Свен Хассель - Трибунал
Обзор книги Свен Хассель - Трибунал
Памяти Эрнста Рубена Лагуксена, командира финского бронеполка «Нюландские драгуны».
Трагедия немецкого солдата заключается в его вере, что существуют разумные причины продолжать сопротивление и лишаться жизни. Изо дня в день он продолжает приносить нечеловеческие жертвы во имя давно проигранного дела.
Оберет граф фон Штауфенберг перед казнью 20 июля 1944 г.Книга посвящается городу Барселоне, где я нашел самое радушное гостеприимство и где написано большинство моих книг.
ОТ РЕДАКТОРА
При подготовке выхода в свет предыдущих романов С. Хасселя мы сочли необходимым комментировать исторические неточности, ошибки и измышления автора. Но в данном случае это представляется бессмысленным, поскольку объем текста примечаний рискует приблизиться к объему авторского текста. Поэтому ограничимся лишь общим пожеланием воспринимать роман не как мемуары (хотя многие события и лица, описываемые в данной книге, безусловно подлинные), а как чисто художественное произведение, предоставляющее широкое поле авторскому вымыслу. В частности, пытливому читателю не стоит принимать всерьез (тем более, на веру) описания Хасселем сцен, в которых фигурируют русские — как солдаты, так и гражданское население; массу неточностей, преувеличений и выдумок можно встретить также в «батальных» сценах, особенно связанных с применением танков. Впрочем, сам С. Хассель четко формулирует свою позицию: его романы являются «воплощением законного права автора использовать свободный полет фантазии»…
МОСТ
Потеря ноги или ступни -— не такая уж скверная штука. У новых искусственных конечностей есть суставы, которые зачастую действуют лучше, чем настоящие, и если получишь артрит, можешь вылечить его масленкой.
Порта Малышу, в 200 километрах за Полярным кругом.Порта довольно ржет и предлагает девушке место на гнилой скамье, где мы сидим.
Девушка смеется, смех ее звонко отзывается в лесу. Она стоит спиной к солнцу, мы видим ее тело силуэтом. Ее серая форменная юбка сшита из тонкой, прозрачной ткани. Нам хотелось бы. чтобы она всегда стояла там. Волосы у нее длинные, золотистые, как спелая пшеница.
Девушка не говорит по-немецки, и нам приходится объясняться с ней на странной смеси языков. Порта что-то говорит, — как утверждает, по-фински, но девушка его не понимает.
По реке идут всплески. Словно от громадных дождевых капель.
— Стреляют, — лаконично говорит Грегор. — Пустая трата времени.
— На таком расстоянии пустая трата боеприпасов, — говорит Старик, раскуривая трубку с серебряной крышечкой.
Всплески словно бы гоняются по реке друг за другом.
— Не боитесь? спрашивает, оглаживая юбку, девушка-солдат.
— Нет, — беззаботно смеется Порта. — Они жалки, эти помешанные на стрельбе недоумки!
— Раньше я ни разу не видела, чтобы они стреляли, — говорит она, вытягивая шею, чтобы получше видеть.
— Можно подойти поближе, — предлагает Порта, помогая девушке встать. Мы здесь смеемся над ними!
— Можете меня сфотографировать? — спрашивает девушка, протягивая «лейку» Хайде. И садится на холмик.
Хайде делает снимок, стараясь, чтобы всплески от пуль на реке попали в кадр.
— Снимись между мной и Малышом, — кричит Порта с широкой улыбкой.
Девушка смеется и обнимает их за плечи.
Хайде приседает, как профессиональный фотограф.
Разрывная пуля сносит ей половину лица. Порту обдают ошметки плоти, кровь и осколки костей. Оторванное ухо висит на груди Малыша, как медаль.
— Снайпер, треклятый снайпер! — кричит Малыш, бросаясь на землю рядом с Портой.
Тело девушки они кладут перед собой для прикрытия.
— Второе отделение! Приготовиться к маршу! — приказывает Старик и вешает на плечо автомат. Вид у него усталый, подавленный. Лицо покрыто серой щетиной. Старая трубка с серебряной крышечкой уныло свисает из уголка рта.
Несколько человек из отделения встают и принимаются собирать оружие и снаряжение.
Порта с Малышом лежат в свеженайденной теплой впадине с таким видом, будто это их совершенно не касается.
— Приказа не слышали? — строго кричит Хайде, раздувая грудь.
— Опять он, — злобно говорит Малыш, наводя на Хайде автомат. — Что мы с ним сделаем?
— Пристрелим при случае, — решает Порта.
— Давай привяжем его к мосту перед тем, как произвести взрыв. Разом и ликвидируем, и кремируем! — восторженно предлагает Малыш.
— Свинья, — злобно ворчит Хайде и уходит.
— Шевелитесь, лодыри! — раздраженно кричит Старик, толкая Порту.
— Ты ничего не понял. Я с места не двинусь, пока не выпью утреннего кофе, — беззаботно отвечает Порта.
Малыш принимается задело. Наполняет снегом чайник и вскоре разводит приятный костер.
Лицо Старика становится медно-красным.
— Что за муха тебя укусила? Не встанешь через пять секунд, я угощу тебя таким кофе, что вовек не забудешь!
И заносит над его головой ППШ, словно дубинку.
Порта едва успевает увернуться от приклада.
— Черт возьми, Старик, ты мог ударить меня! Не начинай бить людей только за то, что они хотят кофе на завтрак!
— Кофе! — кричит в ярости Старик. — Для чего ты здесь? Любоваться северным сиянием?
— Наплевать, для чего, — упрямо говорит Порта. — Я все равно хочу кофе! Без него мой мозг не начнет работать.
— Он прав, — соглашается Малыш. — Эта чертова армия не может вытворять с нами все, что угодно. Мы имеем право на кофе. Он положен по норме довольствия. Даже русские получают кофе перед тем, как идти под пули.
— Вы ни на что не имеете права, — остервенело кричит Старик, — и если сейчас же не соберете снаряжение, я вышибу мозги из ваших тупых голов!
— Давай! Не медли! — азартно подстрекает его Хайде.
Порта заливает кофе кипятком. К вершинам деревьев поднимается восхитительный аромат.
Ноздри у нас начинают дрожать. Вскоре все отделение усаживается и пьет кофе вместе с Портой. Даже Старик угрюмо принимает кружку, которую любезно протягивает Малыш.
— Черт бы побрал вас всех, — ворчит Старик, дуя на горячий кофе. — Самое паршивое отделение во всей армии, и я должен это терпеть! Задницы с ушами — вот кто вы!
— Он не аристократ, так ведь? — замечает Малыш, обращаясь к Порте.
— Пролетарское отродье, вот он кто, — заявляет Порта. — Пользы от него, как от дырки в голове!
Малыш гогочет. Замечание Порты кажется ему лучшей шуткой года.
— Ты потерпишь это? — спрашивает Гури, лопарь; лицо его расплылось в типично лопарской усмешке.
— Нет, будь я проклят, — злобно кричит Старик. — Вы меня слышали. Я отдал ясный приказ: отделение, марш!
— Не кричи так громко, — предостерегает Порта. — Русские могут услышать. Говорить по-немецки в этих местах опасно!
— Ну, дальше уже некуда, — гневно рычит Старик и снимает с плеча автомат.
— Только выстрели, и ты труп, — угрожает Малыш, наведя ствол своего ППШ на Старика.
— Дайте человеку спокойно выпить кофе, — капризно говорит Порта. — Пока не прополощу свои миндалины, никакой войны не будет!
— Пропади ты пропадом, — сдается Старик и забрасывает русскую меховую шапку далеко между деревьями.
— Смотри, чтобы не смерзлись волосы, — любезно говорит Малыш. — Нам ведь выдали головные уборы не только для парада.
Порта невозмутимо заваривает еще кофейник. На завтрак он, как правило, выпивает пять кружек.
— Скажи, — спрашивает Старик опасно мягким голосом, — долго еще ты собираешься продолжать это кофепитие?
— Только идиоты ожидают, что люди будут носиться по всей этой местности, не выпив кофе, — спокойно говорит Порта, снова наполняя кружки.
Старик берет свою, покачивая головой, но подскакивает, когда Малыш принимается жарить гренок.
— Когда вернемся, я доложу, что ты отказываешься выполнять приказы! — грозит он, дрожа от ярости.
— Послушай, — обращается Порта к Легионеру, — ты самый старый член этого стрелкового клуба. — Вас когда-нибудь посылали подставлять глотки под ножи мусульман без кофе под ремнем?
— Non, mon ami[1], такого не помню, — отвечает Легионер, прекрасно понимая, что несогласие с Портой по вопросу кофе на завтрак будет дипломатически неразумно и чревато бесчисленными проблемами.
Старик теряет терпение, отшвыривает кружку и ударом ноги выбивает гренок из рук Малыша.
— Встать! Живо!
— Не обращайся так с хорошей едой, — ворчит Порта. — Неизвестно, как скоро ты проголодаешься!
