Лайонел Шрайвер - Другая жизнь (So Much for That)
Эта была заурядная картина из человеческой жизни. Из нее можно было вынести лишь одно – здесь произошло то, что произошло, но Шепу предстояло еще осознать и осмыслить всю информацию.
Он поднялся наверх, чтобы сложить в сумку учебники и одежду. Стал поспешно просматривать ящики в кабинете Кэрол, откладывая в сторону медицинские полисы и завещания, которые она просила найти, и инстинктивно добавил к ним папку, которой не было в списке, – папку с паспортами, еще не понимая, насколько разумно он поступил. Наугад взял несколько телефонов из коллекции Флики, хотя она тоже не просила его об этом. При этом его не покидало ощущение постороннего присутствия в доме, словно кто-то подкрадывается сзади и смотрит в спину. Он вздрагивал всякий раз, когда неожиданно позвякивали вешалки в шкафу и внезапно упал на пол шнур от компьютера Кэрол. Наконец, у входной двери, поворачивая ключ, он вновь явственно ощутил, что запирает кого-то в пустом доме. Резкая февральская прохлада освежала, и он сделал несколько жадных глотков воздуха, подействовавших на него словно ледяная вода в жаркую погоду.
На обратном пути Шеп предпочел проехать не по бесплатному Бруклинскому мосту, а по менее загруженному тоннелю Бэттери. Пришлось заплатить четыре бакса, но он может позволить вознаградить себя после столь тягостного испытания. Минуя Нижний Манхэттен, он вспомнил Джексона, его шумные тирады о парковках для крупных чиновников. Отдавая дань памяти друга, он проскочил за билетом к тому выезду, где было написано: «Только для уполномоченных лиц». Теперь он мог и это себе позволить.
В офисе Рика Мистика на Эксчендж-Плейс он подписал соглашение. Невероятно, но адвокат обещал получить чек у «Фордж крафт» к понедельнику. Они так спешили, словно были свидетелями его вчерашнего разговора с Филиппом Гольдманом. Тем не менее двадцать четыре часа ему предстоит хранить от Глинис «еще одну» тайну. Неблагоприятный прогноз о состоянии ее здоровья застрял, как камень в почечных протоках.
Мысли впервые возникли в голове во время разговора с Мистиком по телефону прошлым вечером, когда адвокат передал ему предложение компании: вот оно, золотое яичко в корзину Последующей жизни. Пока он медленно тащился домой, преодолевая милю за милей перегруженную транспортом дорогу, иллюзорная идея сформировалась в четкий и весьма реальный план.
Происходившее в доме, когда Шеп вошел с сумкой на плече, заставило пожалеть Кэрол, у которой не было возможности зализать раны – или, напротив, разбередить их – в уединении и подальше от любопытных ушей. Это было непривычно, он развернулся на сто восемьдесят градусов, хоть и был в собственном доме.
Флика всегда была нетерпима к матери, будто считала именно ее виновницей собственных проблем, но с тех пор, как они переехали сюда, ее отношение стало еще более холодным. Во избежание необходимости исполнять ее просьбы, Флика вообще перестала разговаривать с матерью, что можно было считать удачей для Кэрол, если задуматься над тем, что могла сказать ей дочь.
– Ему требовалось лишь немного почитания, – сердито гундела Флика. Она забилась в угол дивана, в то время как Кэрол сидела на самом дальнем от нее стуле. – Он вникал во все, чтобы разобраться, он думал обо всем, а не был просто убогим мастером. Он же говорил тебе, что ненавидит это слово, а ты все твердила: мастер, мастер, мастер.
– Милая, я рада, что ты гордишься своим отцом, так и должно быть, – произнесла Кэрол, едва сдерживаясь. – Если его и называли «мастером», то только потому, что это единственное слово, обозначающее то, чем он занимался. Здесь нечего стесняться.
– Ты никогда не обращала на него внимания! Когда он начинал говорить, ты просто отворачивалась. Думаешь, он не замечал?
– Твой отец любил выражаться иносказательно. Уверяю тебя, когда он говорил о серьезных вещах, я внимательно к этому относилась. Я слушала его.
– Ты имеешь в виду о том, что важно для тебя, а не для него. Но ничего, что интересовало его, не имело для тебя значения! Неудивительно, что папа убил себя! День за днем ты заставляла его чувствовать себя все более бесполезным, нудным и глупым!
Кэрол медленно наклонила голову, слезы текли по лицу и капали с подбородка на ладони – похоже на протечку, которую, как знает каждый мастер, порой очень сложно устранить.
– Солнышко, – произнесла она, наконец подняв взгляд на Флику. – Ты не единственная, кто потерял отца. Не тебе одной плохо. У тебя тяжелое заболевание, но это не означает, что ты не можешь говорить то, что считаешь нужным, – когда это никому не может помочь, это очень ранит. Прости меня, что у тебя СВД. Однако ты должна быть милосердной.
Это было то суровое воспитание, которого Флика была так долго лишена из-за постоянного страха перед реанимацией.
Воспользовавшись молчанием матери, Флика зарыдала, однако ни одна слезинка не вытекла из ее глаз. Они не плакали, но выражали всю внутреннюю боль.
– Это не твоя, а моя вина, – бормотала девочка в перерывах между всхлипываниями. – Это я, вокруг которой все крутились, говорила, что не стоит так себя вести. Это я твердила, что в жизни нет ничего хорошего. Думаю, это я его убедила. Он от меня заразился этой идеей.
Кэрол подошла и взяла дочь за руку:
– Тихо, милая. У нас у всех бывают подобные мысли. Ты не сама все придумала. Я скажу тебе больше: знаешь, какова одна из основных причин его ухода от нас? Папа очень боялся, что с тобой что-то случится и он не перенесет этого, солнышко. Он не мог представить себе жизнь без тебя. Он так любил тебя, милая, ты даже представить себе не можешь, и это было его слабостью. Если люди совершают какие-то поступки из-за любви, они должны быть вдвойне прощены. Он не мог видеть, что ты все хуже себя чувствуешь или даже еще хуже, чем просто хуже. Он решил уйти первым.
Следующим воскресным утром Шеп бросил несколько пледов на заднее сиденье машины. Поручив Глинис заботам Кэрол, он отправился в Берлин.
Он боялся натолкнуться на сопротивление. Не в его привычке было говорить отцу, как поступить, а пожилые люди не склонны к переменам. Устремившись на север, Шеп убеждал себя, что дом престарелых – не тюрьма. Вырвать собственного отца из их лап – не является нарушением закона. Однако это, безусловно, своего рода нарушение правил и потребует оформления множества документов, объясняющих отсутствие одного из подопечных. Надо сказать, чем в большей степени он нарушал установленные правила, тем большее удовольствие испытывал.
Администратору он сказал, что хотел бы забрать отца «на экскурсию». Она недовольно нахмурилась:
– Он так слаб. Да и погода отвратительная. Похоже, пошел снег.
– Не волнуйтесь, – заверил ее Шеп. – Там, куда я отвезу отца, очень и очень тепло.
Его преподобие дремал. Шеп пришел к выводу, что худоба отца очень кстати, его будет легче нести.
– Эй, папа, проснись, – прошептал он, нагнувшись к самому его уху.
Глаза мгновенно открылись и удивленно распахнулись еще шире, крепкие еще руки с неожиданной силой обхватили плечи сына, так же точно всего несколько дней назад Шеп поражался хватке Глинис.
– Шепард! – проскрипел старик. – А я уж боялся, что никогда тебя не увижу.
Шеп осторожно высвободился из его цепких объятий.
– Ш-ш-ш, слушай меня внимательно. Все должно выглядеть естественно. Персоналу я объяснил, что хочу забрать тебя на прогулку, ясно? Но прошу тебя, хорошо подумай, надо ли тебе что-то взять с собой? Дело в том, что я собираюсь в некотором смысле тебя похитить.
– Ты хочешь сказать – мы сюда не вернемся?
– Да. Тебя это смущает?
– Смущает? – Гэб вновь крепко обнял сына. – Видимо, Бог все-таки есть!
Шеп быстро собрал кое-какую одежду и выгреб пузырьки лекарств из тумбочки, сообщив попутно, что «прежде всего» они заедут в Элмсфорд.
Гэбриэль сел на кровати, свесив длинные тощие ноги.
– А как же Глинис? Ты хочешь, чтобы твой родной отец стал для нее воплощением одной из Десяти казней египетских? Ты же сам говорил, что мне запрещено приближаться к невестке. Ты предупреждал меня, что он способен ее убить.
– Си-дифф? Если говорить библейским языком, Глинис уже ближе нас всех к событиям, описанным в Откровении Иоанна Богослова. Ее дни сочтены, папа. Еще один источник инфекции не многим омрачит ее жизнь.
– Ты уверен?
– Я никогда раньше об этом не думал. Ты много раз сталкивался с этим в бытность священником. Ты можешь нам помочь. Мне необходим твой совет.
– Совет? Какой? Шеп тяжело выдохнул:
– Как облегчить моей жене муки смерти.
По дороге в Нью-Йорк Шеп рассказал отцу, что они уезжают в Африку, отец отреагировал неожиданно по-деловому – он сообщил со свойственной Накерам практичностью, что, к сожалению, срок действия его паспорта истек. (Шеп объяснил, что есть одна фирма, способная уладить этот вопрос за день, естественно за определенное вознаграждение, и когда отец спросил: «Сколько?» – с улыбкой ответил, что ему все равно.) Вероятно, лето, проведенное в Кении, сделало Черный континент в глазах отца вполне привлекательным местом. И еще его совершенно не волновало, каким способом можно вырваться из «Твилайт Гленс». Возможность обучаться хоровому пению он явно не считал большой удачей.
