Юрий Слепухин - Ничего кроме надежды
– Да, брат, – сказал он, – все-таки мы ее доломали, эту войну, а? И дожили ведь, чтобы увидеть своими глазами, вот что самое удивительное... Ну, дай хоть взгляну на тебя – сколько времени не виделись, – ну, герой, орденов-то, орденов, батюшки...
Майор смутился – у самого генерала на кителе не было Ничего, кроме Золотой Звезды Героя и радужной полоски узких разноцветных ленточек – такие ему случалось видеть и на офицерах союзных армий, в английской и американской зонах Вены; у нас такая манера носить награды была не распространена, он даже вообще не знал, что она разрешается.
– Да я, понимаете, решил вот – привсем параде, так сказать...
– И правильно сделал, боевыми наградами гордиться надо, ты не в штабе их выслужил, а на меня не гляди, это я просто по старости не люблю бряцать регалиями, да и проще так – легче. Я, кстати, тебя и со вторым просветом еще не поздравил, – словом, прошу к столу, у меня, как видишь, тут уже полная боеготовность, сейчас за все сразу и выпьем. Прошу!
– Слушаю, товарищ генерал! – шутливо отчеканил Дежнев.
– Да, подумать только – майор, – Николаев покачал головой, разворачивая жестко накрахмаленную салфетку. – Вспоминаю первую нашу встречу на фронте – в Белоруссии, в августе сорок первого... Ты тогда таким общипанным был птенцом, как сейчас вижу... Да, под огнем люди растут быстро. В армии мирного времени, брат, тебе до майора ох как долго пришлось бы лямку тянуть... Ну, что ж!
Они выпили, закусили, еще выпили. Николаев позвонил, белокурая горничная в крахмальной наколке вкатила столик на колесиках, уставленный судками и блюдами под крышками. Почуяв вкусные запахи, Дежнев ощутил голод – перекусить в Терезиентале он не успел.
– Тебе, кстати, еще один человек шлет поздравления, – сказал Николаев, когда начали есть. – Поздравления, всяческие приветы и вообще. Догадайся, кто, думай, а я пока налью. За это тоже следует выпить.
Дежнев ждал этого, был почти уверен, и все-таки его оглушило. Он помедлил с вилкой в руке, потом, не поднимая головы, спросил негромко:
– Вы нашли Таню?
– Сама нашлась! Явилась откуда-то оттуда, с Запада. Последнее время, кажется, была чуть ли не в Нидерландах – поверить нельзя, тысяча и одна ночь...
– Я рад, Александр Семенович, – так же тихо сказал Дежнев. – Поздравляю вас, и Таню тоже поздравляю... с возвращением.
– Спасибо, брат. Ее поздравления я тебе уже передал – с миром, с женитьбой. Она тебе желает много счастья.
– Вы... сказали ей?
– Ну естественно, что же тут скрывать! Тем более что она ведь тоже – некоторым образом – замужем.
– Некоторым образом?
– Да, там история совершенно фантастическая, я тебе говорю – никакой Шехерезаде не выдумать... Вкратце изложу, только ты ешь, ешь энергичнее, а то смотри – захмелеешь, коньяк высокооктановый...
Дежнев ел, не разбирая вкуса, и слушал, не веря своим ушам. Впрочем, почему не верить? На войне действительно случается самое невероятное. Странно – он совершенно не ощущал хмеля, хотя выпил уже порядочно, а коньяк и в самом деле был силен. Эмигрант еще какой-то... А ведь про эмигранта он от кого-то слышал. Но от кого мог? В Энске... да, точно, в Энске, где же еще, а сказала о нем сестра Сергея Митрофановича...
– Ну, так а сейчас-то что с ним? – спросил он.
– Сидит пока…
– Сидит?
– Увы... тут уж я бессилен, – Николаев развел руками. – Попытался, но мне дали понять, что ничье вмешательство ни к чему не приведет. Разберемся, сказали.
– Они разберутся, – сказал Дежнев с неопределенным выражением. – Но он, конечно, тоже хорош... Нашел путь возвращаться на родину – вместе с фашистами. А Таня, что же... любит его?
Николаев хмыкнул, снова взялся за бутылку.
– Сам не пойму, – сказал он не сразу, грея в ладони пузатую коньячную рюмку. – Тут сложное, наверное, чувство... Как-никак, он ее спас. А с другой стороны... Брак-то, она говорит, все-таки фиктивный, значит, что-то помешало? Не пойму, – повторил он и, махнув рукой, выпил. – Да, жаль... что у тебя в жизни такой получился оборот. Я, честно говоря, когда получил от тебя письмо с этой новостью... Ну, что делать. Но жаль! Сейчас все было бы по-другому.
Дежнев долго молчал, потом произнес негромко:
– Я... поеду, наверное. Разрешите быть свободным, товарищ генерал-полковник?
– Не разрешаю, майор. Обиделся, что ли? Поверь, у меня и в мыслях нет тебя упрекать. Я просто... по-человечески сожалею о случившемся, в свое время привык ведь думать о тебе почти как о... родственнике. Но дело не во мне, дело в Татьяне... Не знаю, что с ней делать. Собственно, Сергей, я хотел просить тебя о помощи.
– Вы – меня? – изумленно переспросил Дежнев.
– Да. Мог бы ты с ней встретиться?
– Конечно, – ответил Дежнев не сразу. – Конечно, я приеду, надо только это как-то устроить...
– Зачем же. У тебя служба, а она человек свободный, ей проще будет приехать к тебе.
– Прямо сейчас?
– Нет, когда пройдет все эти комиссии. Сейчас она путешествовать не может – нет документов.
– Я рад буду, если Таня приедет. Наверное, нам действительно надо поговорить.
– Не о том, о чем ты думаешь. Вряд ли она захочет говорить о твоей женитьбе... Впрочем, не знаю, может, и захочет. Но тут другое еще дело...
Майор подождал продолжения, не дождался и спросил:
– А как она вообще... отнеслась к этому, когда вы ей сказали?
Николаев пожал плечами.
– Ну, как... Спокойнее, чем я боялся, но... Боюсь, все-таки, это оказалось для нее неожиданностью.
– Понятно... Так о чем, вы хотите, чтобы я с ней поговорил?
– Я не знаю – убедить как-то… образумить! Дело в том, что я для нее уже – да, да, я это чувствую! – не то чтобы не авторитет, но... мы просто не можем говорить на одном языке, у нас не получается, я лучше понимал ее, когда она была ребенком. Сейчас я в чем-то не понимаю ее, а она не понимает – или не хочет понять – меня. Я не знаю, что это – проблема «отцов и детей» в современном варианте или... или что-то глубже и... страшнее, да, страшнее! Она на все смотрит теперь какими-то не теми глазами или не то видит, что видим мы все. Она мне недавно знаешь, что сказала? – генерал-полковник понизил голос. – Если, говорит, Кирилла вышлют обратно, я убегу в американскую зону...
– Какого Кирилла? – ошеломленно переспросил Дежнев.
– Ну, этого ее... супруга!
– А куда его могут выслать и почему?
– Он ведь не советский гражданин, и тут два варианта: либо ему дают срок за сотрудничество с врагом, либо – если повезет – высылают по месту довоенного проживания.
– Елки зеленые... Куда же она раньше смотрела?
– При чем тут «раньше», – досадливо сказал Николаев. – Никуда не смотрела – случайно познакомились, случайно потом оказались вместе в Германии... Куда она смотрит сейчас, вот что меня пугает. Я поэтому и подумал – возможно, вам легче будет найти общий язык. Со мной у нее этого общего языка не находится, понимаешь! Как будто от нас хоть в какой-то степени зависит... ну, я имею в виду все эти фильтрационные комиссии и прочее. Да и потом надо же понимать – вообще без проверки действительно нельзя, ведь это сотни тысяч, миллионы людей оттуда, совершенно никому не известных, мало ли кто может среди них оказаться! Я понимаю – да, недоверие обижает, но нельзя же с закрытыми глазами доверять всем без разбора! Попробуй с ней поговорить, у меня уже не получается. Я для нее – я чувствую это – вообще уже какой-то недосягаемый для простых смертных небожитель, она мне уже недавно автоматчиков чуть ли не в вину поставила, которые охраняют виллу. Я-то тут при чем, мне, что ли, они нужны? Никто из вас, говорит, и понятия не имеет, что внизу делается... Это я-то «понятия не имею», представляешь? Ладно, давай выпьем.
– Насчет того, чтобы... к американцам уйти, это она не всерьез сказала, я думаю, – сказал Дежнев. – Так, сгоряча сболтнула.
– А ты знаешь, я не уверен. То есть, нет, конечно, всерьез у нее таких планов быть не может, но под влиянием этого своего супруга... Я, впрочем, к нему несправедлив, он-то как раз в обратную сторону стремился, дурень. Но то, что его арестовали, на Татьяну подействовало ужасным образом. Хотя чего иного они могли ждать – в данной ситуации? Поэтому я и опасаюсь, как бы она сгоряча чего не выкинула. Вплоть до побега... благо они там все эти зоны вдоль и поперек успели уже исколесить.
– Домой бы вам ее поскорее отправить.
– Я уже думал. Но, во-первых, до полного окончания фильтрации никуда ее не пустят, да и потом куда ей ехать, к кому... Здесь она все-таки при мне, а там? Там она с ее нынешним настроением такого может натворить, что...
– Я попробую с ней поговорить, Александр Семенович, – сказал Дежнев.
– Попробуй, да. Хотя не уверен, что из этого что-то получится. Ты не узнаешь ее, Сергей.
– Что, сильно изменилась?
– Не внешне, нет. Внутренне это совсем не тот уже человек... хотя тогда она еще и не была по-настоящему человеком, я думаю.
– Ну, почему же. В семнадцать лет? Я Таню воспринимал как совершенно взрослого человека.