Владимир Козлов - Домой
– За то, чтобы сессию сдать, – сказала Светка.
– До сессии еще далеко.
– Не так уж и далеко. Это кажется, что далеко. Каких‑то два месяца всего, даже меньше…
– А потом – каникулы…
– Да, каникулы… Я так хочу…
* * *За окном начинало темнеть. Светка лежала на кровати, укрывшись одеялом.
– Странно как‑то так… – говорила она. – Мне всего четырнадцать было, правда, выглядела я старше, и одевали меня родители нормально. Тогда мы жили, в общем, ничего… Все по знакомству доставали, шмотки… Я тем летом ходила в настоящих джинсах вареных – первые, ни у кого еще в городе не было, а у меня уже были… Вот, значит, я – сопля еще, четырнадцать лет, хоть и в варенках, и он – восемнадцать… У меня, конечно, ничего с ним не было тогда, я слишком была маленькая…
Я налил себе еще ликера, выпил, взял из пачки сигарету, прикурил.
– Открой окно. Ты же знаешь – я не люблю, когда накурено… И потом, когда сказали, что его убили, я толком ничего не поняла… В смысле, не осознала… Глупая была еще… А мама меня на похороны не отпустила – сказала, нечего там смотреть, один только цинковый гроб…
Я встал, подошел к окну, открыл форточку. На товарной станции бубнил неразборчивый голос. Маневровый тепловоз тащил по рельсам состав цистерн. В хрущевках за путями зажглись первые огни.
– Завтра придешь? – спросила Светка.
– А что, они еще не приедут?
– Нет, у них в понедельник мало пар, решили забить на это дело.
– Хорошо, приду. Со «сникерсом»?
– Ну да… Нет, лучше один «марс» и один «сникерс».
Я сбросил пепел в «обертку» сникерса, взял рюмку с «амаретто», допил, бросил бычок в стакан, взял с пола джинсы. Светка вылезла из‑под одеяла, подошла ко мне, обняла сзади.
– Скажи, что ты меня любишь, а, Леша…
Я застегнул молнию на джинсах.
«Санта-Барбара»
Место: Родина
Дата: 19/04/1992
Время: 21:11
Музыка: нет
Впереди меня шла пара – он в рыжей кожаной куртке, она в черном длинном плаще. Она несла торт, у него из пакета торчала бутылка шампанского. Я повернул к своему подъезду, зашел. Свет, как всегда, не горел ни на первом, ни на втором, ни на третьем. В тридцать шестой шла пьянка – звенели стаканы, кто‑то пиликал на баяне. Я поднялся еще на этаж. В сорок второй смотрели «Санта – Барбару». Я отомкнул дверь, зашел в прихожую, сбросил кроссовки, заглянул в комнату. Мама лежала на диване, подложив под голову подушку, читала книгу «Анжелика и король». Я сказал:
– Привет! Зачем тебе этот мусор? Тебе что, нечего читать? Вон сколько книг… – Я кивнул на полки стенки.
– То я все уже читала. Или почти все. – Мама положила книгу на спинку дивана.
– Значит, можно перечитать.
– Можно, но не хочется. Лучше скажи, что с тобой происходит? Два дня дома не появлялся и даже не звонил.
– Ты же знаешь, работа…
– Какая это работа? Я не против, нет, дело твое, но только надо называть все своими именами. Спекуляция, а не работа.
– Хорошо, спекуляция. Но деньги приносит? Приносит. Если бы не эта спекуляция, я не знаю, как бы мы жили на твою зарплату в школе…
– А это что – жизнь? Где‑то все время пропадаешь, непонятно, с кем общаешься… Боюсь только, что свяжешься с криминалом и попадешь в тюрьму… Жил бы с нами отец – может, он бы на тебя повлиял…
Я присел на ковер рядом с диваном.
– Мам, только не надо поднимать эту тему, договорились? Все будет нормально… – Я посмотрел на мамины короткие волосы, крашеные в светло – русый цвет. У корней волос видна была седина. – Я говорю тебе, мам, все будет нормально…
– Ну, как же нормально, что это за жизнь?
– Все так сейчас живут. Время такое…
– А когда оно было другое, когда было хорошо?
Я пожал плечами, задрал голову, посмотрел на люстру. В прозрачных стеклянных плафонах скопилась пыль.
Край всего
Место: Москва
Дата: 16/11/2006
Время: 13:54
Музыка: нет
Самолет снижается. Из облаков выныривают леса, шоссе с машинами, какие‑то заводы, склады или хер поймешь, что там такое. Ничего интересного. Ничего нового. Уши заложены. Я сглатываю слюну, двигаю челюстью в обе стороны – бесполезно.
Самолет опускается еще ниже. Мы летим над самой полосой. Шасси ударяются об асфальт. Несколько придурков хлопают в ладоши. Чувак и девушка вскакивают с мест, открывают багажник, ковыряются в нем. Падает пакет из «Duty Free Praha» – чуть не на голову чеху рядом с дедами. Чех злобно зыркает. Стюардесса объявляет: «Просим оставаться на местах до полной остановки самолета». Но людям – до жопы. Они уже топчутся, толкая друг друга, в проходах. Одни трындят по мобильникам, другие выколупывают из багажников шмотки. Мне некому звонить и нечего доставать из багажника – рюкзак валяется под ногами.
* * *Маршрутка въезжает в Химки. За окном мелькают три противотанковых «ежа», тянется желто – синяя коробка «ИКЕА». С неба сыплется мокрый снег, прилипает к стеклу. На рекламном щите широко улыбается девушка. Мне на секунду кажется, что в ее улыбке есть что‑то живое, настоящее – не как у всех других «рекламных» девушек, дежурно растянувших губы. Но, наверно, просто показалось, потому что в голове творится хер знает что. И не только в голове, а еще и в животе. Надо было в аэропорту сходить просраться, но я, как дурак, побежал искать маршрутку – торопился скорей попасть в центр.
Я прислушиваюсь к радио в салоне.
– …Ну, так как передача наша называется «Первый раз», то, надеюсь, первый вопрос к нашему гостю понятен, – говорит ведущий и начинает дебильно хохотать. – Что ты там хихикаешь, Катюша, а?
– Ничего я не хихикаю, – звучит попсовый женский голос. – Я с нетерпением жду рассказа нашего гостя, все части моего тела приготовились слушать…
– Даже так? – говорит ведущий и снова дебильно хохочет. – Ладно, все, успокоились, а то мы Михаилу слова не даем сказать. Прошу вас, мы все, а в частности, части тела нашей Катюши, вас внимательно слушаем…
– Извините, а какой был вопрос?
На сиденье сзади чувак кого‑то грузит:
– …У меня один кент знакомый охеревает – почему это вы не любите Москву, хотите все свалить? У вас же здесь все есть, что и на Западе, это же не Африка какая‑нибудь… Не, ему хорошо говорить – он лет десять назад или больше уехал в Германию, давно уже имеет немецкий паспорт, работал в крупной конторе, выслужился и сейчас его прислали сюда директором по продажам в их московский офис.
– А что за контора? – спрашивает собеседник.
– Забыл я, не первый эшелон, но стабильно второй, стройматериалы, что ли… Короче, ему снимают квартиру на Малой Дмитровке, тысяч за пять баксов. Машина с шофером, зарплата в сто тысяч евро в год – это минимум. Он кроме офиса, крутой своей хаты и дорогих кабаков ничего здесь не видит – вот ему и кажется, что Москва – это рай.
– Край это, а не рай.
– Край чего?
– Всего.
Улица Мира
Место: Родина
Дата: 17/11/1992
Время: 14:48
Музыка: нет
За окном проезжали грязные машины, перлись куда‑то унылые люди с зонтами. В кафетерии гастронома, кроме меня, Иры и продавщицы, не было никого. Я ладонью стряхнул со стойки крошки и поставил на нее две чашки кофе. Край одной чашки был отбит. Я пододвинул ее к себе.
– Ты точно не хочешь пирожное? – спросил я.
– Точно.
Ира расстегнула фиолетовую куртку из «мятой» ткани, с вышитой пальмой и надписью «Phuket». Под курткой у нее был черный свитер. Она улыбнулась.
– Чему ты улыбаешься?
– Так просто…
– И вообще, какая‑то ты странная сегодня…
Ира взяла ложечку, помешала кофе, сделала глоток.
– Нет, не странная, все нормально…
Я резко взял чашку. Несколько светло – коричневых капель упали на черную кожу куртки. Я отпил и поставил чашку на стойку.
– Рассказывай, кто он…
– Не расскажу. Это тебя не касается.
– Как хочешь. Мне просто любопытно.
– Я ничего тебе про него не скажу…
– А это не тот, про которого ты тогда говорила? Юрген, или как там его кликуха?
– Нет, нет, ты что? Он просто ко мне клеился, но я ему сразу честно сказала…
– А этот кто? Из твоей группы?
– Нет, из параллельной. Но это все. Я больше ничего не скажу…
– Боишься, что отпиздим?
– Не надо так говорить. Мне противно от тебя слышать маты. И, кроме того, я знаю, что ты этого не сделаешь.
– Почему?
– Потому что ты – друг…
Она взяла чашку сделала большой глоток, поставила на стойку.
– Или ты не считаешь себя моим другом?
– Считаю, но…
– А давай не будет никаких «но», хорошо? Это ведь ничего не изменит. Ты всегда вел себя как друг. И я считала и считаю тебя другом… Я не сразу стала тебя им считать… Но ты был единственным, кто меня понял тогда, когда Бурый… И потом… Ты всегда готов дать мне денег, готов меня выручить, просто я не могу у тебя их взять…
