Валерий Поволяев - Список войны (сборник)
Обзор книги Валерий Поволяев - Список войны (сборник)
Валерий Поволяев
Список войны (сборник)
Моему давнему другу Юрию Ильичу Скуратову посвящается эта книга
Список войны
Пополнение привезли на четырёх новеньких «зисах» — машинах завода имени Сталина, сработанных на скорую руку уже на Урале, а не в Москве, с пахнущими краской кабинами, с фарами, на которые были надеты колпаки с прорезями, чтобы ночью свет автомобилей не был виден с воздуха и машины не атаковывали немецкие самолёты, с кузовами, битком набитыми людьми в солдатской форме.
Часть прибывшего пополнения была уже потёрта фронтом, покарябана — побывала в боях, получила ранения и отвалялась своё в госпиталях, часть была вообще необмята — совсем зелёные новички… Конечно, командиры, приехавшие за пополнением и разобравшие его в несколько минут, гонялись в основном за «старичками» — опытные солдаты были очень нужны, на новичков поглядывали недружелюбно и брали их к себе неохотно — слишком уж много предстоит с ними мороки, им ещё надо объяснять, с какого бока подходить к винтовке, где у неё дуло с мушкой, а где приклад с железной пластиной упора, но даже и после подробных объяснений нельзя будет считать, что новички стали солдатами…
Вот когда повоюет иной парнишка месяц-полтора, пропитается порохом до самого кобчика, тогда можно будет вносить его в разные списки и ставить на настоящее довольствие. Хотя на довольствие они попадают гораздо раньше, иногда даже до того, как появятся в части.
Старший лейтенант Горшков только подивился тому, как быстро растаял строй пополнения — очень уж подсуетились товарищи командиры, — с огорчением подумал о том, что надо было бы приехать минут на десять раньше, но не вышло, получилось то, что получилось, в строю пополнения осталось лишь человек пять хлипких прыщавых юнцов, один колченогий дедок с ходулями такими кривыми, что их можно использовать вместо циркуля, да приземистый человек с рысьими светлыми глазами и какой-то сожалеющей улыбкой, прочно приклеившейся к твёрдым жёстким губами.
Горшков озадаченно почесал затылок: брать было некого.
Водители «зисов» выстроили своих железных коней в рядок и отбыли колонной — так же, как и прибыли, рядком… Едва рокот автомобильных моторов стих, как стал слышен другой рокот — где-то за облаками ходил самолёт, судя по всему, с характерным собачьим «гау-гау-гау», но поскольку облака наползли плотные, ни одной дырки в них, пилот был слеп, как крот, его можно было не опасаться. Напрасно водители «зисов» поторопились… А с другой стороны, беспокоиться о собственной жизни никому не возбраняется. Горшков прошёлся вдоль жидкого строя оставшихся, по лицу его было хорошо видно, что он думает о сложившейся ситуации, о людях, тянущихся перед ним во «фрунт».
Впрочем, один из прибывших и не думал тянуться перед командиром — независимо поглядывал в сторону и что-то тихонько сплёвывал на землю, словно бы к губам у него прилип банный лист и он теперь скусывал его по частям.
Это был мужичок с плоским загорелым лицом и рысьими глазами.
Горшков остановился перед ним.
— Как тебя зовут?
Мужичок окинул старшего лейтенанта оценивающим взором, — с головы до ног прошёлся, — и ответил неторопливо, с достоинством:
— Мустафа.
— Где крещение порохом и дымом принимал, Мустафа?
— Под городом дедушки Калинина, в декабре сорок первого…
— Значит, под Калинином. А до этого где был?
Мустафа чуть приметно усмехнулся.
— В зоне.
— Сидел?
— Сидел.
— За что?
— Да так. Развлекался мало-помалу.
— Значит, серьёзно развлекался, иначе бы не посадили.
Старший лейтенант ещё раз окинул Мустафу взглядом, подумал о том, что в полку к этому человеку могут придраться, поскольку полк их, артиллерийский, считается элитным, да и вообще артиллеристы — это белая кость в армии, образованные люди, сливки, — тем не менее спросил Мустафу:
— Ординарцем ко мне пойдёшь?
— А возьмёте?
— Раз предлагаю — значит, возьму.
Мустафа поддел под лямку тощий «сидор», висевший у него на плече и произнёс тихо и спокойно:
— Хоть и не привык я начальству сапоги чистить, но к вам пойду, — видимо, что-то сработало в нём, он оценил командира, стоявшего перед ним, и поверил ему.
— Я, Мустафа, начальник разведки артиллерийского полка и сапоги мне чистить необязательно, если надо, я их и сам могу почистить, но вот когда пойду на ту сторону фронта, с разведчиками, со мной надо идти обязательно.
У Мустафы, когда он услышал об этом, даже выражение глаз изменилось — то ли посветлели они больше обычного, то ли загорелись — заполыхали в них крохотные костерки, изменили взгляд, то ли произошло что-то ещё, прошло всего несколько мгновений, и перед Горшковым стоял уже другой человек.
— Разведку я уважаю, — проговорил Мустафа прежним тихим голосом.
— Тогда поехали, друг, — старший лейтенант махнул рукой, забирая бывшего зека, расписался в ведомости у тщедушного горбоносого младшего политрука, отвечавшего за целостность пополнения, и пошёл к своей машине — полуторке с обломанными бортами — на неё во время бомбёжки рухнуло тяжёлое дерево, — по дороге спросил:
— Чтобы быть полезным в разведке, делать что-нибудь умеешь?
Мустафа неопределённо приподнял одно плечо, почесался о него щекой и произнёс простодушно:
— Не знаю. Может, умею, а может, и нет.
— Ну, например? — Горшков остановился, испытующе посмотрел на Мустафу.
Тот также остановился, сунул руку за голенище и вытащил оттуда нож. Небольшой самодельный финский нож с цветной наборной ручкой и прочными алюминиевыми усиками. Лёгким движением послал нож вниз, себе под сапоги.
Нож всадился в землю по самые усики.
— Ну и что? — недоумённо спросил старший лейтенант. — В чём фокус?
Мустафа молча извлёк нож из земли, снова взмахнул им и лезвие вошло точно в прежний след, в прорезь, оставленную первым ударом, миллиметр в миллиметр. Горшков хмыкнул непроизвольно: а ведь действительно в этом что-то есть… Мустафа тем временем снова выдернул нож из земли и опять вогнал нож в старую щель — в третий раз не нарушил прорезь ни на миллиметр. Предложил:
— Может, попробуете, товарищ старший лейтенант?
— А ведь ей-ей, хрен повторишь? — сомневающимся тоном проговорил Горшков, покачал головой, словно бы осуждая себя за что-то, потом нагнулся, вытащил нож из земли, скребнул пальцем по лезвию. — И не жалко тебе, Мустафа, такой острый нож тупить?
— Я его наточу, это дело недолгое.
Горшков задержал в себе дыхание, будто перед показной стрельбой на учениях, примерился, внёс небольшую поправку, глядя на кончик острия прищуренным глазом, и метнул нож в прорезь, оставленную Мустафой. Крякнул досадливо — нож всадился в землю по самую рукоятку сантиметрах в семи от прорези.
— Тьфу! — сплюнул себе под ноги старший лейтенант. — Наваждение какое-то. Такое простое дело, а мимо почему-то.
Мустафа вежливо рассмеялся.
— Да не наваждение, товарищ старший лейтенант, а тренировка.
Старший лейтенант почувствовал, что он начинает заводиться.
— Дай-ка, попробую ещё разок, — сказал он, берясь за рукоять ножа.
— Попыток не пыток, — коряво, искажённой пословицей, отозвался на это Мустафа.
Вытащив нож, Горшков несколько мгновений держал его в руке, словно проверял на тяжесть, либо искал центр, точно разделяющий черенок с лезвием, поморщился озадаченно, ухватился за нож поудобнее и снова послал его в землю. Опять мимо — до прорези не дотянул сантиметра три.
— Ну-ка, попробуй снова ты, — сказал старший лейтенант, протянул нож Мустафе.
Тот понимающе наклонил голову, ловко перехватил нож и без всяких примерок, без прицеливания, отправил его в землю, в след, оставленный последним броском старшего лейтенанта, затем нагнулся, вытащил финку — движения были отлаженными, точными и, не останавливаясь ни на секунду, сильно и ловко кинул нож себе под сапоги. Только комочки влажной земли брызнули в разные стороны.
Лезвие точно вошло в старый разрез, оставшийся после ударов Мустафы.
— Ловко, — удивлённо произнёс старший лейтенант. — Простая вроде бы вещь, а семь потов надо пролить, прежде чем получится что-то путное…
— Больше, товарищ командир, — серьёзным, даже чуточку опечаленным, а может быть, обиженным тоном проговорил Мустафа, — не семь потов, и не семнадцать, и даже не семьдесят… Для этого надо посидеть в лагере.
— Тьфу, тьфу, тьфу! — недовольно дёрнул головой старший лейтенант. — Лучше не надо… Это нам, пардоньте, совсем ни к чему.
— Тьфу, тьфу, тьфу! — повторил Мустафа плевки старшего лейтенанта. — Я имел в виду совсем не это.
— А в дерево со скольких метров попадаешь? — спросил Горшков.
— Ну-у… если нож с тяжёлым лезвием, утяжелённым ртутью или свинцом, могу даже с двадцати метров попасть.
