Василий Ажаев - Далеко от Москвы
С берега к ним подошел Силин. Они не сразу его узнали — тракторист был без рыжих бакенбард, какими удивил их в домике под снегом. Силин обрадовался инженерам, будто родным.
— Как ты добрался сюда, Семен, расскажи? — спрашивал Алексей, обнимая его.
— Благополучно. Трактор в целости, хоть сейчас запускай.
Силин ничего больше не прибавил, но Алексей представил себе, что пришлось перенести этому плотно сбитому, скромному человеку, прежде чем он доставил до места свою громадную машину.
— Где ты пропадал? Мы тебя искали.
— На участке был такой мрак, что я не вытерпел и дал ходу поближе к свету, — пошутил Силин.
— Куда же это?
— После партийного собрания, когда мы Мерзлякову сделали последнее предупреждение, он на меня и на Умару особенно взъелся. Меня-то просто уволил. И Сморчкова чуть не постигла такая же участь за строптивость. Умара заявление переправил в крайком, и мы ждали результатов. Потом посоветовались и решили, что надо как-то ускорить дело. Терпеть уж больше невозможно. Ну, добрался я до пограничников... Начальник заставы связался с Рубежанском — ему ответили, что Батманов и вы все выехали сюда. Тогда я вернулся... — Он оборвал свой рассказ и обратился к Беридзе: — У меня к вам три вопроса.
— Хоть четыре, Семен Ильич.
— Мерзляков меня уволил, да я все равно себя работником участка считаю. Однако оформиться все же надо. Бухгалтер Кондрин говорит: приказ должен быть.
— Это дело пустое. Иди к Рогову, он даст приказ.
— Пожалуй, следует Батманову рассказать, как Мерзляков его уволил, — сказал Ковшов.
— Второй вопрос, — продолжал Силин. — Я гляжу: все люди на дороге и крушат торосы ломами да кирками. Мне, значит, тоже за лом браться?
— Не хочется, что ли?
— Почему не хочется? У меня есть встречное предложение: не ломом дорогу пробивать, а бульдозером. Помните, как под Новинском делали? Я быстро все оборудую, только разрешите.
Беридзе посмотрел на Алексея загоревшимися глазами, но тот сердито сказал:
— Нельзя, Силин. Лед тонкий, ухнешь в пучину — и будь здоров!
— Разрешите. Ручаюсь, будет порядок, — настаивал тракторист.
— Нельзя!
— Алексей Николаевич прав: нельзя, — мягко сказал Беридзе, кладя руку на плечо Силину. — Автомашины и то рискованно пускать на лед. Придется тебе, друг, за лом все-таки браться. Ничего, Батманов обещает и без механизации дать к вечеру дорогу. Иди, помогай ему.
— Последний вопрос, товарищ Беридзе. В отношении Кондрина, бухгалтера. Подозрение имею: вредный он человек.
— Вот так, вдруг! — удивился Беридзе. — С чего ты взял?
— Товарищ главный инженер, надо присмотреться к нему! Он не лучше Мерзлякова.
— Что тебя так насторожило? — спросил Алексей.
— Даже трудно сказать, — пожал плечами Силин. — Конечно, он при мне никого не убивал и ничего не крал. Но когда говоришь с ним, возмущение какое-то в душе поднимается. Неприятный он.
— И только-то! — засмеялся Беридзе. — Нельзя так легко судить людей. Бывают люди и неприятные, да правильные... Наверное, он тебе резкое слово сказал, ты и обиделся...
— Не нравится мне этот человек, — покачал головой Силин.
— Ну ладно, мы заметим себе это, — сказал главный инженер.
— О Кондрине ты Батманову тоже расскажи, — посоветовал Алексей. — Иди к нему. Кстати, передашь вот эту записку.
Тракторист нашел Батманова в двух километрах от берега, среди толпы людей.
— Мы не должны облегчать себе работу, — говорил Батманов — Дорога нужна хорошая, не какая-нибудь. По ширине требуется не меньше шести метров, а мы ее опять сузили, двум машинам тут никак не разъехаться. И надо делать ее гладкой, как паркет, она же у нас в буграх. Ты, Умара, не выжимай темпы за счет качества. Ясно?
— Ясно, как божья день! — откликнулся Умара.
Он не хотел терять ни минуты, а люди все еще стояли вокруг Батманова. Умара не мог спокойно на это смотреть. Он порывисто ухватился за лом, на ходу скинув с себя ватную куртку. Шапка его сбилась на затылок, жесткие, как проволока, черные вихры торчали из-под нее.
— Нажимай, товарищи! Карпов там не зевает, не давай обгонять! — кричал сварщик, заново расставляя людей. — Сюда ставай, зачищай дорога. Не ковыряй лед, осторожно... Эх, катка нужна какой-нибудь!
Он побежал к Батманову, чтобы посоветоваться насчет катка, и увидел начальника строительства, беседующего с Силиным.
— Не мешай, потом поговоришь, — сказал Умара трактористу. — Василий Максимович, надо катка какой-нибудь придумывать...
— Подожди, Умара. Я с товарищем побеседую и вернусь к тебе, — ответил Батманов.
Умара ревниво глянул на Силина и кинулся назад. Батманов внимательно слушал тракториста. Силин стоял перед ним с тяжелым ломом в руках, как с винтовкой.
— Бульдозер отставить, — сказал Василий Максимович. — Раз инженеры говорят: нельзя — значит нечего и толковать. Вот они и в записке сообщают, что лед тонок. Предупреждение твое о Кондрине учту, хотя очень неопределенно ты о нем говоришь. Значит, уволил тебя Мерзляков? — усмехнулся вдруг Батманов, пристально вглядываясь в открытое лицо тракториста.
— Да, не по вкусу пришелся. Выходит, не вышло у него. Его нет, а я остался.
— И не могло выйти у него. Рогову я скажу — он распорядится о тебе. После работы загляни ко мне, побеседуем на свободе... А сейчас иди к Филимонову, помозгуйте вместе, какой каток побыстрее дать на дорогу. Видишь, что получается без катка...
Батманов шел к берегу, обдумывая, что сказал Силин о Кондрине. Нужно приглядеться к старшему бухгалтеру, проверить его работу. Надо поближе познакомиться с людьми. Писарев не зря предупреждал о бдительности. Как показала жизнь, в глухих местах этого пограничного края нередко хоронились и пакостили разные темные люди.
Мысли его прервал Умара Магомет. Расстроенный сварщик догонял начальника строительства.
— Куда уходишь, товарищ Батманов? Сам говорил: дорога — главный объект. Зачем же бросаешь? Давай кончать вместе!
— Пока ты один командуй, — невольно улыбнулся Василий Максимович. — Давай покурим, не сердись.
Они закурили, заслоняясь от ветра. Обожженные морозом руки Батманова — он упорно тренировал их по методу Тани Васильченко — не держали папиросу, и он с неодобрением их разглядывал.
— Умара, что ты скажешь про Кондрина, бухгалтера?
— Нехороший человек он! — Умара поморщился.
— Чем нехороший?
— В глаза тебе не глядит. Смеется нехорошо. Зачем такого прислали?
— Смеется нехорошо — это еще не основание, чтобы плохое сказать о человеке. Надо разобраться.
— Что разобраться? Гнать нада! Он и Мерзляков — два сапог пара. Ты Мерзляков прогнал, гони Кондрин тоже. Зачем держишь?
— Нельзя горячку пороть, Умара. Мерзляков-то весь как на ладони, а про Кондрина ничего не известно. Прогнать человека за одни некрасивые глаза нельзя. Вот проверим его работу, тогда и решим. А ты, между прочим, беги к людям. И надень куртку, застегнись, простудишься...
— Меня мороз не берет, — возразил Умара. — Ты сам лучше застегнись, сам перчатка надень. Рука отморозишь!..
Батманов поднялся по обледенелым голым камням на берег. Здесь к нему подошел незнакомый человек в старом черном полушубке.
— Можно обратиться, товарищ Батманов? — спросил он. — Я Санин из бухты Уми. К нам прибыл ваш человек и велел явиться.
— Как дела на вашей базе, все благополучно?
— Сейчас более или менее благополучно...
— Расскажите, как вы встретились с Панковым? Ведь это вы тот человек, который ему попался по дороге на пролив?
— Точно, я. На базе было плохо, продуктов не оставалось. Помощи от участка никак не могли добиться. Я решил пробраться к ближнему участку на Адуне. Когда вышел к Адуну, тут и повстречался с Панковым. Он дал мне лошадь, продовольствие и велел возвращаться на базу. Обещал принять меры и приехать к нам вместе с Мерзляковым, сразу же, как только доберется до пролива. Дня через четыре послал я на участок человека к товарищу Панкову и узнал...
— Что же с ним случилось, как вы считаете? — спросил Батманов нетерпеливо.
— Неизвестно. Он пошел совсем один... Наверное, заблудился. До нас больше двадцати километров.
— Вы лично искали его?
— Да. Я поднял на ноги всех своих людей... Только раз с ним повидался и сразу увидел — хороший и справедливый человек...
Батманов с окаменевшим лицом смотрел куда-то поверх головы собеседника. Санин, не нарушая его мыслей, выжидал.
— Это был очень хороший, сильный и надежный человек, — со вздохом сказал, наконец, Василий Максимович. — Не знаю, что и думать. Неужели он, опытный таежник и партизан, заблудился в тайге? Будем продолжать поиски, и вы, товарищ Санин, поможете мне в этом...
Рогов препирался с Таней Васильченко, сидя под большим навесом, куда со всего берега собирали мотки провода, изоляторы, аппаратуру связи. Примостившись на ящике, Кондрин что-то записывал в книгу.
