Ирвин Уэлш - Дерьмо
— Эй, Блейдси, найдешь два пенса? Две по два или четыре по одному. Это все, что мне надо.
— Здесь пять, — говорит Блейдси. Беру у него пятак, кладу водиле на ладонь и забираю один пенни. — Ну вот, теперь порядок, — бодро сообщаю я. — Три фунта шестьдесят пенсов.
— Большое спасибо.
— Не за что. Это вам большое спасибо.
Я ухмыляюсь. Таксист высыпает деньги в карман и отваливает. Я открываю калитку.
— Ты ничего не дал ему сверху? — спрашивает Блейдси.
— Я бы не дал ему и дерьма из-под ног.
— В Ложе есть парни-таксисты…
— Я это прекрасно знаю, брат Блейдси. Но если я и знаю кого-то из ихней шушеры, это еще не значит, что я им обязан. Правила везде одинаковы. Чаевые? Я не даю на чай таксистам. С какой стати? Пошли они…
В кухне я наливаю себе добрую порцию двенадцатилетнего «Шивас Ригал», а Блейдси лью из пластмассовой бутылки «Теско». Виски наш национальный напиток, так что разницы ему, англичанину, все рано не понять, к тому же он и так нализался. Я мог бы нассать в стакан — он бы и не поперхнулся.
Через некоторое время на лице Блейдси появляется грустное выражение.
— Тебе так повезло с женой, — жалобно тявкает он, — она у тебя такая понимающая.
Похоже, парень готов перейти к своим отношениям с тем куском мяса, на котором он женился в прошлом году. Ее зовут Банти. Он ее боготворит, эту корову: Банти то, Банти сё. Она же, конечно, воспринимает моего приятеля Клиффорда Блейдса как последнее дерьмо. По своему опыту знаю, что если женщина так относится к мужу, значит, ей нужен хороший ёбарь. Похоже, Блейдси в этом слабоват. Правила везде одинаковые.
— Это вопрос ценностей, — говорю я. — Ну… вроде того, чего ты хочешь от жизни. Имей в виду, я тут устрою хорошую уборочку перед ее возвращением. Сейчас здесь просто помойка.
— М-м-м, да уж конечно, убраться надо.
Блейдси отхлебывает виски и кривит физиономию. Не понравилось, мать его. Вот наглец.
— А дочка, Брюс? Где она учится?
— Э-э… в «Мэри Эрскин». Только недавно пошла.
— Я… мне… вообще-то у меня как-то не очень складывается с Крейгом. Банти уж слишком его оберегает. По-настоящему он меня так и не принял. Я, конечно, вовсе не навязываюсь ему в отцы… стараюсь принимать решения в зависимости от обстоятельств… А ты? У тебя никогда не было проблем с дочерью?
— Был один небольшой инцидент… я поймал ее на лжи… на глупом, мелком обмане. Ничего такого — теперь все уже позади.
Я напрягаюсь. Не стоило рассказывать этому хмырю о том, что его не касается. Лучшая форма защиты — нападение.
— Послушай, Блейдси, старый хрен, можно задать тебе личный вопрос?
— Ну… да… я…
— Это насчет тебя и Банти. Ебешь ты ее?
Блейдси смотрит на меня, потом отводит взгляд. Никого он не ебет, жалкий сукин сын. Он начинает мямлить, сначала смущенно, но без обиды — хотя мне-то наплевать.
— Ну, видишь ли… в последнее время с этим обстоит не очень…
Я решительно киваю, и Блейдси продолжает. Ни капли гордости. Этот осел думает, что мне есть до него какое-то дело. Ошибочка!
— Знаешь, я всегда был немного одиночкой… трудно заводил друзей… но на службе ребята приняли меня как-то сразу… как своего. В общем, то, что я нашел здесь работу и встретил Банти, это… ну… мне даже показалось, что я встал на ноги. Понимаешь, Брюс, я не понимаю, чего она хочет. Я на нее голоса ни разу не повысил, даже когда она вела себя уж совсем неразумно. Всегда заботился о ней, покупал…
Да, парня надо направить на верный путь, раз и навсегда.
— Послушай, дружище. Я дам тебе совет по части того, как относиться к женщине. Все, что требуется, это регулярно прочищать ей трубы. Ты понял? Еби ее почаще, и она сделает для тебя все.
— Ты действительно в это веришь?
— Конечно. И никогда не слушай недоумков из консультаций по проблемам семьи, они ни хрена ничего не понимают. Корни любой семейной проблемы всегда уходят в секс. Женщинам нравится, когда их трахают. И чем больше, тем лучше. Если ты не ебешь свою бабу, то образуется вакуум, пустота. А природа не терпит пустоты. Будь уверен, всегда найдется хуй, который займет твое место. Не допускай пустоты. Заполняй ее тем, что дала природа. А если она тебя не подпускает, иди и найди другую дырку. Я знаю, что могу в любой момент выйти из дома и получить любую. Это как два пальца.
Я щелкаю перед ним пальцами, и бедняга испуганно отшатывается.
— Ты действительно думаешь, что все так легко?
— Конечно, легко. Они сами тебя найдут, кроме шуток. И в этом городе, и в любом другом. Везде, — я раскидываю руки, — во всем мире. Надо только знать, где искать, куда смотреть. Возьми, к примеру, меня. Я детектив. Полицейский. Хороший полицейский всегда знает, куда смотреть. Я — знаю, потому что я хороший полицейский. Может быть, не самый лучший, — я делаю выразительную паузу, дожидаюсь, пока Блейдси начинает кивать, а потом с абсолютной серьезностью заканчиваю, — но уж точно один из них.
Так оно, мать вашу, и есть.
— Должен сказать, мне не терпится поехать в Амстердам, — краснея от смущения, признается он.
Вот же тюфяк. Никакой уверенности в себе.
— Поездка будет волшебная, Блейдси, я не шучу. Они все будут наши. Шлюхи всех цветов, размеров и форм.
КЭРОЛ
Проблема Брюса в том, что он держит все в себе. Я знаю, что на работе ему пришлось повидать немало страшного, и, что бы он там ни говорил, это сильно на него подействовало. В душе он очень тонкий, восприимчивый человек. Его напускная жесткость способна обмануть многих, но не меня. Я-то его знаю по-настоящему. Люди не понимают, какой это сложный человек. Чтобы узнать Брюса, его нужно любить, и я, конечно, знаю его.
Я знаю, например, какое впечатление Брюс производит на женщин. Знаю, что они считают его привлекательным. Я знаю это, потому что и сама произвожу такое же впечатление на мужчин. Если вы сексуальны, то всегда сознаете, как ваша сексуальность действует на других. Я бы назвала это сексуальной аурой. Она становится чем-то вроде обшей валюты, неким кодом, безмолвным языком. Да, некоторых как будто окружает невидимое сияние, и я знаю, что оно окружает и Брюса.
Я трачу на себя кучу времени, потому что мне нравится всегда хорошо выглядеть — и в его глазах, и в своих. Некоторые женщины говорят, что нельзя одеваться ради мужчины, но когда кого-то любишь, то его удовольствие становится и твоим удовольствием, и ты как бы упиваешься им. Да, есть за мной такой грех и никуда от этого не денешься.
Я стою перед зеркалом и смотрю на свое обнаженное тело. Да, Кэрол, да, девочка, в тебе это есть. Мне кажется, что я теряю вес. Надеваю бюстгальтер, застегиваю его впереди, потом поворачиваю и натягиваю чашечки на груди. Достаю из шкафа шелковую кремовую блузку, надеваю, застегиваю пуговицы. Мне нравится ощущать прикосновение к коже именно этой блузки. К ней хорошо идет темно-синяя юбка. Надеваю юбку и смотрюсь в зеркало. Да, я определенно похудела — юбка сидит свободно. У меня широкий лоб, но этот недостаток легко нейтрализовать длинной челкой. Мне нравится мой большой рот с красивыми полными губами. Брюс всегда восхищается и моими губами, и моим маленьким носом, и моими большими карими глазами.
Из нижнего ящика шкафа я достаю синие, с бархатным отливом туфли. Все это время я думаю о Брюсе, о наших играх со встречами-расставаниями, о том, что эти разлуки — всего лишь дразнящий, возбуждающий, сближающий сердца флирт. Брюс нужен мне, меня влечет к нему, и я скоро вернусь. Я обнимаю себя, представляя, что мы вместе. В некотором смысле так оно и есть, потому что ничто — ни пространство, ни время — не в силах разрушить наш восхитительный союз.
РАВНЫЕ ВОЗМОЖНОСТИ
Утро оказалось безнадежно испорченным из-за того, что я никак не мог придумать, что надеть. А все Кэрол виновата; намылилась уйти, так могла бы по крайней мере договориться с прачечной. Я уже собрался было свернуть барахло, отнести и подождать, пока все будет готово, но потом обнаружил черные брюки, оказавшиеся еще вполне пригодными — надо было только стряхнуть прилипшие к подкладке шелушинки.
Вообще-то я даже рад, что так расстарался, потому что на работе меня ждут девочки. Допрашивать таких цыпочек одно удовольствие, а больше всего мне нравятся их вывернутые, блестящие от помады губки. Классные шлюшки понимают: помады и туши много не бывает. Так и снял бы показания да заполнил пару протоколов.
В штанах возникает приятное подрагивание, и я делаю глубокий вдох, чтобы успокоиться и сосредоточиться. Хорошо еще, что я профессионал и способен подняться выше самых животрепещущих тем.
— Итак, в ночном клубе вы не видели никого, чье поведение можно было бы охарактеризовать термином «подозрительное»? — спрашиваю я.
Девчонка та еще умелица. Зовут Эстеллой.
