Анатолий Азольский - Связник Рокоссовского
Обзор книги Анатолий Азольский - Связник Рокоссовского
Анатолий Азольский
Связник Рокоссовского
Пассаж
В июле 1944 года (еще длилась Вторая мировая война) войска СССР перешли советско-польскую границу и, сметая немцев, двинулись на Варшаву. В занятом Люблине образовался — не без содействия и подсказки Москвы — Комитет национального освобождения Польши, и, поскольку решено было советскую администрацию на освобождаемых территориях не создавать, комитет этот (ПКНО) фактически становился Временным правительством Польши. Эмигрантское же правительство в Лондоне оказывалось как бы не у дел, хотя союзники СССР по антигитлеровской коалиции признавали его, да и с июля 1941 года Москва восстановила с ним вяло текущие дипломатические отношения, в апреле 1943 года прерванные, поскольку лондонцы охотно и громогласно приняли немецкую версию расстрела в Катыни. Оно, это правительство, не бездействовало, вело активную антисоветскую пропаганду, руководя на занятой немцами территории многочисленной Армией Крайовой, которую вооружило и считало Войском Польским, своим и только своим войском. Линия Керзона, на которой настаивала Москва в будущем устройстве и разграничении Европы, лондонским правительством отвергалась, границей между СССР и Польшей признавалась та, что была в Рижском договоре 1921 года, с обязательным поглощением Западной Украины и Западной Белоруссии; планы лондонцев поражали (до Сталинградской битвы) грандиозностью, под польскую длань желали подвести всю Украину, Восточную Пруссию и Вильнюс (Вильно, разумеется). Помимо Армии Крайовой (АК) на земле польской хозяйничали многочисленные воинские соединения антинемецкой направленности, среди которых наибольшим влиянием пользовалась Армия Людова (АЛ), командные посты в ней занимали члены срочно воссозданной польской компартии (ППР).
Чем ближе к Варшаве, тем медленнее продвигался фронт на запад. Все же
31 июля были взяты Минск-Мазовецкий (40 километров восточнее Варшавы), Отвоцк на Висле (к югу от Варшавы). Немцев выбивают из Воломина и Радзимина, города эти в 25 километрах от столицы.
Наступление, казалось, протекало успешно, как ни ослабились коммуникации. Тыл не поспевал за передовой, убыль не восполнялась, моторизованные соединения потеряли подвижность, авиация так и не обосновалась на близких к фронту полевых аэродромах. Скорее, по инерции, в азарте наступления 3 августа южнее Сандомира советские войска форсировали Вислу и вскоре захватили многообещающий плацдарм.
Но двумя сутками ранее произошло событие, о котором написаны горы книг, славящих и позорящих поляков и русских, выговорены тысячи обличительных и оправдательных речей, поставлены выдающиеся по накалу страстей фильмы, где злодеев и героев не перечесть, и все они — в одной неразличимой куче.
1 августа 1944 года в 17.00 руководитель АК генерал Тадеуш Коморовский отдал приказ о начале восстания в Варшаве. Цель восстания — захват города, то есть освобождение его от немцев (оккупантов) и провозглашение власти пребывавшего в эмиграции правительства. Делегатура последнего уже находились в городе. Дать сигнал к восстанию было для лондонцев делом чести, а точнее — актом отчаяния, промедление означало смерть, политическое забвение. Находясь примерно в таком же пикантном положении, чешское эмигрантское правительство двумя годами раньше послало в родную страну диверсантов, чтоб убить Гейдриха (наместника) и прогреметь на весь мир. Гейдрих, кстати, ездил по Праге без охраны и мог быть уничтожен любым прохожим с крепкими нервами и хорошим пистолетом. Когда артиста сгоняют со сцены, он не может не рваться туда, даже если на ней работают более удачливые и талантливые дублеры. (В самом начале мая 1945 года чешские коммунисты, сильно убоявшись послевоенной политической конкуренции, поднимут такое же скоропалительное восстание в Праге, и быть бы городу на Влтаве разрушенным, если б не оказавшаяся вблизи власовская дивизия, выбившая немцев и спасшая торопыг от позора.)
Никто в Лондоне и в АК не сомневался в сокрушительном успехе восстания, тем более что немцы — так считалось — завязли в боях с русскими и мигом покинут город, который немедленно станет столицей послевоенной Польши. Вера в успех была столь велика, что находившийся в Москве премьер Миколайчик не удосужился 1 августа поставить Сталина в известность о скорой победе. Москву о грядущем восстании осведомили агентурные источники, которые тем удобны (и неудобны!), что не могут оглашаться прессой или дипломатами. Немцы же превосходно знали, чем займутся поляки в ближайшие дни, и соответственно подготовились. Для устрашения их и показа тевтонской мощи генерал Форманн сквозь всю Варшаву — в направлении на восток — провел накануне восстания свеженькую танковую дивизию «Герман Геринг». Одновременно к Варшаве перебрасывались из Румынии и Франции другие соединения, не несшие в себе горечи недавних поражений вермахта и рвавшиеся в бой.
Лишь 3 августа лондонское правительство — через англичан — сочло необходимым сообщить Москве о начавшемся, по их мнению, крутом переломе в войне.
Между тем с первых же часов восстания стали очевидными обреченность его и скорое поражение.
И в самом деле, никогда еще, пожалуй, в истории войн патриотами отечества, находящимися в тылу оккупантов и самоотверженно восстающими против них, — никогда еще патриотами этими не руководили такие на первый взгляд безалаберные, трусливые, бездарные и глупые кадровые вояки, как генералы и офицеры Армии Крайовой. Будто по заказу Гитлера и Сталина, словно нарочито все было Коморов-ским разработано так, чтоб восстание с треском провалилось. Еще в июле, незадолго до дня "W", Армия Крайова подсказала и немцам и русским, как надо такие мятежи раздавливать в зародыше. По приказу Коморовского АК провела генеральную репетицию будущего освобождения Варшавы, взяла власть в Вильнюсе и Львове накануне прихода туда советских войск. Итог этих тренировочных боев оказался для Коморовского плачевным: немцы перестреляли бунтовщиков, а уцелевшим ничего не оставалось, как вступить в армию Берлинга, подчинявшуюся Москве.
Безобразно и безалаберно готовилось восстание, потому что планы его созрели давно и основательно протухли к августу предпоследнего года войны. Весь расчет АК строился на прогрессирующем ослаблении русских и немцев, что помогло бы полякам отторгнуть Украину и захватить Восточную Пруссию. Победоносное движение англо-американских войск в глубь Европы и к западным границам Польши создало бы благоприятнейший момент для дня "W". По мере того как русские, наоборот, не слабели, а набирали силу и слоновый топот их дивизий слышался все ближе и ближе, аппетиты становились умеренными, про Украину было временно забыто, но отвод русских войск на старые, до 17 сентября 1939 года, позиции мыслился по-прежнему. (О Восточной Пруссии пока помалкивали, хотя еще в конце XX века Калининград поляки официально именовали так: Крулевец.) Суть всех планов оставалась прежней, жесткой: русских в Польше быть не должно!
И уже к исходу первого часа дня "W" обнаружилось: оружия, которого вроде бы навалом, до краев, оказалось не просто мало, а катастрофически мало. Через день-другой еще одно неприятное открытие: запасы продовольствия истощались, да и как их восполнять в условиях введенных немцами реквизиций и карточной системы? Боеприпасы на исходе, тяжелой техники нет и не будет. Начали издыхать полевые (батарейные) радиостанции, а немцы, хотя и потеряли большую часть города, стратегически важные точки Варшавы укрепили и заняли надежную оборону. Мосты через Вислу по-прежнему оставались за ними, да мосты и не собирался брать Коморовский, полагавший, что при первых выстрелах за спиной немецкие дивизии устремятся с фронта в тыл по мостам, в обратном порядке повторив марш дивизии «Герман Геринг»; препятствовать уходу немцев АК не желала: на правах хозяина города (и Польши!) лондонские поляки тут же провозгласили бы нечто провокационное, из-за чего, казалось им, свара между союзниками разгорится — вплоть до войны между СССР и Америкой.
С разведкой у Коморовского дела обстояли совсем плохо. Информаторов за Бугом и Вислой он не имел, в немецкие штабы не проник и, хуже всего, донесениям, которые подвергали сомнению его ненависть к русским и любовь к Польше образца Пилсудского, не внимал. И уж полным идиотизмом (опять же на первый взгляд) представляются его августовские призывы к англичанам высадить парашютные бригады, захватить аэродромы и вообще оккупировать Польшу — притом, что он отлично знал: Польша решением Тегеранской конференции включена в сферу интересов СССР (с полного согласия Англии и США). Призывал — хотя еще 29 июля эмигрантское правительство получило от англичан отлуп: на нашу помощь восставшим просим не рассчитывать. Лондонцы, однако, варшавским коллегам сообщили о сем неприятном факте не 30 июля, не еще днем позже, а лишь в начале августа.
