Николай Брешко-Брешковский - Дикая дивизия. Дроздовцы в огне
Николай Брешко-Брешковский - Дикая дивизия. Дроздовцы в огне краткое содержание
Н.Н. Брешко-Брешковский. А.В. Туркул
Дикая дивизия. Дроздовцы в огне
© ООО «Издательство «Вече», 2007
© ООО «Издательство «Вече», электронная версия, 2013
Сайт издательства www.veche.ru
Без компромиссов: проза Николая Брешко-Брешковского и Антона Туркула
Николай Николаевич Брешко-Брешковский (1874–1943), известный в свое время военный публицист и писатель, представитель первой волны эмиграции, прославился в изгнании романом, в основе которого лежали фронтовые корреспонденции периода, когда императорская армия еще была единой и монолитной силой, представлявшей собой серьезную угрозу противнику.
Речь в романе идет о знаменитой Дикой дивизии, чинам которой суждено было сыграть свою роль не только в заключительной части Великой войны, но и на полях последовавшей затем Гражданской. Кавказская туземная конная наемная дивизия (в просторечии прославившаяся как «Дикая») была сформирована в 1914 году, вскоре после начала войны, в составе шести полков: Дагестанского, Кабардинского, Чеченского, Ингушского, Черкесского и Татарского. На Юго-Западном фронте, сражаясь с австро-венгерскими частями и германцами, дивизия превосходно зарекомендовала себя, однако пик ее известности пришелся на 1917 год, когда страна узнала о «диких» из газет, описывавших так называемый корниловский мятеж.
Журналисты не жалели красок, живописуя, как в авангарде 3-го Конного корпуса Дикая дивизия двигалась на Петроград, чтобы там принять участие в подавлении беспорядков. Призрак туземных конников, мчащихся по столичным улицам, поверг обывателя в состояние веселого ужаса. Казалось, ось истории изменила свое положение, произвольно поменяв эпохи, поместив тени кровожадных кочевников в сумбур республиканской повседневности 1917 года. Однако до появления этого экзотичного воинства на берегах Невы дело так и не дошло. Отчаянная попытка спасения России от надвигавшейся угрозы большевизма, предпринятая генералом Корниловым, как известно, не удалась. Зато поминаемые в каждой газете «кровожадные» или, в зависимости от направления газеты, «доблестные» всадники прославились по всей стране.
Не мог обойти этих красочных персонажей и Николай Брешко-Брешковский, за лихой стиль преувеличенно именуемый собратьями по журналистскому цеху «русским Дюма». Популярность Брешко-Брешковского перешла за ним и в эмиграцию. Там он по-прежнему трудился в жанре приключенческой литературы, сжав повествовательную часть сюжета по объему до кинематографического ролика. Минимум диалогов и описаний, динамичная фабула, смелые оценки, раздаваемые автором современникам – почившим и живым. Злободневный сюжет, как и в наши дни, насыщен узнаваемыми символами эпохи: неистовыми горцами, любовными коллизиями, военными действиями. Традиционное для приключенческой литературы тех лет сочетание кокаина, красных извергов, германских шпионов и «негодяя Керенского» на фоне веры автора в неизбежное торжество справедливости.
Бескомпромиссность авторских оценок говорит об изрядной доле уверенности в правоте собственной исторической позиции. Прототипы героев романа «Дикая дивизия» показали себя прекрасными бойцами в дни Ледяного похода, на полях сражений за Екатеринодар и во многих других операциях Добровольческой армии на Юге России. И неудивительно, что в советские годы Брешко-Брешковский если и не находился под жесточайшим запретом, то преподносился отечественной критикой как автор сугубо бульварной литературы.
Иван Сазонтьевич Лукаш – литературный современник Николая Брешко-Брешковского в эмиграции, – хотя и не почитался критикой «бульварным» автором, но по странному стечению обстоятельств все же не получил должного признания в качестве серьезного литератора при жизни. Его многочисленные истории на темы из русского прошлого охотно брались публиковать зарубежные издания. Но знаменитым Лукаша сделала литературная обработка рассказов одного из самых неоднозначных героев Гражданской войны – генерал-майора Антона Васильевича Туркула (1892–1957).
Этот человек в мгновение ока стал притчей во языцех русского зарубежья. Еще каких-нибудь десять лет назад трудно было заподозрить в этом обыкновенном тираспольском обывателе стремительного и страшного командира Дроздовского полка, а между тем именно этот образ остался в памяти современников благодаря скромному дару Ивана Лукаша.
Выбор Туркула в качестве повествователя был обусловлен и тем фактом, что сам Иван Сазонтьевич служил в том же Дроздовском полку в чине унтер-офицера и, разумеется, знал своего командира не понаслышке. Страшная и трагичная личность Антона Туркула так или иначе должна была найти своего певца. Красные авторы писать о нем не стремились, а в русском зарубежье молодой генерал успел нажить себе немало врагов среди либеральной публики открыто утверждаемыми национально-монархическими взглядами.
И вот старательный литературный обработчик принялся за свой благодарный, как показало время, труд. Туркул оказался немногословен в части рассказа о своей предвоенной юности и времени, проведенном на Румынском фронте, зато подробно и с удовольствием поведал бывшему сослуживцу «дни и дела» в рядах Дроздовской дивизии. Генерал вспомнил множество канувших в Лету лиц, одарил некоторых сочувственными ремарками, иных похвалил и почти никого не ругал.
В ходе повествования Туркул старался подчеркнуть ничтожество красных и свои лихие атаки на «большевистские орды» столь явственно, что у открывшего книгу непредвзятого читателя могут возникнуть сомнения: а как вообще этот сброд мог одержать победу в Гражданской войне. Ответ имеется и у Туркула, считавшего численное превосходство большевиков главным фактором победы, однако одно это превосходство всего не объясняет. Образы офицеров (капитан Иванов), сестер милосердия (Вера Фридман), даже солдат (Самурцев) и вчерашних пленных красноармейцев удались Антону Туркулу более всего.
Трогательным выглядит рассказ о французском бульдоге – спутнике Туркула на фронте, и все же многое в повествовании остается за его рамками. И этим многим является правда о формах и методах борьбы в Гражданской войне, используемых Туркулом и хорошо известных всем его подчиненным. Именно о нем и его альтер эго, молодом генерале Владимире Манштейне, Лукаш напишет впоследствии: «Генерал Туркул и генерал Манштейн – самые страшные солдаты самой страшной Гражданской войны. Генералы Туркул и Манштейн – это дикое безумие дроздовских атак во весь рост без выстрела, это немое бешенство непобедимых дроздовских маршей. Генерал Туркул и Манштейн – это беспощадные массовые расстрелы, лохмотья кровавого мяса и подбородки, раскроенные вороненой рукояткой нагана, и гарь яростных пожаров, вихрь безумия, кладбищ, смерти и побед».
Если рассматривать этих исторических персонажей в отдельности от совершенных ими поступков, то нельзя не выразить восхищение их личным мужеством и бескомпромиссностью поведения. Они по-своему милосердны к «заблудшему» русскому человеку и всегда готовы предоставить ему возможность искупить искус социализма готовностью послужить правому делу. Вместе с тем они беспощадны к большевизму и к носителям этой идеи, ибо на себе испытали ее разрушительную жестокость.
Начальник Туркула, полковник Михаил Гордеевич Дроздовский, безрадостно отмечал в своем дневнике во время знаменитого похода из Ясс на Дон: «А в общем – страшная вещь гражданская война; какое озверение вносит в нравы; какою смертельною злобой и местью пропитывает сердца; жутки наши жестокие расправы, жутка та радость, то упоение убийством, которое не чуждо многим из добровольцев. Сердце мое мучится, но разум требует жестокости. Надо понять этих людей: из них многие потеряли близких, родных, растерзанных чернью, семьи и жизнь которых разбиты, имущество уничтожено или разграблено, и среди них нет ни одного не подвергавшегося издевательствам и оскорблениям; надо всем царит теперь злоба и месть, и не пришло еще время мира и прощения… Что требовать от Туркула, потерявшего последовательно трех братьев, убитых и замученных матросами, или Кудряшова, у которого недавно красногвардейцы вырезали сразу всю семью? А сколько их таких?»
Пожалуй, только с этой точки зрения и стоит оценивать деятельность Антона Васильевича Туркула и его соратников при прочтении книги, которая, без сомнения, получилась небезынтересной. Судьба ее в эмиграции сложилась довольно счастливо. Отдельными изданиями она выходила в Белграде и Мюнхене, Вашингтоне и Франкфурте-на-Майне.
Неизбежное будущее столкновение с большевизмом легко угадывается в общественной риторике Туркула накануне 1941 года. Он искренне призывал наиболее активную часть эмиграции к участию в подготовке нового «крестового похода». Человек действия, он без сожаления покинул РОВС, убежденный, что деятельность руководства этой организации не отвечает первоначальным задачам союза, упрекая их в бездеятельности и отходе, со смертью генерала Кутепова, от форм активной борьбы с большевизмом, заключавшейся в усилении террора на территории СССР.
