Мицос Александропулос - Ночи и рассветы
— Поделом Милу, — рассуждал Лиас, — умную птицу ловят за нос.
— Ох, уж эти пословицы! — скептически заметил врач. — Мне по душе те из них, которые суммируют горький опыт веков… Так вот, я тоже скажу вам одну пословицу на злобу дня. Главным образом для тебя, любезный мой Лиас! — Старик понизил голос и произнес как загадку: — У вора украли весло, а он тем временем — лодку. Что скажешь?
— А при чем тут…
— В те времена, когда я был молод, — словно старик сказочник, заговорил врач, — я очень увлекался английскими романами про Африку и другие имперские колонии. И мне запала в память одна история. Англичанин-геолог в белом шлеме, защищающем белый цвет его кожи, рыщет по девственным лесам в поисках — чего? — разумеется, золота. При нем охрана и проводники-туземцы. На берегах крокодильих рек и огромных теплых озер он находит то, что искал, и его люди собирают для него несметное богатство. Англичанин, конечно, доволен, но довольны и туземцы. Знаешь, что они делают?
Врач остановил на Лиасе вопросительный взгляд, Лиас в свою очередь смотрел на него с терпеливой улыбкой: что ж, дескать, выслушаем и это…
— Так что же они делают? — продолжал врач с усмешкой. — Когда англичанин спит и закрывает лицо от москитов своим белым шлемом, они развязывают его рюкзак. Вот там настоящее богатство! Какие разноцветные безделушки, белые блестящие крестики, ножики, цепочки, зеркальца — с одной стороны полуголые белые красавицы, а с другой стороны их собственные черные физиономии. Туземцы помаленьку крадут эти ценные вещицы и рады-радешеньки. Доволен англичанин, довольны и они. Правда, белый человек приучен к честности и порой сердится, когда замечает пропажу… Врач встал.
— Вот и все, милый мой Лиас! Я знаю еще несколько таких историй! — И он, маленький и проворный, направился к двери.
— Странный старик! — засмеялся Лиас. — Каждый день пичкает нас своими историями…
* * *— Поедешь завтра, — сказал Космасу Ставрос. — Генерал объезжает части и вернется утром. Так что к обеду будь готов. Ты здесь не новичок, о ночлеге позаботься сам, а утром ко мне.
Ставрос долго расспрашивал Космаса об Афинах и слушал, как слушает человек о свалившейся на него тяжелой беде.
— Тебе, наверно, в диковинку наши порядки, — сказал он потом Космасу. — Видал, какая идиллия у нас с этим Милом?
— Да, живете душа в душу… А между тем окажись Мил сейчас в Афинах, он не задумываясь стрелял бы в нас из-за танков.
— Душа в душу… — Ставрос горько улыбнулся. — Я тоже не сомневаюсь, что в Афинах Мил не преминул бы пустить в нас пулю. Но что прикажешь делать? Притворяемся, что ничего не понимаем…
Он посмотрел в темное окно и заговорил тем тяжелым голосом, который так хорошо знал Космас:
— Конфликт не должен разрастаться. Это все равно не даст ничего, кроме новых жертв. Рано или поздно придется пойти на соглашение — и не с кем иным, как с теми же англичанами.
Космас был уже в дверях, когда Ставрос спросил его:
— А Мила ты не видел?
— Нет.
— У него сегодня какой-то праздник, кажется, день рождения… Он пригласил наших офицеров. Почему бы и тебе не навестить старого друга?
— Я? Ни за что!
— Так я и знал! — засмеялся Ставрос. — А еще был дипломатом. Единицу тебе надо поставить по дипломатии…
Спускаясь по лестнице, Космас все еще слышал его невеселый смех.
Избежать приглашения, однако, не удалось. Когда Космас вместе с Лиасом вышел на площадь, навстречу им, радостный и оживленный, спешил Мил. Он сказал, что безмерно счастлив встрече с Космасом, как был бы счастлив встрече с однополчанином и соотечественником.
— Мне сказали, что ты приехал! Какое замечательное совпадение! Как будто специально ко мне в гости!
Если бы Ставрос поглядел на них из окошка, то, несомненно, повысил бы Космасу отметку. Припоминая былые дипломатические навыки, Космас сказал Милу, что очень рад встрече со старинным другом, что не забудет хлеб-соль, которую они делили на Астрасе, и что Мил, должно быть, тоже сожалеет об афинских событиях.
— Да, это очень печально, — согласился Мил. — Но об этом мы поговорим вечером или как-нибудь в другой раз. Я не сомневаюсь, что эти прискорбные разногласия скоро прекратятся. Сегодня вечером мы соберемся в дружеском кругу, и лучше не говорить на эту тему… Так ты придешь?
— Не смогу, Мил, я очень устал.
— Дружеская компания тебя только развлечет.
— Что он говорит? — поинтересовался Лиас. Космас перевел.
— Иди! Конечно, иди! — И Лиас повернулся к Милу: — Ies! Ies!
Мил удовлетворенно закивал головой.
— И вы тоже приходите!
— Скажи ему, что не могу. У меня насморк… Милу нетрудно было в это поверить; бросив беглый взгляд на влажный и, как всегда, пылающий нос Лиаса.
— Этот нос, — сказал потом Лиас, вынимая из кармана платок, — причинил мне в жизни немало огорчений, но, случалось, и выручал.
XII
Приглашенные пришли все вместе, когда уже стемнело. Темнело быстро, фонарей на улице не зажигали, и в распоряжении Мила были пятнадцать часов черной зимней ночи.
Мил встретил их в дверях, радушный и сердечный, но, к удивлению Космаса, выглядел он совсем не празднично и даже не переоделся. «А я-то, — думал Космас, — нацепил ради него галстук и взял у Лиаса единственную новую рубашку…» Комната, куда их привели, тоже имела самый будничный вид — ни праздничного стола, ни общества, ни одного букета цветов. Это была большая квадратная комната. Посередине круглый стол, диваны с мягкими подушками, буфет с вазами и чашками, блюдо с восковыми фруктами, на стенах семейные портреты, — примерно так выглядят гостиные всех двухэтажных богатых провинциальных домов. Недоумение Космаса разделяли и остальные гости.
— Не рано ли мы пришли? — взглянул на часы Вардис.
— Нет, не рано, ровно в назначенные полвосьмого.
— Стало быть, мы точны, как англичане, — заметил председатель районного совета ЭАМ, известный адвокат, бывший депутат парламента от партии либералов.
— Зато англичане…
Начальник милиции собирался сказать, что англичане нарушают свои же правила, но умолк на середине фразы. Он подозревал, что Мил прекрасно знает греческий.
— И гостей других тоже почему-то нет… Сплошные головоломки…
— Чей день рождения мы будем справлять? — поинтересовался мэр.
— Какой-нибудь высокой персоны, — отозвался Вардис. — Хотя черт его знает! Может, хозяин нарочно замутил воду, боялся, что ради него мы не придем! Тоже, конечно, странно!
Обмениваясь с Милом незначительными фразами, Космас старался подать товарищам знак. Мил, разумеется, не знал греческого, но вдруг за дверью кто-нибудь подслушивает? Эта внезапная мысль привела Космаса в смятение.
— Что говорят товарищи? — спросил Мил.
Последнее слово он произнес очень забавно, на ломаном греческом языке.
Все рассмеялись.
— Беспокоятся, не рано ли мы пришли.
— Нет, что вы! — Мил вынул из буфета коробки с сигаретами, спички, пепельницы.
— И еще товарищи удивляются, что не видят остальных гостей.
— А других гостей и не будет! Вчера уже был один тур праздника, сегодня второй — только с вами…
Космас перевел.
— Значит, сегодня у нас эамовский праздник, — пошутил Вардис.
— Совершенно верно, — заявил Мил, — эамовский. Смех развеял напряжение, и Космасу показалось невероятным, что за дверью могут подслушивать. Зачем?
Мил попросил прощения и вышел.
— Будем считать, что одна головоломка решена, — смеялся Вардис. — Но осталась вторая: кого мы сегодня чествуем? Кстати, есть еще одна — где остальные англичане?
— Да будет тебе со своими головоломками. — Добродушному толстяку председателю надоели подозрения. — Какое нам дело до того, кто придет? Мы выполняем долг вежливости. Нас пригласили — мы приняли приглашение. Об остальном позаботится Мил…
И Мил позаботился. Он открыл дверь и пропустил вперед двух итальянцев, которых Космас. знал еще с Астраса. Толстые и румяные, как и подобает поварам, они тащили подносы, переполненные бутылками и закуской.
— Бона сьера, камарадо! — поздоровался Космас.
— О! — обрадовались итальянцы. — Камарадо Космас!
Стол мгновенно заставили блюдами — салаты, сыры, жареные цыплята, мелкая стружка жареного картофеля. Итальянцы ушли и вернулись снова, они поставили подносы на мраморную стойку буфета — на столе ничего больше не помещалось. Потом проворно расставили тарелки и разложили приборы; тот, кто закончил первым, стоял и дружески улыбался Космасу.
— Коме стато?{[87]} — спросил его Космас.
— Бене, бене…{[88]}
К сожалению, на этом знания Космаса исчерпывались.
