Саймон Ингс - Бремя чисел
Теперь, когда Нику давно перевалило за пятьдесят, хотелось бы положить конец кочевой жизни. Он устал от тяжелой работы и сложных обстоятельств, устал от безликих портов, от лживости продажных женщин. Его раздражает нахальная молодежь, что так и норовит поскорей пролезть вверх по карьерной лестнице в сфере морской торговли. Лично ему всегда было наплевать на подобные потуги. Ник хочет, чтобы неизбывное мальчишество оставило его, прежде чем станет слишком поздно. Хватит, сколько можно скитаться по свету. Ему нужна жена. И ребенок, пусть даже рожденный от другого мужчины. Ему хочется домой.
Саул Коган, его давний деловой партнер, позаботился о том, чтобы Джинкс смог вернуться, не опасаясь ареста. Он даже добился того, что Ник теперь может въезжать в Великобританию под собственным именем.
Документы не вызвали никаких вопросов, так что путь свободен. Ник задумывается над тем, куда, собственно, он сейчас поедет. Последний раз он побывал в Соединенном Королевстве сорок лет назад. Четыре десятилетия, прожитые под вымышленными именами — Дженкинс, Дженнингс, Джиггинс, Дживс, Джессап. Пора привыкать к собственному.
Не торопясь Ник проехал во взятом напрокат автомобиле по местам, где прошло его детство, мимо родительского дома. Гаража и магазинчика, в котором торговали чаем, он не нашел, они куда-то исчезли, зато на их месте теперь возвышался супермаркет «Теско». Изменилась и сама дорога: ровная, гладкая, хорошо освещенная, снабженная соответствующей разметкой и указателями, идеально, с математической точностью искривленная — подобно трассе автомобильных гонок из какой-нибудь компьютерной игры.
Ник въехал на автостоянку супермаркета и попытался сориентироваться.
Зараза настигает лишь того, кто излишне чувствителен к ней. Стерильную чистоту бакалейного отдела «Теско» не осмелятся осквернить ни омерзительные толстые мухи, ни осы, ни крысы, ни загадочные белые чайки, доставлявшие когда-то столько неприятностей им с отцом. Это был совершенно другой мир.
Ближе к вечеру Ник Джинкс въехал на своем стальном многотонном монстре на стоянку станции техобслуживания близ Карлайла. Зад его грузовика украшали три магические буквы — T.I.R. Transport International Routier, международные торговые перевозки. В соответствии с международными договоренностями, транспортные средства с сертификатами T.I.R. на границах между государствами освобождаются от таможенного досмотра. Согласитесь, какой смысл охлаждать дорогостоящие пищевые продукты до температуры минус пять градусов, если какой-нибудь чиновник-буквоед с блокнотом в руках потребует открыть грузовой отсек, и все испортится к чертовой матери в пыльной жаре где-нибудь на испано-португальской границе. T.I.R. — фаворит тех, кто занимается контрабандными перевозками. Неудобно, зато эффективно.
Джинкс приобрел достаточно опыта в своем деле и знает, что нельзя оставлять грузовик без присмотра. Наскоро умывшись и перекусив, он покидает станцию техобслуживания, минует стоянку и снова забирается в кабину своего железного исполина. По правде говоря, невелика трудность — провести ночь в машине. Водительская кабина сконструирована так, что ночевать в грузовике можно вполне комфортабельно. Джинкс врубает на полную мощность обогреватель, закрывает шторками заляпанные трупиками насекомых стекла и включает маленький цветной телевизор, прикрепленный в углу под самой крышей кабины. Качество изображения оказывается на удивление хорошим. Приличные телепрограммы пока не начались. Все еще идет «Вечерний Лондон». Ник слишком устал, чтобы взяться за книгу (у него с собой «Педро Парамо» Хуана Рульфо, но испанский он порядком подзабыл, поскольку давно им не пользовался), а заняться больше нечем.
Вечерние программы предлагают обычный набор леденящих душу криминальных новостей, обзор местных событий и всякую гламурную дребедень. Примерно в половине восьмого все сменяется шутовскими телесюжетами по случаю Дня Красного Носа. Услышав обещание «раздеть догола сто одного парня и девушку на виду у всей страны». Ник быстро переключается на Би-би-си-1. Тут Джинксу приходится выдержать натиск попурри из песен Ричарда Уилсона и Кейт Буш. Это не страшно — в Уганде ему доводилось слушать, как завывают Стивен Фрай и Джерри Холливелл. После песни «Когда жить становится трудно, надо потрудиться» в исполнении группы «Бой-зоун» он протягивает руку и выключает телевизор, однако тотчас включает его снова. Экран оживает, и перед взором Ника предстает хорошо известное ему место: Манхиса, это к северу от Мапуту. После фиаско 1969 года он какое-то время, совсем недолго, там прятался. Похоже, в Манхисе практически ничего не изменилось, за исключением того, что какая-то еще более костлявая, чем обычно, знаменитость прокладывает себе путь по пыльным улочкам и засиженному мухами рынку.
Значит, пора спать.
Ник Джинкс выключает телевизор, на одно деление уменьшает мощность обогревателя, раздевается, вырубает свет и неуклюже устраивается на откидном сиденье. Закрывает глаза.
Неудача.
Он открывает глаза.
Его тело по-прежнему напряжено до предела.
В этом нет ничего нового. Без женщины ему еще ни разу не удавалось уснуть вот так, сразу. Во всяком случае, после того, как Джинкс получил удар веслом по голове. Это произошло в тот день, когда он, семнадцатилетний парень, выбрался на берег в местечке под названием Плайя-Хирон. С усталой покорностью Ник запускает руку в штаны. Он вспоминает Манхису и тамошних девушек, вспоминает себя в те дни, когда его мускулы еще не успели заплыть жирком. Это было еще до того, как страх подцепить дурную болезнь не заставил Джинкса раз и навсегда застегнуть на брюках молнию. До того, как он облысел, до того, как сотрудничество с Саулом разрослось до нынешних масштабов. Ник вспоминает девичьи груди, кончает и закрывает глаза.
Ничего не происходит. Сон не идет.
Это от усталости, решает он. Долгий день, трудный переезд, оживленное дорожное движение. Завтра все будет гораздо проще.
Он крепко зажмуривается.
В кабине раздается какой-то звук.
Какое-то движение. Будто пробежал мелкий зверек.
Ник приподнимается на локте и вслушивается.
Ничего.
Он снова откидывается на спину.
Звук больше не повторяется.
Ему по-прежнему не удается уснуть. Рука снова тянется вниз. Член влажен и неприятен на ощупь. Однако Джинкс как-то справляется с задачей и ложится на спину, ожидая, когда вторая жидкая волна эндорфинов погрузит его в блаженный сон.
Ничего не происходит.
Позднее Ник не мог вспомнить, когда все-таки окончательно уснул. Он пробуждается от тревожных сновидений. На подушке видны следы пролитого оранжада. В кабине по-прежнему темно. Сколько сейчас времени? Неужели он все это время спал?
Ухо улавливает какой-то звук. Легкое царапанье. За ним следует глухой удар. Затем снова царапанье.
Теперь Ник знает, что именно его разбудило.
Знакомый звук возвращает его в детство, в родительский дом, к отцу, старому морскому волку по имени Дик Джинкс. К тому трагическому дню, когда он убил человека, что и вынудило его впервые пуститься в бега.
Это и есть то самое проклятие.
Хотя прошло уже много лет, проклятие живо. Все эти долгие годы, пока Ника носило по свету, оно терпеливо его дожидалось.
Джинкс нехотя одевается, поднимает шторки и садится за руль. Затем поворачивает ключ в замке. Несколько мучительных секунд приходится ждать, когда прогреется свеча накаливания дизельного двигателя. Ему кажется, что его голову разрывает пронзительный крик. Он затыкает уши пальцами. Свет на приборной доске гаснет. Ник поворачивает ключ, и машина оживает, заглушая крысиный писк его неизбывного проклятия. Крепко сжимая руль, Ник Джинкс выводит железного монстра на шоссе А74. Сколько же ехать до Форт-Уильяма? Миль восемьдесят, самое большее — сто. Остановок он больше делать не будет.
Ник крепко нажимает ногой на педаль газа, хотя ему уже должно быть известно, что от судьбы не убежать.
Чикаго, штат Иллинойс
11 марта 2000 года, суббота, 14:30
Тысяча девятьсот девяносто девятый принес одни неприятности. В марте куда-то сгинул Джинкс, и я был вынужден ликвидировать британское направление моего проекта. Как вы понимаете, это предполагало оказание ответных любезностей кое-каким людям. Переместившись в Штаты, я понадеялся на то, что смогу реанимировать мое пришедшее в упадок агентство по трудоустройству. Однако конкуренция в этой сфере была очень жесткой, и о моих проблемах в США узнали раньше, чем я ступил на американскую землю.
Блессинг и Фами, мои «смотрящие» на севере Штатов, в начале марта 2000 года попались на крючок иммиграционной службы США, и у меня так и не получилось подобрать им замену. Я подумывал над тем, не привезти ли из Лондона Чисуло и Хэппинесс, но им надо было присматривать за дочерью, а я и без того требовал от них слишком много.
