Рю Мураками - Война начинается за морем
Рядом о чем-то негромко спорили пожилые супруги. Старичок курил сигару и то и дело побалтывал виски на дне своего стакана; его жена сидела прямо, положив руки на колени. Она выглядела заметно свежее мужа. Фуини поставила на стол чашку и вдруг спросила:
— А как насчет?..
В свое время я баловался травкой и кислоту случалось принимать. Был у меня знакомый музыкант… Девушка зашипела мне на ухо:
— Есть немного кокаина. Давай на пляже, а?
— А не лучше ли вечером?
— Не, на ночь мне не нравится. Спать потом не могу.
Ну, на пляже так на пляже…
Мы встали из-за столика и направились к выходу.
— Да не переживай, я не наводчица, — засмеялась барышня и заговорщицки подмигнула.
Вода в бассейне напоминала перекипевший бульон. Ветерок с моря обрывал лепестки растущих повсюду цветов, и они падали в воду. Их собирал худой служитель, облаченный в рваные шорты. Воспользовавшись тем, что народу в бассейне в этот час было немного, он вовсю орудовал большим сачком. Рубашка его промокла от пота.
Фуини захватила из своего номера пакетик из фольги, который сразу же спрятала под мое купальное полотенце. Две золотушные девочки наперегонки носились друг за дружкой, шлепая мокрыми пятками. На край бассейна уселась пичужка с красными крылышками и длиннющим черным хвостом — как она называется, я благополучно забыл.
Я искупался, но лучше мне от этого не стало. Фуини заказала себе пива, но как только мы растянулись на скамейках, к нам подошла толстая француженка и пригласила сыграть в пинг-понг. Еще через двадцать минут к нам присоединился итальянец, помоложе меня. Но, несмотря ни на что, пузатая француженка делала всех нас как котят. Больше всех нервничал итальянец, даже взмок от напряжения. А тут еще толстуха принялась напевать себе под нос что-то вроде: «Итальяшка разошелся, кровь ударила ему в голову, но это ему все равно не поможет…» Тот аж покраснел и стал допускать промах за промахом.
У меня чуть инфаркт не случился, когда он потянулся к моему полотенцу, чтобы утереться. Хорошо еще, Фуини догадалась и быстренько подсунула ему свое.
Продув все три партии, мы стали собираться. Француженка пожала нам руки и сообщила, что сегодня вечером будет бал. «И оркестр живой будет», — добавила она. Недовольный проигрышем итальянец подал руку только мне и Фуини — я даже пожатия не ощутил.
Солнце стало склоняться к западу, и тени вытянулись. Фуини достала тюбик и начала мазать меня кремом. «Нет-нет, обязательно. Иначе ты обгоришь». Ее влажная рука оказалась у меня на затылке, потом на шее, на животе, потом стала массировать спину. Когда она коснулась бедер, я непроизвольно дернулся. Девушка издала короткий смешок и сжала мне руку: «Ага, кокаин действует». Потом мы надели очки и вылезли из-под зонта на солнце.
…Солнце опускалось все ниже, и море сразу меняло свой цвет.
— А что ты сейчас рисуешь?
— Сегодня? Конечно, портрет Фуини.
— А вообще?
— Да все. Все, что на глаза попадется. Я думаю, что надо уметь рисовать абсолютно все.
— А ты подаришь мне мой портрет?
— Ну, если получится, то да.
Фуини считала, что этот курорт не очень хорош для купальщиков. «Здесь совершенно нет рыб, я видела только одну». Но зато здесь до черта медуз. Вчера вечером, когда я вышел прогуляться на берег, с моря показалось каноэ. Как выяснилось, это были местные мальчишки, промышляющие продажей отдыхающим раковин и кораллов. Вообще-то пляж принадлежит отелю, и посторонним запрещено сюда соваться. Охрана быстро выявляет нарушителей. Поэтому единственное, что можно тут сделать, — это попробовать зайти с моря на лодке. Мне показали большую раковину — белую, с причудливым розовым рисунком, но покупать мне ее не хотелось. Ребята насели на меня всей ватагой и даже снизили цену почти вдвое. В конце концов я предложил им в обмен на сувенир тюбик с краской, но они только недоуменно пожали плечами. Глупость я сделал, надо было купить — сейчас подарил бы ее Фуини.
— Знаешь что? Я вот лежу тут на солнышке, а все равно думаю про тот сон, что мне постоянно снится.
С этими словами она поворачивается на бок и тянется ко мне губами. Теплота ее щек и подбородка, свежесть губ с остатками помады — сплошное удовольствие да и только!
— Мне снится лев. Лев отдыхает, как мы сейчас. Ему даже пошевелиться лень. Наелся, понимаешь, и теперь храпит во всю глотку. Иногда этот сон…
По горизонту скользит нечто напоминающее судно.
Наконец мне удается его разглядеть. Виден лишь неясный силуэт, но так как он движется с постоянной скоростью, это может быть только судно — причем немалое. И, судя по всему, направляется оно к темной полоске чужого берега.
— …и вот он лежит, сыто икая, и высокомерно посматривает на остальных зверей, всяких там обезьян, жирафов, зебр, которые суетятся вокруг.
Он очень похож на тебя, когда ты вот так вытягиваешься.
— Посмотри-ка, Фуини, видишь вон ту точечку на море? По-моему, это корабль. Тебе не кажется?
Она приподнимает голову и прищуривается.
— Может, это китобоец?..
Китобоец не китобоец, а движется он к тому самому острову.
— Наверное, он приплыл издалека… у него на палубе неразделанная туша кита, — продолжает девушка, — ну, может, не кита, а просто какой-то очень большой рыбины… ее везут, чтобы разделать на берегу… хотя обычно рыбу разделывают сразу на борту судна… Видишь? Он идет к левой оконечности острова. На берегу его ждут с нетерпением. Нет, это точно не кит… это рыба, огромная рыбина, которая встречается раз в сто лет. Это обязательное условие праздника. Толпа на берегу замерла в ожидании. И взрослые, и дети — все бросили свои привычные занятия и теперь бегут в порт, чтобы хоть краешком глаза увидеть диковинный трофей. Наверно, весь город собрался на берегу… Смотри, он замедляет ход.
Судно огибает мол. Когда оно наконец входит в порт, окрестности оглашает приветственный рев сирены. Его слышат все: и рабочие на свалке, и трое мальчишек, собирающих персиковые косточки, и бродячие собаки, и сотни тысяч ворон. И домохозяйки, торчавшие целый день у плиты за приготовлением праздничного блюда, и дети, что украшали флажками и цветами деревья на главной улице города, — все бросают свои занятия и устремляются в порт.
Сирену услышали и в красном доме. Нагая девушка вздрогнула от неожиданности; полковник бросился закрывать окно. Глядя на улицу, он что-то говорит девушке, но та не может ничего разобрать:
— Ага, смена… Смотри-ка, уходит… Ну, тот парень, с которым ты разговаривала.
Молодой солдат идет через парк. Он тоже слышал приветственную сирену, но радости это ему не доставило. Войдя в караульное помещение, он сохраняет на своем лице такое же бесстрастное выражение, как и на посту. Его приятели весело громыхают металлическими дверцами шкафчиков и отпускают шуточки. Предпраздничная лихорадка мало-помалу проникла и в это душное помещение. Один из охранников вытирает рубашкой потные подмышки и живот и орет на всю комнату:
— Я знаю одно местечко, где на время праздника шлюхи снизили расценки! Сегодня пойду попользуюсь! — С этими словами он достает спрятанную в шкафу бутылку и надолго к ней присасывается. — Оторвусь по полной! Есть там одна… Так-то не снимешь, дорого берет, сучка! Но, говорят, в честь такого события у нее… ха-ха-ха!.. праздничные скидки! Эй, парни, вы что, ничего о ней не слышали? Ну-у-у… скажу вам, талия у нее… Как у тех баб в комиксах! Вся такая маленькая, стройненькая, двумя пальцами обхватить можно…
Он размахивает бутылкой во все стороны так, что чуть не лопается портупея. Потом он соединяет вместе большие и указательные пальцы и показывает всем: настоящая осиная талия, черт побери!
Молодой солдат держится особняком. Дело не в возрасте, просто ему совершенно не о чем с ними разговаривать. Впрочем, все они отличные ребята. Взять хотя бы этого тощего, с глазами навыкате, что переодевается справа от него. Никогда дурного слова от него не услышишь, да к тому же они почти ровесники. И все-таки… Молодой человек склонен полагать, что причина кроется в нем самом: он совсем не похож на своих товарищей и совершенно не способен завязывать с кем бы то ни было дружеские отношения. В детстве он был самым тихим, незаметным ребенком. Если к нему обращались, столбенел от ужаса и не мог выговорить ни слова. Не будучи замкнутым, он все же предпочитал помалкивать и никому не рассказывал о себе, даже когда бывал пьян. Да он и не пил почти. Все свободное время рыбачил — несколько раз в месяц выходил в море, причем обязательно брал с собой пятилетнего сына. Всю необходимую экипировку ему подарила на день рождения жена, которой надоело смотреть, как он каждый выходной возвращается домой на четвереньках.
Прошлый раз он взял ее с собой. Но едва их катер вышел в открытое море, как несчастную женщину одолела морская болезнь. До самого возвращения она пролежала пластом в рубке, а сынок то и дело обеспокоенно спрашивал: «Мам, ты как себя чувствуешь?» Правда, как только они сошли на берег, к ней сразу же вернулось хорошее расположение духа и она мигом уплела все оставшиеся от завтрака сандвичи. «Да-а уж, — часто повторяла она потом, — хоть я и провалялась всю поездку, но такое нипочем не забудешь».
