Норберт Фрид - Картотека живых
— Желаю успеха. Salud!
Потом подошел Гонза. Зденек отрицательно качнул головой.
— Ты не уйдешь, что это ты выдумал? Копиц уже согласился сделать тебя младшим писарем. Катись!
— Вынимай карточку! — усмехнулся Гонза. — В конторе пусть пристроится кто-нибудь другой, мне нужно быть у Молля.
— Из лагеря труднее удрать, — хитро подмигнул Фредо, наклонившись к самому уху Зденека. — Гонза думает, что со стройки ближе до Праги.
Гонза тоже наклонился к Зденеку.
— Счастливо оставаться, Зденек. Если когда-нибудь услышишь со стороны стройки выстрел и это будет не во время налета, вспомни обо мне.
— Живо, живо! — закричал Копиц, подходя проверить, почему не двигается очередь. — Не торчать же тут до вечера!
Зденек вынимал одну карточку за другой. Пальцы у него озябли, и он с трудом извлекал нужную карточку, стараясь не вытащить заодно и соседнюю, которая должна остаться в ящике.
Среди узников на апельплаце слышались жалобы. Дейбелю не хватило здоровых, он уже брал людей совсем больных, в разбитой, подвязанной бечевками обуви. Копиц дал ему похозяйничать еще минут пять, потом сказал: «Is gud, Руди!»
Вот и эсэсовцы в последний раз стали рядом — коротышка Копиц и долговязый Дейбель. Было видно, что и они думают о расставании. Кто-то заметил, что нет Лейтхольда. Где же он?
Зденек заканчивал регистрацию, очередь перед ним все убывала. Тем временем Копиц отвел Дейбеля в сторону.
— Веди себя теперь потише, — прошептал рапортфюрер. — Ты переходишь в новый лагерь, где тебя еще не знают… Будь осторожен. Бог весть как обернутся события…
— Ну, что ты, Алоиз! — усмехнулся Руди. — Разве ты не слышал, что сказал конвойный из Дахау? Мы наступаем!
— Слышал, — сказал Копии. — Эрих, Карльхен и Зепп будут наступать, я знаю. Береги себя.
— А что со мною может статься? Уж мы-то знаем лагеря, как свои пять пальцев. В самом худшем случае можно в переполохе нацепить на себя арестантскую одежду и прикинуться одним из них, а?
Рапортфюрер кивнул.
— Может быть, это и удастся. Но если ты наживешь себе среди них много врагов, такой трюк окажется труднее. Ну, в добрый путь!
Отъезжающих подсчитали раз, другой. Чтобы округлить число, эсэсовцы сцапали наобум еще несколько человек, вызвав тем крики и жалобы — оказались разлучены старые друзья.
Зденек тоже подсчитал свои карточки, количество сходилось. Теперь можно отнести картотеку в контору и составить там пересыльную ведомость, к которой будут приложены вынутые карточки.
Мотика не вызывался добровольцем, втайне надеясь, что, оставшись в лагере, он займет свое прежнее место в кухне. Но Дейбелю он был нужен для торговых комбинаций, и эсэсовец одним из первых вытащил его из рядов. Чтобы бывший повар не слишком огорчался, Дейбель назначил его старшим над уходившими в другой лагерь, в том числе и над Фредо. Оба грека с минуту глядели в глаза друг другу. Мотика попытался улыбнуться, но в лице Фредо не шевельнулся ни один мускул, оно оставалось серьезным и даже суровым. Мотика опустил глаза и скомандовал: «Марш!»
Ворота открылись. Зденек подбежал с пересыльной ведомостью в двух экземплярах. Один экземпляр подписал Дейбель, другой — Копиц. Они обменялись копиями, и каждый аккуратно положил свой экземпляр в карман. Потом эсэсовцы пожали друг другу руки. «Чемодан я тебе пошлю сегодня», заверил рапортфюрер.
Раздалась команда «Marschieren, marsch!»
Колонна вышла из лагеря. Зденек стоял и смотрел ей вслед. Все еще падал снег, было половина шестого утра. Прожекторы погасли, сперва тот, что освещал скамейку, потом остальные. Ворота медленно закрылись, лагерь мог еще поспать.
Где-то там, в темноте, шла черная колонна.
* * *Те, кого назначили на работу, ушли к Моллю. Фредо, Гонза.
А что же мы?
Зденек сел за стол, пора было браться за дела. Прежде всего надо, как обычно, составить сводку умерших. Он взял чистый лист бумаги и положил перед собой рапортички, накопившиеся со вчерашнего дня.
Во дворе уже рассветало. Слышался стук молотка: это Диего и его ребята разбирали виселицу. Приятная работа! Испанцы смеялись и даже пели. Они пели песенку о том, как в одно прекрасное рождество будут вешать своих вероломных генералов.
Los cuatro generalos, que se han alzado,
que se han alzado,
Para la noche buena, mamita mia,
seran ahorcados, seran ahorcados!
Мы с четырех мятежников
Сорвем-ка эполеты,
Мы четырех мятежников
Повесим на рассвете
Зденек тоже засмеялся. Потом стало тихо, и он продолжал работу.
Но вот открылась дверь, вошли врачи, все трое: Оскар, маленький Рач и его друг Антонеcку. Зденеку сперва показалось, что эти чудаки пришли поздравить его с должностью старшего писаря. Но потом он увидел, что глаза Оскара грустнее обычного.
Зденек вскочил.
— Что случилось?
Никто не говорил ни слова, только маленький Рач коснулся его руки. «Пришел подбодрить меня, — мелькнуло у Зденека. — Боже, что же случилось? Ирка?..»
Врачи только что посетили Иржи, но помочь ему было уже нельзя, и они все трое пришли объяснить…
Эх, какие там объяснения! Глаза Зденека были сухи.
— Иди сядь, — сказал Оскар. — Мы хотим, чтобы ты не чувствовал себя одиноким.
Зденек поблагодарил. Нет, ему не нужно сострадания. Он попросил их уйти: ему не хочется разговаривать, не хочется слышать ничьих слов. Товарищи послушались и ушли.
Зденек потянулся к картотеке живых. Он так точно знал, где стоит его собственная карточка, что тотчас же вытащил ее на ощупь. Нечего ей там делать, вон из ящика! Там должна была остаться карточка Иржи, а не его!
Казалось, Зденек делал что-то давно продуманное: он поступит так же, как при спасении портного Ярды, подменит учетные карточки. Иржи должен остаться в картотеке живых, даже если Зденеку придется вынуть собственную карточку и написать о себе: «Выбыл, причина — смерть». Стоит ли жалеть Зденека Роубика? Нет. А вот позаботиться о том, чтобы место Иржи не опустело, хотя бы частично заменить брата, под его именем продолжать дело его жизни…
Но вдруг у Зденека опустились руки. Что за сентиментальную инсценировку он придумал? Иржи первым посмеялся бы над ней. Хочешь отделаться перетасовкой бумажек? Переложить карточки и думать, что ты чего-то достиг? Нет, нужно принять другое решение, настоящее, достойное Ирки.
Зденек поставил свою карточку на место, вынул карточку брата и положил ее на стол. На чистом листе бумаги он начал писать фамилии умерших, как всегда, крупными печатными буквами. У ворот вдруг послышался возглас орднунгдинста:
— Transport! Lagerschreiber, vorwarts!
Зденек бросил все и побежал к воротам. Да, в самом деле, кошмар продолжается, новая партия больных тянется в ворота.
— Откуда вы?
— Из четвертого лагеря. Скажите, тут хорошо?
— Хорошо.
— Писарь! — Один из заключенных выбрался из рядов и подошел к Зденеку. — Тебя зовут Зденек, да?
— Откуда ты меня знаешь?
— А я и не знаю. Меня зовут Юзеф, я поляк. Как поживает твой брат?
— Мой брат сегодня утром… — начал писарь и вдруг, заметив веселый взор новичка, Зденек понял, что это не обычный вопрос, а условный пароль.
— Брат чувствует себя хорошо, — быстро ответил Зденек и пожал новичку руку. — Здравствуй, товарищ!
Примечания
1
1 Заключенные — на лагерном жаргоне «хефтлинки» (от нем. «Haftling» «заключенный») — состояли из политических, носивших на рукаве красный треугольник, и уголовных, носивших зеленый. Они делились на привилегированных — «проминентов» — и рядовых узников, прозванных в гитлеровских лагерях «мусульманами». Проминентом становился заключенный, которому фашистское начальство лагеря поручало какую-нибудь организаторскую функцию. Это были старосты бараков — «блоковые», «капо», возглавлявшие отдельные участки работ: «абладекоманду» (погрузочно-разгрузочная бригада) и «тотенкоманду» (похоронная команда), старший врач лазарета, писарь (он же «лагершрейбер»), ведавший «шрейбштубой» — конторой учета, «арбейтдинст» подобие прораба и распределителя труда — и «орднунгдинсты», обеспечивавшие «службу порядка».
В тексте романа встречаются и другие иностранные слова и выражения. В русском переводе они сохранены для колорита, поэтому следует, например, пояснить, что у эсэсовцев, из которых комплектовалась администрация концлагерей, существовала сложная иерархия чинов. Эсэсовец Капиц, управлявший лагерем, описанным в романе, был «обершарфюрером СС» (соответствует унтеро-фицеру). По должности в лагере он «рапортфюрер» (комендант). Унтер-офицерские эсэсовские чины имели и его помощники обершарфюрер Дейбель и шарфюрер Лейтхольд. Последний занимал в лагере пост «кюхеншефа» — ведал питанием заключенных, провиантским складом и кухней.
