одеяло, собака! Разве не видишь, что я еще жив! Повязка насквозь промокла кровью, я даже чувствую руками кишки!» — Санитар отмахивается. «Это все равно, тебе уже не поможешь! Отвали!» Одним рывком он сдирает одеяло и кладет его на другого, у которого ампутирована правая нога и который сотрясается от лихорадки.
Примерно двадцать пять из двухсот раненых были привезены под командованием врача на аэродром.
— Пункт выдачи продовольствия уже снят! — сообщает капитану штабной врач. — Лучше всего вам сразу отправляться на аэродром, может быть, там что-то выдается прямо из машин, которые еще садятся!
