Максим Михайлов - Стреляешь в брата — убиваешь себя
Девушка вновь рванулась из рук удерживающих ее громил, и тогда кожаный с размаху ударил ее кулаком в живот, жестко без всяких скидок на пол, так, как ударил бы мужчину. Продавщица охнула и, сложившись пополам, принялась судорожно хватать распяленным ртом воздух, будто вытащенная из воды рыба.
— Ну так что? Есть желающие?
Кожаный протянул свою лапищу и одним резким рывком распахнул халатик цвета морской волны, бывший на девушке. Прыснули во все стороны оборванные пуговицы, ударило по глазам нестерпимо белым женским телом, перечеркнутым узкой полосой черного лифчика. Андрей помимо своей воли ощутил возбуждение, возбуждение и какой-то сладкий ужас предвкушения стыдного и запретного, что должно было сейчас произойти на его глазах. Он уже хотел этого, незаметно для себя из сочувствующего девушке невольного зрителя превращаясь в созерцающего спектакль похотливого самца. Примерно также разыгранная кожаным сцена подействовала и на суетящихся возле магазина мужчин. Они уже оборачивались, останавливали свой суматошный бег за добычей, а порой даже опускали захваченные товары на землю, чтобы посмотреть, что же будет дальше. Постепенно вокруг несчастной продавщицы, кожаного и его приятелей образовалось плотное кольцо раскрасневшихся, тяжело дышащих мужиков напряженно наблюдающих за развитием событий.
— Ну что ж, раз никто не хочет быть первым, пожалуй, начну я сам! — кожаный глумливо улыбнулся и кивнул своим напарникам.
Те без особого труда завалили все еще не могущую отдышаться девушку на асфальт, а главарь, крякнув, пристроился сверху и тут же завозился, задвигался утробно ухая. Что было дальше, Андрей разглядеть не мог, плотно сдвинувшиеся вокруг места действия спины зевак мешали видеть происходящее. Лишь изредка до него долетали короткие всхлипы-стоны, да деловитая возня. Похоже, кожаного сменил кто-то из его товарищей, потом еще и еще раз. Потом вызвался какой-то прыщавый юнец из тех, что стояли вокруг, за ним под общие ободряющие смешки последовал морщинистый дед, потом угрюмый мужик, потом еще один, еще… Девушка давно уже не кричала, охрипнув и сорвав голос, а насильники методично сменяли один другого. Андрей почувствовал, как горлу подкатывает тошнотный комок, в происходящем на площади не было уже и доли эротики, даже той развращенной, что проповедуют садо-мазохисты, происходило просто элементарное скотство ничего общего не имеющее ни с занятием любовью, ни даже просто сексом.
— Профессор, давайте уйдем, — чувствуя, что едва сдерживается, прошептал Андрей. — Профессор, Вы слышите меня?
Тот стоял прямой как палка с заложенными за спиной руками и пристально вглядывался в происходящее на площади. Когда Андрей окликнул его, профессор вздрогнул, будто просыпаясь от гипнотического транса, секунду глядел на своего аспиранта, отсутствующими невидящими глазами.
— Нет, Андрей, смотрите на это. Смотрите и постарайтесь хорошенько запомнить. Вот это и есть тема нашей будущей работы. Вот это и есть тот самый геноцид, который мы изучали в теплых уютных кабинетах. Вот так он выглядит вживую. Знакомьтесь и постарайтесь запомнить.
С площади они уходили одними из последних. Когда разграбленный магазин уже вовсю чадил густо черным, нестерпимо воняющим горелым пластиком дымом. Погромщики разбрелись довольные собой и доставшейся на халяву добычей, уехали на патрульной машине милиционеры, усташ с двустволкой тоже уселся к ним на заднее сиденье автомобиля. Не торопясь по-хозяйски оглядываясь по сторонам, разошлись небольшими группками одетые в черную кожу бойцы. Посреди площади осталась лежать растерзанная покрытая кровоподтеками и ссадинами обнаженная девушка с бесстыдно раскинутыми в стороны ногами. Она была мертва, под конец развлечения коротко стриженый громила вспорол ей, уже давно бывшей без сознания, живот. Андрей про себя счел этот поступок жестом милосердия. Потом кожаные мордовороты, собравшись кружком, с веселым смехом принялись мочиться на труп и вот тут аспиранта все же вывернуло. Он мучительно кряхтел и перхал, согнувшись в три погибели, разом выплюнув все съеденное за завтраком, но не остановился на этом, а продолжал изгибаться в горловых спазмах, выблевывая остро пахнущую сизую желчь.
Профессор стоял рядом и неловко гладил его по плечу, невпопад приговаривая, что-то глупое и успокоительное.
До комендатуры они добирались еще около получаса, стараясь двигаться кружными путями через глухие переулки, проходные дворы и подворотни. На улицы выходили, лишь тщательно осмотревшись по сторонам, и пересекали их быстрой перебежкой, предварительно убедившись в отсутствии поблизости усташеских патрулей. Те казалось, наводнили собой город. Андрей, впавший от всего увиденного в некое тяжелое, подобное наркотическому бреду, оцепенение, тупо недоумевал, где же скрывалась столько времени вся эта силища, как можно было заранее не обнаружить готовящуюся расправу? Неужели сербы в своей повседневной беспечности не чувствовали даже удушливую ауру смертельной ненависти которую должны были источать все эти вынужденные до поры до времени скрываться люди. Он задавал себе эти вопросы раз за разом, но ответов на них не находил. Пару раз до них доносились далекие хлопки коротких перестрелок, видимо, все же не все готовы были сдаться без боя, кое-кто оказывал сопротивление. На один из таких очагов они набрели, случайно свернув в поросший молодыми деревцами двор у старой кирпичной пятиэтажки.
Едва они показались из-за угла, как откуда-то сверху гулко ударил ружейный выстрел, раскатился, веселым эхом отражаясь от стен окрестных домов. Андрей от неожиданности присел на корточки, в ужасе зажав руками уши, он был отличной мишенью для засевшего у оконного проема на втором этаже стрелка и лишь то, что неизвестный серб был вооружен не автоматическим оружием, а требующим несколько секунд на перезарядку охотничьим ружьем спасло ему жизнь. Это, да еще то, что не растерявшийся профессор стремительно втянул его за шиворот назад за угол. Практически тут же грохнул второй выстрел, разочарованно взвыла картечь, выщербляя угловые кирпичи, выбивая из них мелкую остро пахнущую строительным мусором пыль. Андрей потряс головой, вытрясая из ушей забивший их грохот, и наполняясь осознанием смертельного ужаса пережитой опасности. Он только теперь заметил, гибкие ловкие фигуры в черных усташеских мундирах и разномастном камуфляже тут и там перебегавшие от укрытия к укрытию в глубине двора. По мелькнувшему в проеме окна стрелку тут же ударили нестройные ответные залпы, сухо защелкали курки, басовито рокотнул автомат. Серб не отвечал, и стрельба сама собой смолкла. Атакующие осторожно выглядывали из-за деревьев, мусорных баков и покореженной детской горки, ржавым скелетом ископаемого динозавра высившейся посреди двора. Один наголо стриженый парень нашел себе укрытие за бетонным парапетом детской песочницы и теперь сосредоточенно выцеливал оттуда три распахнутых окна с выбитыми стеклами на втором этаже дома. Похоже, из них и стрелял серб.
— Эй, Марко, не стреляй! Давай поговорим, мы ведь добрые соседи! Всегда можно договориться без стрельбы!
Андрей вгляделся пристальнее и различил, что кричит, притаившийся за поваленной набок детской каруселью черноволосый мужчина средних лет.
— Не о чем мне с тобой разговаривать, пес! — донеслось в ответ из дома. — Пусть теперь говорят ружья!
— Ошибаешься, Марко. Есть о чем говорить, — прокричал черноволосый, не рискуя, правда, высунуться из своего укрытия. — Мы ведь десять лет живем бок о бок. Я знаю и твою жену, и твою дочь. Не стреляй, я хочу поговорить о них.
Марко молчал, и, выждав какое-то время, черноволосый рискнул приподняться на локте высунув голову из-за металлического обода карусели.
— Молчишь? Правильно! Есть о чем подумать. Ты ведь не один в квартире, там у тебя еще молодая и красивая жена, юная дочь… Подумай, что станет с ними, когда у тебя закончатся патроны? Ты уже ранил одного из наших братьев, остальные очень злы на тебя, я не смогу удержать их, когда они все же ворвутся в твою квартиру… Подумай о своих женщинах!
— Что ты предлагаешь? — после затянувшейся паузы глухо отозвался осажденный.
— Предложение простое. Ты выходишь из дома один и без оружия. Мы арестуем тебя, как врага хорватского народа, твою дальнейшую судьбу решит суд. В этом случае твои женщины остаются целы, и им будет дано двадцать четыре часа на то, чтобы покинуть город. Они смогут взять с собой любое имущество, которое унесут. Большего я не могу для тебя сделать, сосед.
— Мне надо подумать, — не показываясь в окне, крикнул Марко.
— Думай, — согласился черноволосый. — Даю тебе пять минут на раздумья.
— Не верь ему, не верь… — донесся из глубины дома дрожащий истеричными нотками женский голос.
— Это ты, Милена? — тут же встрепенулся черноволосый, едва ли не по пояс, высунувшись из-за укрытия. — Зачем ты мешаешь мужу принять правильное решение? Или ты хочешь смерти и ему и себе?
