Джерри Стал - Вечная полночь
Слова выходят из меня, пугают меня, выводят из состояния полуступора, где я упорно стараюсь пребывать. Если бы я знал, как мне повеситься, непременно бы повесился. Но я всегда плохо вязал узлы. И вообще, у меня руки не из того места растут. Кажется, я ничего не умею нормально делать.
Самое жуткое — это когда я выползаю наружу, уткнувшись носом в грязь, рот забивает какая-то мерзотная слякоть, язык вываливается на землю, мокрую от моей мочи и жидкой рвоты. Не отличишь, где грязь, а где блевотина. А когда я пробую встать, хотя бы чуть приподняться, чтобы ползти, чувствую, как пальцы тонут, вязнут в дымящемся, повсюду разбросанном говне, чей след тянется за мной, как за больным слизняком.
Блядь, холодно как-то…
И собрав все силы, я обхватываю себя руками и ощущаю, как покрываюсь непонятной жирной пленкой… Ебаный иконостас, я же голый! Удается повернуть голову, разглядеть бледную простынь, которую притащил за собой. Я, видимо, вышел — я вышел? Или выполз — видимо, как бы то ни было, оставил свой неприкосновенный запасец завернутым в этот вонючий перкаль…. Я не знаю. Как бы я не начал, думается мне, вот так я закончил. И разве это не история моей жизни? Разве, дамы-господа, можно тут что-то добавить?
Кое-как я перекатился на спину. Прикосновение грязи к спине приятнее, чем к животу. И лежа вот так, я воображал, что вижу огни. Оранжевые языки пламени, лижущие небо. Задевающие зеленые верхушки деревьев, качающиеся надо мной и кажущиеся бледно-золотыми. Бледными и ослепительно золотыми.
Что-то щекочет мне кожу. Я чувствую прикосновение к лицу и думаю: перья? Это возможно? Я попал в какой-то рассказ Гарсии Маркеса, где моя жизнь заканчивается с тихими перьями, падающими с небес на многострадальную плоть? Но нет, осеняет меня, нет, это не перья, это сажа… парящие, легче воздуха остатки бог знает чего. Потому что теперь небо потемнело. И вроде стало светлее… Глубокого и пыльного на вид серого цвета. Неестественная, но, странным образом, меня успокаивающая тень. Мягкая, как грудка у голубя. Мягкое, как пепел. Больше мне ничего не надо. Полежать на груде пепла, уплыть, дать унести себя тяжелому воздуху. Унесенный и забытый…
Изнанка мира, размышляю я, глядит через мои воспаленные глаза, низ стал верхом. «Значит ли, — спрашиваю я, через силу улыбаясь, чувствуя, как на губах лопается вонючая корка засохшей грязи, — значит ли это, что мертвые спустятся с неба… восстанут из земли, где они похоронены…?» Хорошо бы, отвечаю я себе. Я готов. Успел приготовиться.
Может, это и есть все, что было… Все-все, что вело меня к этому моменту в грязи, готовило меня к встрече с мертвыми. Готовило меня к встрече с отцом. С моим отцом, о котором я никогда не позволял себе скучать. Никогда не оплакивал. Который даже сейчас, как мне кажется, следит за каждым моим шагом, качая головой и печально хмурит брови, от чего его сын становится все хуже и хуже, падает все ниже и ниже…
Пора встречаться, папа. Если я упаду еще пониже, я окажусь в земле вместе с тобой…
И что ты скажешь?
Я скажу, прости.
А потом что скажешь?
Потом скажу, что все позади.
И, каким-то чудом, а может, и не чудом, все так и было.
Я снова очнулся на полу гаража, как мне казалось, утром третьего дня. Ощущение такое, будто проспал тысячу лет. Я чувствовал легкость. Я знал, не только потому, что я окончательно соскочил, но потому что я так долго постился и очистил себя с таким неистовством от всех гадостей. Отец, вдруг осенило меня, умер в гараже.
Тут же встав на ноги, собрав грязные, заскорузлые простыни и одеяла, я вышел наружу на маленькое патио между гаражом и запертым домом. И, как в плохом кино, небо стало сияюще голубым. Наверно, так произошло в «Волшебнике из страны Оз», когда Дороти выходит после урагана из своего домика, и мир из черно-белого превращается в цветной.
Я подобрал перед собой, будто всю он жизнь там лежал — и, конечно, так оно и было — смотанный шланг насоса. Не знаю, как я его проглядел. Наверно, не хотел находить.
Насчет соседей я больше не волновался. Теперь я пришел к выводу, что у них хватает и других забот, помимо обляпанного грязью белого человека, смывающего собственную блевотину из шланга во дворике рядом с ними. Их это не удивит, я уверен, ведь за последние несколько дней всем пришлось пережить доселе такие ужасы, какие им и во сне не снились.
Я осознал все ранее возможные кошмары. Мне, в моей поразительной легкости, это удивительно придавало сил. Бояться больше нечего. Потому что все, чего я боялся, уже произошло. Я заставил это произойти. И вот я очутился здесь — с чувством освобождения, которое доступно лишь мертвым.
На одну странную секунду я заподозрил, что действительно уже умер. И поймал себя на том, что смотрел через плечо через открытую дверь провонявшего гаража на тени, просто чтобы убедиться, что мое тело все еще здесь. В любом случае, я бы не удивился.
Теперь это стало неважно. Все неважно. Накипь вскипела на поверхности и выгорела, осталось лишь то, что должно остаться.
Я поднял шланг над головой, включил насос и поднял лицо под поток воды.
Спасибо
За невероятные веру и преданность автор хотел бы поблагодарить следующих людей: Джорджа Хеджеса, Пайннис Джошуа, Кэрен Келли и Барбару Зитуэр… Также спасибо недавно почившему Бобу Лабраска, ныне здравствующим Дэвиду Херши, Митчеллу Фруму, Нэнси Сине Лорд, Диане Стокуэлл, Келли Катрон, Л’нор, Марне Кармин, Майклу Мелвину, Хитеру Макхью, Стиву Хэйджелу, Сьюзан Скуаер, Спецагенту Глену, Стиву Рэнделлу, «Café Tropical», Нэнси Фергюсон, Хилари Бин, Арти Нельсону, Эрику и Тине Блэкни, Лайзе Джейн Перски, Эдди Литтлу, Джонатану Крэйвену, Тексису Терри, Линн С., Мелу Б., Джиму Д. и всем, кто предпочел остаться анонимными.
Возникший из ниоткуда писатель-джанки возносит жуткую хвалу аду и раю, демонстрируя нам свое апокалиптическое видение смеющегося дьявола.
Ральф Стэдмэн
Кому-то может показаться вполне естественным, что Джерри Стал, жертва писательской карьеры, начинавший с сочинительства «писем читателей» для «Пентхауса» и заканчивавший подготовкой сценариев для сериалов вроде «Твин Пикса» и «Альфа», превратился в закоренелого наркомана.
Жизнь Стала, при поверхностном взгляде идиллическая, оказалась в плену его работы: несколько все более коротких — и причудливых — эпизодов между последней и следующей ширкой. Его рассказ о спуске в наркотическую преисподнюю и последовавшем выздоровлении звучит удивительно искренне. «Вечная полночь» — яростная, динамичная и до боли забавная исповедь дзенского мастера саморазрушения. Она более чем достойна занять место в одном ряду с такими классическими произведениями, как «Страх и отвращение в Лас-Вегасе» и «Голый Ланч».
Как напоминает нам Стал, жизнь — временное мероприятие. Он, как никто другой, иллюстрирует пословицу: «Было бы смешно, если бы не было так грустно». «Вечная полночь» — зеркальное отражение этого.
[Стал] обладает характером, самобытным стилем и наводящим ужас, разрушающим привычные рамки чувством юмора, вспыхивающим наиболее ярко именно в те моменты, когда палач предлагает осужденному последнюю сигарету.
Тобиас Вулф,
автор книги «ЖИЗНЬ ЭТОГО МАЛЬЧИКА»
Совершенно неотразимая работа… «Вечная полночь» — поразительный успех автора…
Хьюберт Селби,
автор книги «ПОСЛЕДНИЙ ВЫХОД В БРУКЛИН»
Примечания
1
В автогонках — заезд гонщика в гараж для смены колес, дозаправки или ремонта во время гонки (спорт.).
2
Огнеупорная пластмасса (фирменное название).
3
Образ действия (лат.).
4
Тест Роршаха (Rorschach test) — метод тестирования характера, когда тестируемому предлагается ответить, на что похожи чернильные пятна разной формы.
5
Очень (фр.).
6
Балетный номер, исполняемый двумя партнерами.
7
Взгляд (фр.).
8
Экзерсисы (фр.).
9
Христианский союз молодых людей.
10
Добровольная организация, создаваемая в каждой школе и выполняющая функции попечительского совета.
11
Фантастическое растение, которое вырастает до очень больших размеров, потом ходит и нападает на людей.
12
С (фр.).
13
