Валентин Бадрак - Офицерский гамбит
«А в самом ли деле может так случиться, чтобы ударить?! Про Грузию тоже думали, что не посмеет, а ведь свершилось. И никто ничего не вякнул. Нет, сначала придется до конца разобраться с Кавказом. Допустим, с открытой раной, какой остается Грузия, никто в Крым не сунется. Да и не нужно сейчас, если Киев и так отвратили от НАТО. Теперь будут обращать его в российскую, или, как говорят теперь, в русскую веру. Это вполне возможно. Надо подписать новый договор по флоту, на необозримый срок. Надо поторговаться с энергоносителями, договориться с США, Европа уже сдалась… Ну, а на крайний случай все ведь уже подготовлено и может вспыхнуть в любой момент, только высеки искру. И все! А ведь все, что подготовлено, сделано в том числе и моими руками. Боже, что же я делаю?! Против кого и за кого борюсь?! Игорь поступил по-мужски, по-честному. Оставил военную карьеру, чтобы не запятнать себя. А брызги могут полететь далеко… В любом случае, опора будет на пророссийкие политические силы. То есть на тех, кого я тут отыскивал и кого настраивал на активность против «оранжевой» власти. Черт, где же произошел этот чудовищный информационный сбой их с Игорем программы?! Ведь они так старательно удерживали цели в оптическом прицеле своего сознания, представляли себя победителями и предводителями, видели себя со стороны с лавровыми венками на головах, и что же?! Где-то случился непредвиденный останов, кем-то подставленный металлический щит заставил их личности двигаться рикошетом по совсем иной траектории. Аля говорит, что это происходит, когда нарушается внутренняя гармония, когда согласия с самим собой внутри по каким-то причинам становится все меньше и оно наконец исчезает… А разве у него самого не так сейчас происходит?! Разве не перестал он видеть великое дело в тех распоряжениях и приказах, которые получает из Центра?! И разве не вызывает у него отвращение уничтожение государственности той земли, которая произвела его на свет?! Давно перестал и даже сам себе признался в этом! Черт бы с нею, да не получается так думать, когда вспоминаешь, что это та самая земля, которая тебя родила, на которой трудились отцы и деды. Но почему личное так ужасно и неотвратимо переплелось с государственным, и вызов одной Родины, брошенный другой, стал вызовом лично им, их карьерам, их жизни, их судьбам?! Пора разобраться в себе! Пора предпринимать что-то… Уйти на раннюю пенсию? Бросить все к чертовой матери, открыть какой-нибудь маленький частный бизнес? Но разве удастся тихо уйти?! Разве вообще можно уйти из ГРУ?! Чтобы не так, как другой украинец, именующий себя Виктором Суворовым? Не в качестве предателя, кажется, невозможно… Но я же сам себе не прощу, если страна эта начнет тонуть в крови…»
От этих размышлений у Алексея Сергеевича сжалось сердце, ему стало страшно, в голове помутнело, возникла внезапная рябь в глазах, там образовался неподвластный ему информационный вихрь. Он нажал на кнопку стеклоподъемника и приоткрыл водительское стекло; мгновенно в охлажденный кондиционером салон с шумом ворвался горячий летний поток воздуха, невыносимо засвистело в ушах. Но вместе с потоком ворвался запах спелого сада, пряный аромат расположенного где-то невдалеке украинского села, в котором смешалось множество иных запахов. Он почуял запах уныло мычащих коров, скошенной травы, яблок, молока, навоза и еще чего-то, до боли родного, близкого и приятного… Алексей Сергеевич тяжело вздохнул. Он примет решение! Внесет четкость и ясность, определится с тем, что будет делать по поручению Кремля, а чему не позволит дать ходу…
Он невольно принялся сравнивать себя со старым другом. Еще года не прошло, как Игорь Николаевич, подобно почитаемому им маршалу, ступил на территорию Грузии усмирять непокорный Кремлю народ, принуждать его к миру, как придумали циничные специалисты в области промывания народных мозгов. И что же? Этот год полностью изменил его жизнь, но при этом не изменил, не сломал его самого. Он работает теперь на оборонном заводе, поставляющем прицелы к танкам и бронетранспортерам. И что любопытно, на заводе, конкурирующем с российскими предприятиями… Но теперь ему, скорее всего, наплевать, кто за кого, теперь, когда для выживания необходимо совершить внутреннюю перезагрузку, как у зависшего компьютера, или заменить всю программу. Он сумел сконцентрироваться на настоящем, воспринимать мир сегодня, без учета веса прошлого и игнорируя груз будущего. И что поразительно, поистине феноменально – он, вчерашний боевой командир, только что вернувшийся с войны, сумел найти способ изменения сознания! Какая же в нем неистребимая жизнестойкость, совершенная неистощимость энергии! Его завтра брось в Африку, и он сумеет на плантации работать. А послезавтра – на Северный полюс, и там он будет, смеясь, топить вечные льды…
Алексей Сергеевич даже позавидовал такой жизненной силе. А он, когда сам поставит жирную точку на том, что сейчас делает и к чему перестал испытывать благоговение, сможет ли он сам отыскать себя? Это был очень серьезный вопрос, честно ответить на который было сложно даже самому себе… В чем проблема? Он слишком привык к тому, что государство заботится за него обо всем на свете, ожидая от него исключительно результатов работы? Нет, достаток – не та проблема, которая его беспокоит! Его главным раздражителем – и это он уже хорошо знает – является всего лишь один фактор, и имя ему – «самооценка». Вот что – порог самооценки – является ключевым отличием его от Игоря Николаевича. И сам он тоже выживет в Африке и на Северном полюсе, если только этому выживанию будет дано соответствующее логике восхождения объяснение… Черт бы побрал эту гниль, появившуюся с некоторых пор в его работе и не дающую ему покоя! Черт бы побрал эту российско-украинскую закулисную войну, в которой совершенно нет логики и которая, как червь, как гигантский солитер высасывает из него все психические силы, лишая равновесия!
Совсем о другом размышлял Игорь Николаевич.
«Эх, Петя, Петя. Птица перелетная… Так и остался конфетным, слащавым, скользким… Утонул в микромире своих ничего не значащих мелочей. А скорее, и не выныривал из него. И что же, Украина сильна или слаба такими горобцами? Вот в чем главный, пожалуй, вопрос. На него пока нет ответа. Если завтра война, он, конечно, не воин. Да и никогда не был воином. Да-да, у него ведь никогда, даже после училища, не было звериного блеска в глазах. Очень большая редкость для выпускников РКПУ. И получилось это потому, что заканчивал он как-то не по-настоящему – там косил, там перебивался. А однажды его чуть не отчислили – какая-то очень туманная история с прапорщиком, начальником вещевого склада… Но какая, собственно, разница? Жизнь ведь – не только война. И на его примере она даже показывает, что есть очень уютные ниши, далекие от гула орудий, сирен, вспышек разорвавшихся гранат. Момент истины может однажды случиться, а может и нет. Так будет род развиваться столетиями, избегая прямых столкновений, лавируя и хитря. И это, вероятно, будет лучше единственной лобовой атаки, к которой их готовили в Рязани… Кто знает? Мир ведь силен и совсем иными ценностями, укрепляется личным благополучием и довольством каждого обладателя благ. Ну и всякой собственности, конечно. В мирное время именно они решают, как жить и куда развиваться – вот такие оперившиеся птицы… Но если так, отчего тогда такие пасмурные ощущения от посещения этого идеально выстроенного, сногсшибательного совершенства? Потому, что если запахнет жареным, такие птицы узнают об этом первыми и улетают не раздумывая? Или я ошибаюсь? Ах, лучше бы я ошибался! Россия другая, совершенно другая… Вот вроде бы сильна бесчисленным множеством отчаянных парней, которые при первом звуке трубы, как зомбированные, полезут на амбразуры. Но вот самим-то им, этим парням, хорошо ли? Хорошо ли ему, полковнику российской армии, пардон, бывшему полковнику, который добровольно, как старый, уставший трамвай, сошел с рельсов и теперь стоит без дела в ожидании, когда проржавеет насквозь? А ведь он шел с приличной скоростью и видел лишь путь, который освещали его ярко светящиеся фары… Мама моя родная, с какой же я скоростью всегда жил! И как часто обманывался!» Глядя унылым взглядом, как размеренно, монотонно ведет машину Артеменко, он вдруг вспомнил один малозначимый эпизод из своей жизни. В штаб полка пришло распоряжение для него – срочно прибыть в штаб дивизии. Распоряжение пришло поздно вечером, практически ночью, а узнал он о нем в семь утра. До штаба дивизии было почти полтысячи километров, и, переживая, что вызов касается чего-то крайне серьезного, Дидусь, тогда еще подполковник и начальник штаба полка, не решился звонить и что-либо уточнять. Была поздняя, сухая, как пивная вобла, осень, и Игорь Николаевич, долго не раздумывая, прыгнул в свой старенький темно-вишневый «рено», вогнал топливную шпору в своего верного коня на все авантюрно-рискованные сто пятьдесят километров в час и помчался, весь дрожа от смешанного ощущения напряжения и тайного вожделения адреналина. Все бы ничего, да где-то в середине пути ему стал откровенно мешать «мерседес» – и сам не идет быстрее, и обогнать явно не дает. Матовый, щегольской, броневой блеск впереди идущего автомобиля наводил на мысли о том, что им управляет молодцеватый юный мажор. Явно играя ситуацией, этот некий темный субъект полагал, что обгонять его не положено в силу особой автомобильной иерархии, непременно распространяющейся и на его хозяина. Зря он так думал, потому что боевой офицер плевать хотел на правила городской жизни и тех, кто их устанавливает. Естественно, когда, исполняя рискованный трюк, Игорь Николаевич неожиданно выжал из своей, вдвое слабее, машины все, что могло позволить ее натужно гудящее сердце, и оказался впереди, водитель «мерса» был взбешен от ярости. Дидусь даже представил себе позеленевшую от злости, искаженную физиономию, это доставило ему немалое удовольствие. Но, как и ожидал подполковник, уязвленный водитель не успокоился, начав глупую, небезопасную и огульно-бессмысленную игру на дороге. Гонка продолжалась несколько десятков километров, но когда заведенный своей мстительностью владелец дорогого авто все-таки обогнал обидчика, то вздумал его наказать. Несколько раз резко нажимая на тормоз, он буквально приказывал Игорю Николаевичу остановиться. Один раз Дидусь сумел объехать чудо немецкого автопрома по свободной встречной полосе, но, настигнутый вновь, в следующий раз был вынужден резко затормозить, чтобы не врезаться в предательски подставленный, баснословно дорогой зад дорожного сорвиголовы. С этим надо было кончать. Оба водителя выбрались из машин одновременно: офицер с каменным лицом, в камуфляже и торчащей из-под него тельняшке; и прыщавый хлыщ в коже, с порочным лицом и глазами навыкате. «Ты что, сука убогая, творишь?! У тебя, что, много лишних денег?!» – начал орать шельмоватый парень, эмоционально взмахивая руками и подстрекая жестами. Из тех, что привыкли в жизни всегда быть сверху, машинально отметил про себя начальник штаба. От холодного воздуха из разгоряченного рта крикуна шел пар. Он прощупывал вероятного противника, не отходя далеко от своей машины, через глубоко тонированные стекла которой сложно было сделать вывод о числе пассажиров в ней. Игорь Николаевич не проронил ни слова, но молча вытащил свой табельный ПМ, спокойным движением извлек из кармана полный магазин, с деланой неспешностью вогнал его в пластиковую рукоять пистолета, тотчас ощутив его успокоительную, миротворческую тяжесть. Затем эффектным рывком вогнал патрон в патронник и во внезапной тишине услышал оглушительно грозный щелчок. Все еще не проронив ни слова, Игорь Николаевич навел оружие на водителя «мерседеса»; тот оцепенел в непристойной позе, невольно сфокусировав взгляд на одной точке – вороненом глазке, смотревшем на него в упор безо всякой жалости. «Если ты, гнида, будешь мне мешать, я тебя пристрелю, – не повышая голоса, сказал ему Игорь Николаевич, – хорошо понял?!» Сбросивший с себя тонну лоска и превратившийся в вызванного к директору школьника, молодой человек утвердительно замотал головой. Игорь Николаевич, не утруждая себя дальнейшими разъяснениями, сел за руль и был таков. Больше в тот день он не видел черный «мерседес», и на душе у него было так легко и радостно, как у отменно напарившегося в бане. И только одно обстоятельство омрачило его приезд: выяснилось, что никакого серьезного дела в штабе дивизии нет, вызов оказался банальной ошибкой делопроизводителя, и потому, покружив по городу да выпив бутылку минеральной воды, начальник штаба полка пустился в обратный путь…
