Петр Андреев - Военные воспоминания
Обзор книги Петр Андреев - Военные воспоминания
Глава 1. Разведка (Брянская обл., октябрь 1941 г.)
Солнечные лучи, пробиваясь через кроны деревьев, согревают промокшие от ночного моросящего дождя и пота шинели. Неудержимо хочется спать. Веки смыкаются, как намагниченные. Замаскировавшись, мы уже больше часа лежим, перед мостом. Река не широкая - не более 30 метров. В мирное время преодолеть такую, было бы не трудно. Но это - в мирное, а сейчас война…
Наша дивизия, а точнее - ее половина, перед рассветом подошла к реке и затаилась у шоссе, в двух-трех километрах от моста. Уничтожить гарнизон немцев, охраняющих мост, очевидно, не представляло большого труда, но командир дивизии принял решение, сначала установить наблюдение за переправой и шоссейной дорогой.
И вот, мы - пятеро разведчиков 1-го дивизиона 299 артиллерийского полка, скрытно, еще в предрассветных сумерках, подобрались к мосту и расположились, в заросшей лозняком воронке, как будто специально устроенной для нас. Двое ушли на связь с командованием, а мы, превозмогая сон, наблюдаем за мостом и дорогой. Дорога пока пуста. Немцы ночью останавливаются в населенных пунктах, опасаясь передвигаться в темное время. В лесах много пробирающихся на восток групп красноармейцев и встречи с ними им нежелательны.
В охранении моста спокойно. Только тупое рыло пулемета выглядывает из окопа, да иногда движется над бруствером каска часового.
Сдержать сон, кажется, нет никаких сил, но и уснуть нельзя, знает каждый из нас. Можно бы спать по очереди, но и это опасно, так как может заснуть и дежурный. Посовещавшись, мы договариваемся, что спать будет только один, а двое должны бодрствовать. Одновременно они не уснут, а если один уснет, второй его немедленно разбудит. Бросили жребий. Первому выпало спать разведчику Киселеву. Уснул Сережа, кажется, не опустив еще и руку со жребием. Остались вдвоем. Солнце все выше поднимается над горизонтом. Стало теплее. Дрожь, пронизывавшая все тело из-за почти неподвижного состояния, после тяжелого ночного марша, немного унялась. Зато на смену ей все сильнее дает о себе знать голод. В голову неотступно лезут всякие «деликатесы» окруженцев.
Как- то раз наш дневной привал был недалеко от картофельного поля. Это мы потом узнали, что поле было картофельное. Тогда нас также мучил голод. Пожевав какие-то совершенно несъедобные листья (лакомством была бы даже заячья капуста), я решил пробраться на опушку леса. Сколько радости было, когда на поле оказалась еще не убранная картошка! Земля промерзла, уже наступили морозы, но картошка не пострадала. Так мне кажется теперь, спустя почти 44 года. В ход было пущено все -штыки, приклады. Картошкой были наполнены котелки, с которыми мы в то время еще не расстались и большое 16-литровое хозяйственное ведро, до этого бесполезно занимавшее место в повозке старшины. Забравшись поглубже в лес, разложили костер из сушняка, чтобы не привлечь к себе внимания дымом, и обед был сварен. Сейчас трудно себе представить, как это было вкусно. Не было хлеба, соли, но зато картошка такая, что остановится, не было сил. Съели не меньше, чем килограммов по шесть. Это был пир. Потом, уже позже, ели и поясные ремни, и блины из прогоркшей муки, испеченные на листе ржавого кровельного железа и, наполовину изгрызенную мышами, телячью шкуру. Но это потом.
Я смотрел вдоль прямой как стрела дороги, уходящей на восток, и в мыслях проносились события последнего года жизни. Один только год, а как много пережито. Как много ушло из нашей жизни привычного, казалось, навечно закрепившегося в сознании.
1940 год, Чирчик (из довоенных воспоминаний).
Ровно год тому назад, в октябре 1940 года, меня призвали на действительную - как тогда было принято называть - службу в Красную Армию. Летом 1940 года я правдами и неправдами уволился с работы в Туле, чтобы съездить перед призывом в родную деревню на Смоленщине. Два года не видел мать и отца. Был отпуск в 1939 году, мог бы съездить, но уговорили отдохнуть в доме отдыха в Алексино на Оке. Отдохнул хорошо, но с родителями так и не встретился. А мать очень просила приехать. И вот, пришлось ходить с просьбами к райвоенкому и к начальникам всех рангов за разрешением съездить перед призывом на родину.
Разрешение, наконец, получено. Встреча с родителями и братьями. Встреча с друзьями детства. Месяц беззаботной жизни в семье и явка в военкомат в райцентре, в городе Велиже. Призывались мы в один день со старшим братом Сережей. Сережа был 1920 года рождения. Он погиб под Ленинградом в 1943 ( Андреев Сергей Харитонович, родился 12 июля 1920 г., наводчик миномета, мл. сержант 1 сб. 947 сп. 268 сд. 67 армии Ленинградского фронта. Участвовал в прорыве блокады Ленинграда, форсировал Неву и наступал на Рабочий поселок № 1. Погиб 14.08.1943 г. под Синявино. Прах перенесен в братскую могилу в пос. Синявино в 90-е(?) годы. См. Донесение о безвозвратных потерях 947 сп. 268 сд. с 10 по 15 августа 1943 г. (ЦАМО № фонда 58, № описи 18001, № дела 592. Карточка в объединенной базе данных № 3095801 http://www.obd-memorial.ru/). Письмо командира роты матери - Андреевой Прасковье Никитичне от 18.08.1943 г. Книга Памяти Смоленской области. С. 26. (рис. 1, 2, 3). ). Я же родился в 1922 году. Но так как тогда все торопились самостоятельно пробивать себе дорогу, а года иногда сдерживали нас, пришлось идти на обман. Ввел в заблуждение медицинскую комиссию (парень я был рослый) - и метрическая выписка в кармане. Повзрослел сразу на два года. И вот мы два брата - старший и младший подходим к столу комиссии. Оба с 1920 года. Не покидает тревога, а вдруг поинтересуются? Как так, почему с одного года? Близнецы? Нет. Один (это я) родился 14 февраля, а второй - это старший Сережа - 12 июля. Но комиссии некогда было заниматься такими мелочами, и мы оба признаны годными. Оба в артиллерию, но Сережа в морфлот, в береговую, а я - в полевую. В школу младших командиров. Сережа отправлялся первым, в первой половине октября. Мне пришлось ждать еще две недели.
В то время призыв в армию был большим и радостным событием не только для призывника, но и для родителей. Проводить пришло много народа. До военкомата в город Велиж провожала только мама. Ехали на телеге. Младший брат Вася был в школе, ходил в 8-й класс, а отец был в отъезде. Мама очень обрадовалась, когда узнала, что меня отправляют служить в Ташкент - в теплые края.
Отправляли нас - призывников в Ташкент группой - 31 человек. Всех в полковую школу. Все ребята были с полным и неполным средним образованием. Сопровождающих не было и, чтобы как-то нас организовать, составили две команды. В первой старшим назначили меня, а во второй Комиссарова - бывшего районного агронома. Папку с документами вручили Комиссарову.
До Смоленска, а затем и до Москвы доехали без приключений. В Москве, на Казанском вокзале, приказали - ждите. Сколько? Неизвестно. Расходиться нельзя. Вечером, когда уже начало темнеть, Комиссаров решил организовать «экскурсию» по Москве и увел всю свою команду в город, оставив свои мешки и чемоданчики с продуктами на наше попечение. А примерно через час помощник военного коменданта станции дал команду на посадку. Поезд отходит через несколько минут, а Комиссарова нет. Пришлось ехать без Комиссарова и его команды него, и с нами уехали их мешки. Всю неделю (именно столько шел тогда поезд от Москвы до Ташкента) беспокоились и переживали, что будет с ребятами?
В Ташкенте нас встретили. В Велиже, да и в Москве было холодно, а здесь в начале ноября стояла прекрасная солнечная летняя погода. Нам все очень понравилось. Саманные дома в окружении зеленых садов, обнесенных каменными или глиняными заборами. Трубные крики ишаков, да изредка, чинно шествующие в поводе верблюды. Пробегающие группками и в одиночку девушки - узбечки. Мне все они казались красавицами. Загорелые симпатичные лица. Черные как уголь глаза, черные, заплетенные во множество косичек, волосы. Пожилые женщины казались неряшливыми. Особенно уродовала их чадра. В то время почти все пожилые женщины еще носили чадру. Сидя или стоя они еще позволяли себе открыть лицо, а на ходу чадра обязательно опускалась. Очевидно, мы казались очень смешными, когда, как задиристые молодые петушки, «лезли в пузырь» при разговорах с сопровождавшими нас солдатами, возмущались, что нас так долго держат на вокзале. Нам не терпелось побыстрее приехать в часть, на что старые красноармейцы говорили, что не раз еще нам придется поплакать, вспоминая и дом и маму, рассказывали, как тяжела здесь в Средней Азии служба.
Представитель части на местном поезде привез нас в Чирчик, расположенный в 30 км от Ташкента. Нас привели на большой пустырь перед штабом полка. Чемоданы и мешки приказали сложить в кучу, а самих увели в столовую. Хорошо накормили - «от пуза». Кто-то из наших во весь голос заявил:
- А в Ташкенте «паникеры» говорили, что в армии плохо кормят. Видели!
Все выглядело празднично. Предстоящая служба радовала. Огорчало одно, что нет отставших товарищей. Как они доедут? Ведь литер на проезд всей группы из 31 человека остался у нас.
