София Черняк - Луч во тьме
Вот возле хибарки остановился молодой человек в очках и несмело посмотрел на Михаила.
— Не смогу ли я у вас достать новые ведра? — спросил он робко.
Жестянщик медлил с ответом: ведь у тех посетителей, которых он ждал, на правой руке должен быть перевязан палец. Юноша спохватился и вытащил правую руку из кармана. Михаил успокоился — свой: указательный палец перевязан тряпочкой.
— Ведер нет. Могу предложить шесть корыт, — ответил Михаил.
— Зачем мне твои корыта? Хотя бы лопату хорошую продай.
— И лопаты нет. Топор есть, но без топорища.
— А к топору додай еще и гостинцев для друзей.
Через полчаса юноша в очках вышел из мастерской с мешком за плечами, из которого торчало ржавое железо, а под ним — оружие.
За три дня Михаил «распродал» весь свой товар, и на дверях сарайчика появилось объявление: «Закрыто по случаю болезни жестянщика».
А тем временем связные партизанского отряда разными путями вели в Ичнянский лес восемнадцать хорошо вооруженных нежинцев.
4.
Партийная организация разрослась. Она насчитывала уже девять подпольных групп. Но Александр Кузьменко не смог бы рассказать, что это за группы, где они действуют. Кроме крутинцев и участников своей группы он никого не знал. Догадывался, конечно, что Михаил Демьяненко, часто ночевавший у него, даром хлеб не ест, что в Нежине он имел не одну его группу. Судя по диверсиям, которые то и дело совершались на транспорте, нетрудно было догадаться, что рядом действуют друзья.
Неожиданно с Александром приключилась беда. Он даже хотел попросить у Руководящего центра парторганизации, чтобы ему разрешили уйти в лес к партизанам. Но вскоре оказалось, что эта «беда» пойдет на пользу организации. Дело в том, что начальство Нежинского паровозного депо, ценя Александра и видя в нем «своего», поскольку его отец был репрессирован органами Советской власти, решило выдвинуть молодого Кузьменко на ответственный пост.
Шеф депо Сергей Пройдаков вызвал к себе Александра и «обрадовал» его:
— Будешь нарядчиком при дежурном по депо пане Кольбахе.
Александр был в отчаянии. Какой ужас! Стать гитлеровским прихвостнем! Дома у него в это время отдыхали приунывшие после неудачной поездки в Харьков Черепанов и Ткачев (связаться с харьковскими подпольщиками им не задалось). Друзья выслушали Кузьменко. Ткачев обрадовался:
— Саша! Да ведь нарядчик — правая рука дежурного по депо. Значит, будешь в курсе дел.
Это решило вопрос.
Ткачев был прав. Александр вот уже с месяц регулярно передает партизанам графики движения воинских эшелонов, и теперь партизаны зря не рисковали, а взрывали особо ценные для оккупантов составы.
Осатаневшие гитлеровцы жестоко мстят советским людям за диверсии на транспорте. Чтобы устрашить их, начальник полиции безопасности на первой странице газеты «Новэ украинськэ слово» жирным шрифтом печатал сообщения о расстрелах железнодорожников «за преднамеренную порчу транспортных средств».
Но репрессии не пугают народных мстителей. Два дня назад неожиданно остановилась электростанция. Рабочие никак «не сообразят», где же повреждение…
Дежурный Кольбах кричит:
— Где они, эти партизаны? Всех как собак расстреляем!
Кузьменко приметил, что машинист Шкурат, которого рабочие не зря прозвали шкурой, норовит попасть на глаза рассвирепевшему Кольбаху. Вот и теперь дежурный поманил Шкурата пальцем. Немец не знает ни русского, ни украинского языка и на помощь зовет переводчицу. Кузьменко этого только и надо. С переводчицей у него полный контакт. Скоро он узнает, что предатель донес на помощника машиниста Дмитрия Андреева, будто тот связан с партизанами.
Кузьменко быстро нашел Гришу Косача и шепнул ему:
— Немедленно разыщи Митьку Андреева и отведи к Сарычеву. Дмитрию и дня нельзя оставаться в Нежине — арестуют.
Кузьменко многих спас от виселицы, но тошно, ой как тошно было ему притворяться гитлеровским прихвостнем, чувствовать ненавидящие взоры людей, за которых он готов отдать жизнь.
Глава третья.
НАДЕЖНАЯ КОНСПИРАТИВНАЯ КВАРТИРА
(Из дневника Григория Кочубея).
22 июля 1942 года. Станислав не предал. Он честный, смелый человек. Вот уже три месяца работает с нами, каждый день и час рискуя головой. Недавно раздобыл настоящую гитлеровскую печать с двуглавым орлом. Хоть бы не провалился парень…
В общем, дела у нас идут неплохо. Типография работает как налаженное производство, без перебоев. Володя и Никита ежедневно печатают в своем подземелье по 200–300 листовок.
Тяжело им… Попробуй-ка поработать в этой могиле по десять-пятнадцать часов в сутки! И душно там и холодно, а хлопцы не жалуются. Хотел дать им замену — и слушать не хотят.
Никита научился быстро набирать. В шутку говорит: «Когда кончится война, смогу в типографии по шестому разряду работать».
Володя изготовляет документы: разные справки, пропуска. Он теперь что угодно может сделать. Шрифтов хватает.
Недавно Михаил Д. и Кирилл Т. попытались перейти линию фронта, связаться с Центральным Комитетом партии. Нельзя больше действовать без связи с подпольным горкомом, с Москвой. Правда, есть у нас друзья в лесу, в партизанских отрядах. Помогаем им, передаем оружие, людей, медикаменты. Но ведь и партизаны эти не имеют связи с центром.
Перейти линию фронта товарищам не удалось, но в Купянске, на Харьковщине, они разрыли развалины типографии и нашли кучу шрифтов. Как только они дотащили эту тяжесть!
23 июля. В организацию приходит все больше товарищей. Из новых мне особенно нравится Сергей[2].
Трудными путями пришел он к нам. Студент-киевлянин, он окончил школу подрывников. В составе группы парашютистов Сергей полетел во вражеский тыл на Украину. Приземлились, напоролись на немцев.
Хлопец узнал плен, побег из-под расстрела, пробрался в Киев к родным. Здесь познакомился с Павлом — братом Бориса и вступил в нашу организацию.
Мы свели Сергея с Николаем-Жоржем[3] (Николая пришлось немедленно забрать из Нежина, так как гестаповцы напали на его след).
Сергей с Николаем сразу сдружились. Им удалось познакомиться с дворником интендантского склада. Сейчас что-то затевают с ним.
2.
На бирже труда, которая находилась в здании бывшего художественного института, появилась новая сотрудница. Элегантно одетая, красивая, она сидела за столом в углу, а над ее головой возвышалась обезглавленная статуя Венеры Милосской.
Работа у новой сотрудницы несложная: в паспортах больных проставлять штамп об освобождении их от поездки на работу в Германию и оформлять документы на тех, кто был признан здоровым и подлежал отправке.
Веселая красавица привлекла внимание чиновников биржи, около нее стали вертеться щеголеватые фольксдейчи, молодчики из полиции и жандармерии.
— Пани Марийка, не свободны ли вы сегодня вечером? Я был бы счастлив пригласить вас в кино, — говорил один.
— Я уверен, ваша головка прекраснее этой, — сыпал комплименты другой, тыча ногой валявшуюся на полу отбитую голову Венеры Милосской.
А у веселой Марии сердце сжималось от боли при виде тех, кто выходил из комнаты медицинской комиссии с приговором «годен». Она читала в их взоре ненависть к красивой пани, которой не надо ехать в фашистский рейх. Но Мария быстро работала.
— Пани, вы ошиблись… На документе написано: «Brauchbar» — годен, а вы поставили на паспорте штамп. Что это значит?
Мария побледнела.
— Неужели?! Вернитесь! — крикнула она, но девушки и след простыл.
Мария в полном отчаянии произнесла:
— Убежала… Это вы виноваты, господа. Заморочили мне голову своим кино, Венерою. Пожалуйста, не мешайте работать, — и склонилась над документами еще одного несчастного, на истории болезни которого стояло «Brauchbar».
Докучливые ухаживатели разошлись. Теперь можно было работать свободнее, и Мария, напевая, продолжала… путать. В тот день в паспортах многих молодых киевлян появились штампы, избавлявшие их от поездки в Германию.
Весной 1942 года гитлеровцы чуть ли не ежедневно отправляли в Германию эшелоны с молодежью. Полицаи охотились за людьми, хватая каждого, кто не имел аусвайсов или не мог предъявить паспорта со штампом об освобождении от работы по болезни.
Володя Ананьев в подземной типографии мастерски подделал такой штамп, и все члены организации «Смерть немецким оккупантам!» могли свободно ходить по городу.
Кочубей поставил задачу — сорвать отправку киевлян на немецкую каторгу.
…На перроне Киевского вокзала формировали очередной эшелон. Около теплушек, окруженных кольцом полицаев, жмутся друг к другу, словно отара напуганных овец, девушки. Парней полицаи держат отдельно. Возле них охрана усилена.
