Стивен Амброз - День «Д». 6 июня 1944 г.: Величайшее сражение Второй мировой войны
Он пошел первым, а я за ним. Когда я поднялся на гребень, Суини сказал:
— А теперь, Сандби, научись бегать как заяц, зигзагами».
У Уильяма «Эл-Рода» Петти, считавшегося одним из самых крутых и вспыльчивых десантников, тоже возникли трудности с мокрой и грязной веревкой. Он соскользнул к подножию, и медик капитан Уолтер Блок сказал ему:
— Эй, солдат, ты почему бросил веревку и не ползешь наверх?
Петти грозно посмотрел на Блока и крикнул:
— Я уже целых пять минут пытаюсь уцепиться за этот чертов канат. Если ты думаешь, что у тебя это получится лучше, то давай, попробуй!
Блок отвернулся, еле сдерживая раздражение.
Немцы обрезали веревки и кидали сверху гранаты. На какое-то время их отгоняли от края автоматчики, стрелявшие снизу, и огонь с эсминца «Саттерли». Немцы не ожидали нападения с моря, и их оборонительные позиции находились в основном за побережьем. Кроме того, рейнджеры привязывали к крючьям куски огнепроводного шнура и поджигали их, прежде чем забросить. Немцы принимали летевшие якоря с горящими бикфордовыми шнурами за снаряды, которые вот-вот взорвутся.
Чтобы подняться на скалу, рейнджерам потребовалось пять минут. Через 15 на вершине были все десантники. Одним из первых на гребень взобрался сельский священник из Теннесси, рядовой Ралф Дейвис. Когда он вскарабкался на вершину, ему сразу захотелось присесть. Солдат спустил штаны и оправился. «Война может подождать, пока наш «святой отец сходит по большой нужде», — шутили потом его приятели.
Прилив поглотил почти весь пляж. И хотя на плоскогорье было менее 200 рейнджеров, полковник Раддер приказал лейтенанту Эйкнеру передать на суда в море кодовый сигнал «тилт» («склон»). Это означало, что резерв рот «А» и «Б» 2-го батальона и 5-й батальон должны высаживаться на «Омахе», а не у Пуант-дю-О. Им предстояло пройти через Вьервиль и атаковать Пуант-дю-0 с восточного направления, со стороны материка.
На пляже оставались раненые. Сержант Саут едва ступил на берег, как услышал крики:
— Санитара! Санитара!
Он сбросил со спины ранец, достал аптечку и кинулся к солдату, который звал медика: «Пуля попала ему в грудь. Я перевязал его и дотащил до укрытия под скалой. Это все, что я мог для него сделать, потому что мне пришлось перебегать от одного раненого ко второму, к третьему…» Капитан Блок прямо на гатаке развернул полевой лазарет.
«Когда я поднялся на вершину, — вспоминает лейтенант Керчнер, — передо мной открылась совсем не та картина, что мне показывали в Англии». Рейнджеры изучали местность по аэрофотоснимкам, картам, рисункам, макетам, но то, что предстало перед глазами, напоминало безжизненный лунный пейзаж: «Все вокруг было изрыто воронками от бомб и снарядов».
И через 50 лет Пуант-дю-0 поражает воображение. Трудно сказать, что больше впечатляет: количество железобетона, вложенного немцами в казематы, или размер разрушений и воронок, наделанных во время артобстрела и воздушных бомбардировок. Огромные, величиной с дом, глыбы бетона раскиданы по территории больше квадратного километра. Словно их оставили боги, игравшие в гигантские кости. Тоннели и траншеи давно заброшены, но они все же могут дать представление о масштабах строительства фортификаций. Под землей еще сохранились железнодорожные ветки, по которым на вагонетках перевозились боеприпасы. Бросается в глаза и внушительная стальная конструкция поворотного круга.
Удивительно, но почти нетронутым со времен войны остался бетонный наблюдательный пункт на краю скалы. Он играл ключевую роль, так как из него хорошо просматривались оба участка побережья — и «Омаха», и «Юта». Немецкие артиллерийские наводчики поддерживали связь с казематами по радио и подземной телефонной сети.
Воронки диаметром до 10 м, а глубиной — до 2. Их сотни. Они служили десантникам спасительным укрытием. Поднявшись на вершину, рейнджеры за несколько секунд могли добежать до ближайшего кратера и из него открыть огонь по противнику.
Но больше всего туристов, которые приезжают сюда со всего света, впечатляют отвесный утес и сама мысль взобраться на него по веревкам. Военные специалисты отмечают прежде всего то, насколько быстро рейнджеры преодолели первые минуты растерянности, поднялись наверх и завязали бои с немцами. Каждый взвод ясно понимал свою задачу — выбить противника из того или иного укрепления. Десантники делали это, хотя такого приказа им не давали.
Немцы от случая к случаю стреляли из траншей, вели постоянный огонь из пулеметного гнезда на восточной стороне укрепленного района и из 20-мм зенитки — на западной. Но это не остановило рейнджеров.
Когда десантники оказались в казематах, они, к своему изумлению, вместо «орудий» нашли там лишь телефонные столбы. Колеи, ведущие в глубь материка, указывали на то, что 155-мм пушки немцы вывезли недавно, чтобы уберечь их от бомб. Рейнджеров это не разочаровало. Разбившись на небольшие группы, они стали прорываться к следующей своей цели — шоссе между Гранканом и Вьервилем. Там они установили блокпосты, чтобы преградить переброску немецких подкреплений к «Омахе».
Лейтенант Керчнер вырвался вперед и отбился от своей роты. «Я свалился в траншею, — вспоминает он, — самую глубокую из всех, что мне приходилось видеть. Это была узкая зигзагообразная коммуникационная траншея сантиметров 60 шириной и метра два с половиной глубиной. Через каждые 25 ярдов она поворачивала в другом направлении. Мне никогда не было так одиноко. Я не знал, что меня ожидает за следующим углом, столкнусь с немцами или нет». Охваченный тревогой, Керчнер хотел поскорее попасть на шоссе, где он мог встретить своих солдат: «Всегда чувствуешь себя гораздо спокойнее, когда рядом свои люди».
Лейтенант прошел по траншее метров 150, пока она не закончилась у разрушенного дома на окраине укрепленного района. Ему стало ясно, что Пуант-дю-О «сам по себе форт, окруженный минными полями, заграждениями из колючей проволоки и пулеметными гнездами»: «Как раз здесь мы и начали сталкиваться с сопротивлением по периметру фортификаций».
С боями рейнджеры вышли на дорогу от Гранкана до Вьервиля. Они понесли серьезные потери. В роте «Д» Керчнера осталось только 20 боеспособных десантников из 70. Батальон лишился двух ротных командиров. Роты «Д» и «Е» возглавили лейтенанты. Капитан Отто Масни командовал ротой «Эф». Керчнер посовещался с офицерами, и они решили, что нет никакого смысла возвращаться в укрепленный район, а лучше организовать оборону шоссе и ждать, когда придут с «Омахи» подкрепления.
Около 7.30 лейтенант Эйкнер, стоя у подножия скалы, отправил по радио сообщение: «Слава Богу!» Оно означало, что рейнджеры вышли на плоскогорье.
В 7.45 полковник Раддер перевел свой командный пункт на вершину, разместив его в воронке на краю скалы. Капитан Блок также взобрался по веревке на гребень и оборудовал в бетонном подземелье лазарет. В нем было темно и холодно. В одном помещении медик при свете фонаря делал операции, в другом — складывал тела погибших.
«Раненые поступали нескончаемым потоком, — рассказывает сержант Саут. — Они лежали на носилках, вплотную приставленных друг к другу. Мне иногда приходилось вытаскивать их с поля и вместе с ними укрываться от пуль в воронках. Помню, как однажды я выносил на спине раненого десантника. Пока я нес его, по нему несколько раз ударили пули. Рейнджер погиб у меня на плечах».
Бои в укрепленном районе были беспорядочные. Немцы возникали то тут, то там, стреляли и исчезали в своих подземельях. Рейнджеры не поддерживали между собой связь. Передвигаться они могли только ползком{58}. Ничто не напоминало обычную линию фронта. Пленные были и с той, и с другой стороны. Горстка немецких солдат в течение длительного времени обороняла артиллерийский наблюдательный пост и отбила не одну атаку американских десантников.
Больше всего досаждало пулеметное гнездо на восточном фланге фортификаций, которое уже погубило немало рейнджеров на берегу. Из него по-прежнему велся огонь. Раддер приказал лейтенанту Вермиру его ликвидировать.
Вермир взял с собой несколько человек: «Мы ползком перебирались из воронки в воронку, пока не оказались у открытого поля, которое насквозь простреливалось немцами. Здесь мы встретили отряд из роты «Эф», которому было дано такое же задание. Впереди уже не было воронок, а лишь 200–300 ярдов открытого пространства. Я понял, что нам не удастся обойтись без жертв. Самым мощным оружием, которым мы располагали, был «Браунинг», малоэффективный на таком расстоянии».
