Евгений Павлов - Мракан-сити
Этот человек, кто бы он ни был, похожий на подгоревшую ящерицу, подбежал к Мелиссе и замахнулся:
— Крепче стисни крест!
Не успела жертва закричать «на помощь», как ножи вонзились в область грудной клетки…
С прошлого четверга Джон Вэйн гостеприимничал в пятизвездочном отеле, расположенном неподалеку от ратуши. Всю эту неделю богач разговаривал с Фредериком на темы, волновавшие их обоих, которые, вроде, и казались тяжелыми, но обсуждать что-либо иное не выходило. И виной тому трагические обстоятельства, поднявшие на уши весь город.
Старые друзья сидели в роскошном номере с камином и занимались уничтожением ненужных материалов. Из-за разбора старых вещей (газет, поношенной одежды, сломанных предметов), годных исключительно для утилизации.
— Сожги все, что может вывести на Кристен и Стайлонда — попросил Вэйн услужливого дворецкого, выполняющего все его пожелания. Но так уж получилось, что никого ближе у миллиардера не было, поэтому он по любому вопросу обращался только к нему, не стеснялся показаться наглым или чересчур требовательным.
— Слушай, я не могу так больше…
Лакей оторвался от привычного занятия и поместил газеты пирамиду в ящик платяного шкафа.
— Да, мистер Вэйн, я вас слушаю…
— Люди умирают, Фред, а их близкие винят в этом демона, что прикажешь мне делать?
Англичанин не замедлил:
— Терпеть, сэр. Большинство вас будет ненавидеть, но в этом и кроется смысл существования Спауна: он может выстоять перед всеми невзгодами, вытерпеть все оскорбления, всю критику, пережить горечь утраты и остаться правым.
— Но сегодня я узнал то, чего Спаун не может…
— Мм?
— Убить человека…
— Не могу…
— В таком случае позвольте прояснить. Это не ограничение, мастер Джон, а дар, который недоступен другим. Вы не должны относиться к нему, как к лишению, но обязаны, как к преимуществу.
— Дар?
— Способность сохранить жизнь того, кто, по мнению большинства, ее не заслуживает, говорит об одном скрытом качестве.
— О каком?
Чтобы дать ответ, Фредерику понадобилось время. Три минуты старик подбирал в уме подходящий по смыслу термин, моргал ресницами и тряс указательным пальцем у виска.
Наконец, он произнес:
— Уподобление эмоционального состояния чьему-либо страданию, но вы печалитесь чужим невзгодам при любых обстоятельствах. Вас не интересует содержание ситуации. Субъекты, которые у других вызывают сплошь негатив своим поведением и аморальным образом жизни, не влияют на вас в той же степени. Наоборот, вы хотите им помочь.
Теперь уже задумался Джон:
— Не знаю, так ли это хорошо. В разгар-то войны…
В минуту сомнения дворецкий кладет руку на плечо воспитанника и говорит нежным шепотом:
— Войны предотвращают…
Спаун согласился.
«И правда».
— Предотвращают…
Стоило Фредерику немного «привести хозяина в чувство», как последние газетки отправились прямиком за остальными — в огонь.
Своллс расследовал дело похищения детей. В одиночку! Когда Спаун ушел, попросив держаться на связи, коп сел в машину, поехал в сторону участка, но затем что-то остановило его…
Какое-то двусмысленное предчувствие…
«Нужно вернуться назад. Уверен, рядом с приютом должны ошиваться агенты похитителей. Ну, или хотя бы кто-нибудь из их группировки — это предположение основывалось на фактах — на показаниях свидетелей, утверждающих, что помещением сорванцов в автобус занималось несколько человек, — Я бы с радостью занял место демона, но, боюсь, пока у нас демократия, даже он не в силах помочь».
Гипотеза лейтенанта полиции, к огромному счастью, оправдала себя через десять минут после его возвращения на место похищения: член банды «чеченцев» стоял и закуривал в трех метрах от дверей приюта.
Зековская наружность субъекта выдала в нем преступника, учитывая, что Генри и понятия не имел, кто он такой.
«Странный тип. Вряд ли он родитель одного из беспризорников, решивший навестить свое чадо.
В конце концов, я могу ошибаться и, чтобы не оскорбить человека, просто подойду и спрошу».
Лейтенант вышел из тачки.
— Эй, можно вас на одну минутку? Я из полиции!
«Твою мать. Этого только еще не хватало. Как…?» — чеченец толкнул Генри так, что тот упал, а сам моментально побежал в сторону пустырей. Понесся что есть силы.
У благородного копа был только один шанс. И промахнуться было нельзя.
«Давай, Генри, соберись».
Он закрыл один глаз, прицелился, вздохнул и потянул курок…
Произошел шумный хлопок.
— А-а-а-а-а! — бандит вскрикнул, свалился в кусты и зажал простреленную ногу.
Генри посещал тир каждый вторник для поддержания меткости, отчего ни капли не удивился, что задел бегущего. Подойдя к нему, лейтенант показал значок и посоветовал немедленно «колоться».
Чеченец плевать хотел на данное Джеку Хэлвану обещание молчать и живо слил фараону всю информацию о перевозке детей: координаты, имена соучастников, имена заказчиков и то, с какой целью это организовывалось…
Сощурив и без того узкие глазки, потомок от смешанных браков представителей европеоидной и негроидной рас заговорил:
— Хэлван похитил и изуродовал прокурора, затем что-то ввел ему, чтобы тот не скончался от страшных ожогов. Ну, а потом псих приказал Фредди убить всех детей, что мы погрузили. И он скоро сделает это, так что поторопитесь, господин лейтенант. Торопитесь, пока еще не поздно.
— Где это место? — спросил Своллс.
— Сан-Вэстронд! Заброшенный военный госпиталь! От него минут пятнадцать ходьбы до такого же заброшенного химзавода! Там и держат детей! — подонок улыбнулся, — Вот так-то!
«Плохо» — признался лейтенант.
— Вот увидите, как скоро весельчак поставит город на лопатки. Всю власть уничтожит, всю эту прогнившую систему! И Мраканом будет править беспринципное огребье, безбашенные парни вроде меня…
«Расколовшийся» вдруг заволновался о собственной судьбе:
— Эй! А что со мной? — обратился он к копу.
«Никогда не думал, что мне придется совершить убийство безоружного».
— Ничего… — Генри выстрелил лежачему в голову.
«Хотя я просто добил раненую псину.
Это все ради детей, ради того, чтобы такие уроды не отнимали невинные жизни.
Вряд ли б Спаун понял меня и одобрил бы такой поступок. Ну, да я не он и никогда не смогу стать им. Можно пытаться быть Спауном, но вряд ли это у кого-то получится. В наше время на насилие невозможно отвечать чем-то другим. Только насилием.
И, как простой земной человек, я признаю эту правду, а не убегаю от нее».
Сделав дело, Генри вернулся к машине, поехал в Сан-Вэстронд спасать похищенных. Но прежде чем завести тачку, он сообщил демону-защитнику адрес, где по показаниям чеченца держат детей.
— Спаун, на связи?
— Да.
— Я кое-что выяснил.
— Что?
— Есть большая вероятность, что убежище Безумного Джека на Сан-Вэстронд. Знаешь, где это?
— Естественно.
— Отлично. Тогда мне не надо объяснять тебе маршрут…
—))
— Я поеду кротчайшим путем. Через фермы. Тебе советую поступить так же, ведь у нас каждый миг на счету…
— Поступлю…
Через пятнадцать минут Генри уже подъезжал к фермам.
Полицейский джип хитро пересек длинную высокоскоростную магистраль, срезав на середине пути.
«Давай же» — приговаривал коп от усиливающегося напряжения, — «Только бы не опоздать».
Полицейское управление.
Узнав о новой миссии Генри Своллса, комиссар Фрост через силу, но смог произнести пугающую его мысль. Мысль, от которой он открещивался, которую отрицал, как мог, пока мог…
— Без демона-защитника город загнется… — Фрост сказал это при полицейских, при выдвинувших свою кандидатуру на пост градоначальника политиканах, — Раньше я был готов посадить за решетку каждого, кто поддерживал Спауна и добиться для него максимального срока. Но сейчас понимаю, я был неправ… — эти слова прозвучали без доли сарказма, без напускной наигранности, а с точно передавшейся искренностью, — Я не хотел верить, что кто-то работает лучше полиции…
Кандидаты немного «погрустили» с Фростом, а потом вернулись к обсуждению поисков пропавших. Комиссар убедил их, что его человек — Генри Своллс — и демон делают все возможное, чтобы отыскать детей и привлечь к ответственности всех виновных.
В Сан-Вэстронд поселилась шайка «чеченцев», удерживающих беспризорников в сыром мрачном помещении, напоминающем сарай. Повсюду были разбросаны бревна и доски, кучи щепы, разбитые смоляные бочки. Пленники сидели на большом сенном стоге. Связанные прочнющими веревками, скованные страхом они ничего не говорили, старались не шевелиться.
