Дарен Кинг - Том Стволер
В школе скучно, но когда в школу не ходишь, то тоже скучно. Не знаю вообще, чем заняться. Думаю, чем бы таким заняться. Надо что-то поделать. Беру книжку. Она называется «Как делать поделки». Сажусь за стол, чтобы делать поделки. Вырезать, клеить, раскрашивать. Это весело и интересно.
В книжке написано:
КАК ДЕЛАТЬ ГОЛУБЯ
1. Взять рулон туалетной бумаги.
2. Размочить в унитазе.
3. Высушить на батарее.
4. Нарисовать на рулоне глаза.
5. Он сухой, легкий и в перьях. Это голубь.
Я качаю головой. Не хочу делать голубя. Листаю книжку, выбираю, какую мне сделать поделку.
А потом, когда я уже почти выбрал, звенит звонок. Который на двери. Я бегу открывать. Подбегаю к двери. Из-за двери доносится голос, через прорезь в почтовом ящике:
— Том, солнышко, открывай. Это я, твоя мама.
Я открываю дверь.
Дядя Мусорщик смеется и говорит:
— Как я тебя обманул?! Правда смешно? — Дядя Мусорщик входит в дом. Он опять принес мусор. В больших мешках. Он поднимает мешки повыше, чтобы не задеть меня по голове.
— В маминой комнате уже нет места, — говорю я ему. — Вы ее всю заполнили.
— Не волнуйся, дружище. Сейчас мы что-нибудь придумаем. — Дядя Мусорщик поднимается вверх по лестнице. Заносит свою мешки в ванную. Ставит их в ванну и на унитаз, на крышку на унитазе. — Эти чуток подтекают. Мы же не хотим испортить ковер. Если мы перепачкаем весь ковер, твоя мама меня убьет.
— Дядя Мусорщик, — говорю я, держась за пиписку. — Я хочу писать.
— Так иди в сад и писай. — Дядя Мусорщик говорит: — Как все нормальные люди.
Я в саду. Стою писаю. У нас очень маленький сад за домом. Он весь зарос сорняками. Я стою у забора. Достаю писуна, писаю на забор. Забор, он такой — из решеточек. И то, что я писаю, льется к соседям, в их сад. Сосед, который живет по соседству, который этическое… нет, этническое меньшинство, смотрит поверх забора. Смотрит прямо на меня и говорит:
— Это кто ссыт мне на ногу?
— Простите, мистер. Мне очень хочется писать.
— А тебе обязательно писать в моем саду?
— Я не в вашем саду, я — в своем, — говорю я и писаю. Как говорю, так и писаю: в своем саду. — Я в своем саду писаю. Просто случайно попало к вам.
— Ну так повернись в другую сторону. — Сосед, который живет по соседству, который этническое меньшинство, сердито хмурится и говорит: — Кстати, а кто там у вас испражнялся на клумбе сегодня утром?
— Это мой дядя Мусорщик, — говорю. — Только он не упражнялся. Он лошадку выгуливал.
— Но почему на цветочной клумбе? — Сосед, который этническое меньшинство, качает головой. Она у него очень смешная, ну, голова. С такой смешной штукой, которая вместо шляпы.
— Это не цветы, это вредные сорняки. — Я смотрю на сорняки. — Это был мой дядя Мусорщик. У него механизм поломался.
— Тогда ему надо к врачу.
— Ему некогда, он очень занят. Он мусорщик и собирает отходы. Ну, которые бытовые.
— Одним словом, мусор.
— Ага. Он хранит его у меня дома. И туалет теперь занят, и поэтому я не могу писать дома.
Сосед, который этническое меньшинство, чешет эту смешную штуку, которая у него вместо шляпы.
— У меня полный дом мусора, — говорю. — И в ванной тоже. В ванне и на унитазе.
— Ну, так бы сразу и сказал. — Сосед, который этническое меньшинство, отодвигает сломанную планку, ну, которая в заборе, и говорит: — Можешь сходить в туалет у меня.
— Мама велела мне не разговаривать с этническими меньшинствами.
— Я родился и вырос в Лондоне. — Сосед, который этническое меньшинство, говорит: — Точно так же, как ты.
Я прохожу через дырку в заборе. Там, где он сломан.
— Ну вот. — Сосед, который этническое меньшинство, ставит планку на место. — Вот так.
— А у вас борода, — говорю.
Сосед, который этническое меньшинство, смеется и трогает себя за бороду.
— А почему у меня борода, знаешь?
— Потому что она у вас выросла.
— Да, я вижу, что мы можем многому научиться, общаясь друг с другом. — Сосед, который этническое меньшинство, протягивает мне руку. Он пожимает мне руку и говорит: — Фатва Джихад.
— Том Стволер.
Фатва Джихад идет в дом, входит в дом через заднюю дверь. Я иду следом за ним. Фатва Джихад идет вверх по лестнице.
— Том, тебе нравятся поезда?
Я качаю головой.
— Значит, тебе не нравятся поезда. А я хотел тебе показать железную дорогу. — Фатва Джихад открывает дверь и заходит в комнату. — Хотел тебе показать свой поезд. Там паровоз с настоящим паровым двигателем.
Я тоже захожу в комнату. Смотрю на железную дорогу.
— Но она даже не настоящая.
— Конечно, не настоящая. — Фатва Джихад говорит: — Это модель железной дороги. А настоящая сюда бы и не поместилась. Как ты думаешь, что бы тут было, если бы ко мне в спальню въехал настоящий большой паровоз?
Я пожимаю плечами.
— Но сперва дело, а развлечения — потом. Туалет там, в конце коридора. Все, как у вас в доме. Только в зеркальном отражении. — Фатва Джихад говорит: — А я пока загружу топку.
— А этот ваш поезд, он тоже этническое меньшинство?
— Это такое понятие, которое к поездам не относится. — Фатва Джихад говорит: — Поезд — это просто поезд. Собственно, в этом и заключается вся их прелесть. Что они поезда.
Я иду в туалет. Достаю писуна, держу его над унитазом, который тоже в этническом меньшинстве. Он точно такой же, как у нас дома. Но он этническое меньшинство. Нормальный в общем-то унитаз. Даже красивый. Но мне что-то не писается.
— Мне что-то не писается, — говорю я, возвращаясь в комнату с железной дорогой. — Я уже пописал в саду. На ваши смешные брюки.
— Почему же они смешные? И вовсе они не смешные. — Фатва Джихад говорит: — Если, конечно, на них кто-нибудь не написает. Мне надо переодеться. Можешь тут все посмотреть. Только руками не трогай.
Я смотрю на железную дорогу. Она очень большая, она из этнического меньшинства. И по ней едет маленький поезд, у него из трубы вырывается пар.
— Она замечательная. Правда, Том?
Я киваю. Она замечательная.
Фатва Джихад выходит из комнаты, где железная дорога. Он пошел переодеться. В другую комнату.
Я смотрю на железную дорогу, смотрю на поезд. Поезд едет по рельсам, у него из трубы вырывается пар. Он ужасно гремит, громко-громко. Переезжает меня, разрезает на две половинки.
Фатва Джихад с криком вбегает в комнату. Он кричит:
— Том?! Что случилось?!
Я молчу, ничего не говорю.
— Том, что случилось?
Я молчу. Я не знаю.
Фатва Джихад встает на колени, обнимает меня, прижимает к себе крепко-крепко.
— Я услышал, как ты закричал, и побежал к тебе. А ты сидишь тут в углу, весь трясешься. А мой поезд валяется на боку.
Я молчу, ничего не говорю. Я просто не знаю. Не помню. А потом вспоминаю и говорю:
— Он меня переехал. Разрезал на две половинки.
— Том, это игрушечный поезд. Он не может тебя переехать.
— Он меня переехал. И разрезал на две половинки.
— Ты что, порезался? Где? Покажи. — Фатва Джихад рассматривает мои руки. Ну, как будто он врач. — Покажи, где ты порезался.
Я смотрю на свои руки. Никакого пореза там нет.
— Как-то мне это не нравится. — Фатва Джихад говорит. — Том, ты меня прямо пугаешь. У меня есть серьезные основания для беспокойства. Где твоя матушка? Нам надо с ней поговорить.
— Она не матушка, — говорю. — Она мама. И сейчас ее нет, потому что она ушла. Убежала с тем дяденькой, ну, с которым они занимаются этим самым. У меня есть только дядя. За которым я теперь смотрюсь. Нет, присматриваюсь.
— Ты хочешь сказать, который присматривает за тобой?
Я киваю.
— Тогда надо поговорить с твоим дядей. Причем не откладывая. — Фатва Джихад поднимает свой поезд с пола и говорит: — Сейчас починю паровоз, и пойдем.
Если ты что-то сломаешь, вот что бывает потом: тебя сильно ругают. А чтобы тебя не ругали, надо быстрее убегать. Ты убежишь, и тебя не будет, и никто не сможет тебя заругать.
Я сломал этот поезд, который с железной дороги. Которая не настоящая, а модель. Фатва Джихад меня не ругает. Но он на меня даже не смотрит. Он смотрит на поезд, который сломан. Он чинит поезд, и еще качает головой, и еще приговаривает: «Эх, мальчик, мальчик». Я выбегаю из комнаты и бегу вниз по лестнице и прочь из дома. Я бегу в сад.
Здесь где-то есть дырка в заборе. Одна планка сломана, и надо ее отодвинуть, и тогда будет дырка, в которую можно пролезть. Я отодвигаю все планки подряд.
Планки не отодвигаются.
А потом, когда у меня ничего уже не получается, кто-то кричит:
— Том, дружище.
Я поднимаю глаза. Мой взгляд поднимается вверх, над забором, до самого неба. Как будто это футбольный мяч, который пинают большие мальчишки. Я смотрю вверх, на окно. Это окно моей комнаты.
