Билл Драммонд - Дурная мудрость
MTV у меня в номере так и играет: «Simply Red». Мик Хакнелл – реальный товарищ. Кое-кому его музыка кажется мягкой и слабоватой, но так оно и задумано. Когда-то мы с ним общались. Давным-давно, когда он пел в «Frantic Elevators». Они сделали перепевку битловского «Don't Let Me Down» – получилась убойная вещь, чумовая. Тогда Мик был толстым, неряшливым, рыжим, в общем, во всех отношениях непривлекательным, – но когда он пел эту песню, в ней была вся неизбывная боль брошенного ребенка. Но теплые чувства не задерживаются надолго. MTV не дает себя вырубить. Оно – как змей в ветвях дерева, оно не признает слова «нет».
А как там дома? Как Джеймс и Кейт? Я не написал им ни одной открытки, не купил никаких подарков… хотя, а что бы я им написал – так, чтобы они это поняли и чтобы это было честно?! И что, интересно, они подумают, когда прочтут эту книгу? (Ведь когда-нибудь они ее прочтут.) Что они вынесут из нее для себя, ну, если вообще что-то вынесут?
Сижу – пишу эти заметки. Время тянется еле-еле, скука маячит в пределах видимости. MTV то затягивает, то отпускает. А потом звонит Гимпо. Говорит, собирайся, пора выходить. У нас вроде как встреча с Чиппендейлами! Как я понял, ему позвонила Улла, и мы должны встретиться с ней и с Чиппами в каком-то там ресторане, а потом мы все вместе пойдем в ночной клуб. Ладно, забыли, что я писал выше. Мы идем веселиться! Гуляем, ребята! Как говорится, доза адреналина в кровь – и обойдемся без кокса.
Звоню Z. Он берет трубку, и еще до того, как он успевает сказать хоть слово, я слышу, что у него там играет «Highway to Hell» «AC/DC», на полную громкость. Это на MTV пошел «Head-Banger's Ball», и сегодня у них там классика металла. Z орет в трубку:
– Алло?
– Идешь встречаться с Чиппами?
– Не, не, я не пойду Меня тут растащило писать, получается очень даже неплохо. Хочешь, прочту тебе пару отрывков?
И он начинает читать. Это действительно здорово: пролапландских рыбаков-пигмеев с бензопилами, про байкеров-викингов и эротичных нацистских сучек из ада. Неужели все это было на самом деле? Да, вполне могло быть.
Входим с Гимпо в ресторан, где назначена встреча. Какая-то навороченная пиццерия. Я узнаю кое-кого из тех, кто был на сегодняшней вечеринке. Справляют чей-то день рождения. Ни Чиппендейлов, ни Уллы. Но все, кто присутствует – очень радушные и дружелюбные. Кажется, все они знают о нашей миссии и об успешном ее завершении. Они говорят, что жить в мире уже стало приятнее и безопаснее: проблемы на Среднем Востоке скоро должны разрешиться, в Северной Ирландии тоже должно стать спокойнее, и в Боснии тоже, хотя с Боснией это займет чуть побольше времени, и в Африке все непременно наладится. Да, может быть, это излишне оптимистичный и даже беспечный подход, но, как говорится, поживем – увидим. Если я прекращу аплодировать, фея Починка умрет. Так что, деточка, я аплодирую и аплодирую. (Проверка реальности: у вас может возникнуть неверное обо мне представление, из-за того, что я употребил в своей книге это слово, «деточка».) Входят какие-то молодые женщины, настоящие красавицы, садятся за наш столик. Настроение у меня замечательное. Время летит незаметно, пора двигать в клуб.
Вперед, по мокрым, мощенным булыжником улицам. Вот и нужный нам клуб. Швейцар на входе – совершенно роскошный трансвестит. Все это отдает нео-нео-романтизмом (да, именно так, с двумя приставками «нео-»), все очень изысканно, очень по-европейски – именно так мне всегда представлялась декадентская вечеринка в Москве в 1990-х, если бы в 1917-м в России не произошло революции. Я в том смысле, что вот тот молодой человек – вылитый Кронпринц Александр, а эта изящная, экстравагантная дама… да ведь это графиня Пушкинская! Техно-музыка гремит на пределе громкости, но от нее не исходит угрозы; мы находимся в полуподвале, мраморные лестницы буквально вздымаются вверх, на этаж выше; придворные шуты тихонько посмеиваются; брейкеры исполняют свои номера; мимо проносится стайка роскошных девиц – я так думаю, супермоделей. Гимпо пошел искать Уллу. Повсюду – живые цветы, их запах пьянит, кружит голову. Мимо проходит какой-то товарищ, явно косящий под Ли Боуери: в горностаевой мантии и с горящей лампочкой на голове. Я слоняюсь из зала в зал, а сейчас пишу эти заметки, примостившись в уголке бара – жду, когда принесут мой заказ. Наверное, мне должно быть противно. Этот клуб – настоящие Содом и Гоморра, как они есть. Я в том смысле, что все атрибуты на месте… даже вон золотой телец.
А внутри герой Фабио, вождь Чиппендейлов, второй помощник Господа Бога, прорубает себе дорогу сквозь эту бурю погибели. Идет, одетый в кровь и славу. Он поднимает над головой левую руку с бензопилой и указывает на Царицу Ада.
– Богохульная содомская сучка! – его мощный голос перекрывает грохот битвы. Мадонна оборачивается к нему, и ее нечеловеческое лицо расплывается в презрительной, высокомерной ухмылке.
– Привет, Билл! Вот, познакомься. Это Винс и Ларри. Давние поклонники KLF. Я им рассказала про ваш поход с Элвисом на Северный полюс – они просто в восторге! – Улла выглядит потрясающе. Вся такая сияющая, эффектная. А эти ребята, должно быть, и есть Чиппендейлы. Улла идет к стойке, чтобы взять нам всем выпить. Мы с Винсом и Ларри вступаем в беседу.
– Ага, Билл, мне ужасно понравился ваш «Last Train to Trancentral». Мы только вчера прилетели в Хельсинки, и я услышал его в машине, по дороге из аэропорта.
Я киваю, и улыбаюсь, и думаю про себя: а сам-то я его слышал? Насколько я знаю, Пит Уотерман заделал что-то такое высокоэнергетическое, и вроде как композиция попала в британские хитпарады.
– Знаешь, а ты совсем не такой, каким я тебя представлял, когда слушал KLF.
Герой продолжает свою громоподобную речь. Теперь его густой мужественный баритон звучит в тишине, ибо все звуки смолкли – все замерло и внимает.
– Виновник Зла, безвестного досель
На Небе и до бунта твоего
Неведомого даже по названью,
А ныне изобильного! Взгляни
На беды ненавистной всем борьбы,
Которые по праву на тебя
И на твоих сообщников падут
Безмерно тяжело! Как ты возмог
Нарушить благодатный мир Небес,
Злосчастие в Природу привнести,
Не бытовавшее до мятежа
Преступного! Как заразить дерзнул
Своею злобой тысячи других,
Когда-то верных, чистых, а теперь
Запятнанных изменой! Не мечтай
Расстроить бунтом наш святой покой.
Тебя изгонят Небеса; приют
Блаженный не потерпит мрачных дел
Насилья и войны. Изыди в Ад,
И да изыдет заодно с тобой,
В обитель Зла, твое исчадье – Зло,
И вся твоя бесчестная орда!
Там смуту сей, покуда этот меч,
– Бензопила карающая то есть, —
В моих руках твою не начал казнь
Иль месть, которой дал Господь крыла,
Внезапная, иная ниспадет,
Тебя низвергнув, для горчайших мук![20]
Гимпо задумчиво почесал в затылке и озадаченно пернул. Я тоже был в полной растерянности, не понимая, какого хрена наш доблестный Фабио изъясняется столь замысловатым слогом, и о чем он вообще говорит. Но было в нем что-то такое… он мне напомнил архангела Гавриила. Мадонна прошла вперед и встала на краю сцены, залитой кровью. Все замерло. Она впилась в Фабио черным взглядом и заговорила:
– Ты не тщись
Угроз воздушных ветром испугать
Того, кому деяния твои
Не страшны: разве в бегство обратил
Ты из моих бойцов хоть одного,
Слабейшего? И разве тот, кто пал,
Непобежденным не вставал опять?
Неужли проще справиться со мной,
Властолюбивый, с помощью угроз
И повелений? Зря не уповай!
Не этим завершится ратный спор,
Который бедоносным ты честишь,
А мы считаем славным. Наша цель
Достичь победы, или Небо в Ад,
Измышленный тобой, мы превратим;
Коль нам не царствовать, мы будем здесь,
По крайней мере, вольными. Напружь
Всю мощь и на подмогу призови
Всесильного, – как ты Его зовешь.
Не отступлю; тебя-то я искал
Повсюду – издалека и вблизи!
Я по-прежнему не понимал, что происходит, но стихотворчество Мадонны явно взбесило Фабио. Причем взбесило изрядно.
– В смысле? Я выгляжу старше?
Наш доблестный гетеросексуальный воин взлетает на сцену и одним взмахом пилы отрубает Царице Тьмы обе сиськи.
– Ну, нет, не совсем, то есть… э… в общем, да.
Гомоэсесовцы окружают его со всех сторон. И прежде, чем Чиппендейлы поспевают на помощь своему вождю, один из злобных пидоров срывает с Фабио его боевые трусы и пытается ухватить его за член – смертельное оскорбление для Чиппендейла.
– Я понимаю, что ты имеешь в виду.
Но, дорогие читатели, позволю себе сделать маленькое отступление: Винс и Ларри тоже совсем не такие, какими мы представляем себе Чиппендейлов, даже если и понаслышке. Винс совсем невысокий, пять футов семь дюймов, не больше; у него короткие волнистые волосы, и он носит очки – круглые очки в тонкой проволочной оправе. На нем обычные слаксы и скромненькая футболка. Ларри больше похож на Чиппендейла: он высокого роста, у него роскошная грива крашеных черных волос, искусственный загар и холеная грудь – его рубашка расстегнута сверху, так что про грудь я могу заявить с полной ответственностью. Но не сказать, чтобы это были такие красавцы, что «умереть и не встать». Кажется, именно так выражались женщины примерно в 1992 году.
