Джо Фауст - Демоны Боддеккера
Я улыбнулся.
— Я тоже.
Официант принес нам по стакану содовой — я рассудил, что пьянствовать на глазах у мистера Джаскзека было бы плохим примером, — и Джимми признательно взял свою порцию.
— Значит, как понимаю, вас выпустили из тюряги? — Лицо его потемнело. — Простите. Грубо с моей стороны, да?
Я покачал головой.
— Вполне законный вопрос. Это ведь попало во все выпуски новостей. Мне глупо было бы делать вид, будто ничего не произошло.
— Значит, ждете суда? Я покачал головой.
— С меня сняли обвинения.
— Прааавда? Верно, у вас был какой-нибудь очень уж знатный адвокат, да?
— Нет. Я написал рекламу для Пембрук-Холла. Он на секунду смешался, по лицу пробежала тень.
— А, — произнес он. Но через миг добавил: — Я вас не виню, мистер Боддеккер. Правда-правда. Это ведь было неизбежно, да?
Я кивнул.
— И вообще я вовремя ушел, как вы думаете?
— Я рад, что ты ушел, — сказал я. — Рад, что именно тебе из всех Дьяволов хватило ума и мужества уйти прежде, чем все это… — Я беспомощно повертел рукой в воздухе. — Ну, ты понимаешь.
Он кивнул.
— Да.
Наступило неуютное молчание. Каждый молча глядел в свой стакан. Потом лицо Джимми просветлело.
— Эй, вы слышали про Остроголовых? Подписали контракт с «Дельгадо и Дельгадо».
Я засмеялся.
— Повезло им. Будут рекламировать что-нибудь интерес-ненькое?
— Да вроде бы, мне говорили, йогурт, но я так и не видел ролика.
— Может, гангстерский бум прошел.
— Может, и прошел, — согласился Джимми. Мы снова помолчали. Потом он спросил:
— А что вы исполните на бис?
— Я? — попивая воду, спросил я. Он кивнул.
— Полагаю, уж Пембрук-Холл захочет, чтобы вы вернулись. Не думаю, что стану это выяснять, — ответил я. — Не хочу возвращаться. Он пожал плечами.
— Что ж, едва ли у вас возникнут проблемы. Ну, то есть наверняка вы получили кучу предложений от всяких других агентств, да ведь?
Я подумал о часах, что лежат дома с отключенным звуком на кофейном столике и все принимают и принимают новые сообщения.
— Полагаю, что так. Но дело в том, что за последние несколько недель у меня было чертовски много времени на то, чтобы хорошенько подумать. И одно я понял твердо: мне не хочется обратно в рекламу. Боюсь, я больше не могу заниматься подобной работой.
Джимми уставился на меня, забыв о содовой.
— Чем же вы собираетесь заняться?
— Уеду из города.
— Куда-нибудь конкретно?
— Еще не придумал, — сказал я. — У меня куча дел. Надо собраться. Еще у меня есть дом, который надо продать. Главное, чего я хочу — уехать в какое-нибудь совсем другое место. Новая карьера в новом городе. Ну не заманчиво ли звучит? Жить в городе, где даже отделения Пембрук-Холла нет.
В Джимми Джазе оставалось еще достаточно от маленького мальчика, чтобы я увидел: мои слова задели его.
— Эй, это не твоя вина. К тебе это не имеет ни малейшего отношения. Ты был частью величайших моментов моей жизни. Мы представили миру «Наноклин».
— Как вы можете так говорить? — поразился он. — Как вы можете так говорить после… — Он отвернулся. — Ну, вы знаете. После всего, что произошло.
— Легко, — заверил я. — Я знаю, что это был небывалый успех, потому что кампания не выиграла ни единой награды.
Он недоуменно посмотрел на меня.
— Ее заклеймили. Обдали презрением. «Клио», «Эдди», «Серебряная пирамида», награда Общества американских рекламодателей — все! Все проигнорировали самую успешную рекламную кампанию года — возможно, даже десятилетия.
— И это вас не обижает? Я покачал головой.
— Напротив. Тогда-то я и понял, что эти рекламы действительно хороши — особенно «Их было десять». Лучшая, которую я сделал за всю жизнь, лучшая, какую я вообще сумел бы сделать на этом поприще. Позволь мне сказать тебе кое-что, Джеймс, — просто ужасно в двадцать восемь лет осознать, что ты достиг вершины.
— Вот уж из-за этого не переживайте, — попытался утешить меня Джимми Джаз. — Надо просто начать все заново. Главный вызов тут — переиграть самого себя.
— Только не на этот раз, — возразил я. — Главный вызов для меня сейчас вложить деньги и талант — туда, где от них будет хоть какая-то польза.
— Но, Боддеккер, вы принесли очень много пользы. Людям нужна чистая одежда…
— На свете множество всяких вещей, которые нужны людям гораздо больше. Некоторым людям нужна одежда. Точка. — Я прервался и дал себе время остыть. — Прошу прощения. Не собирался читать тебе лекции.
— Все в порядке. Кажется, я вас понял.
Я собирался рассказать ему о работе, которой хотел заняться, и городе, который выбрал, но тут экраны снова замигали, и мы отвлеклись.
Судя по взгляду, каким мы обменялись, и я, и Джимми Джаз прекрасно знали, что сейчас будет.
B: Каким было последнее желание Тараканчика?
О: Чтобы он все-таки выбрал «мыльную оперу».
Ролик начинается ослепительной вспышкой белого света. Камера поворачивается и становится ясно, что это была вспышка другой камеры. Дьяволы Фермана спускаются по ступеням какого-то официального здания в окружении репортеров. Один из репортеров вырывается вперед и сует микрофон в лицо Ферману.
— Ферман! Ферман! Правда ли, что вы приняли вызов «Наноклина»?
— Ага, — говорит он, отмахиваясь, как будто речь идет о совершеннейшем пустяке.
— Вы и в самом деле думаете, что вам это удастся?
— Клянусь жизнью. — Ферман ухмыляется.
Раздается закадровый голос диктора:
— Мы предложили Дьяволам Фермана принять вызов «Наноклина» — проверить, найдется ли хоть какая-то грязь, которая сумеет остановить «Наноклин», чудо современной стирки!
Переход кадра: тускло освещенная улица, которая выглядит смутно знакомой. Под фонарем собралась кучка странно одетых людей. Это Милашки. Внезапно на них с четырех сторон бросаются Дьяволы. Из четырех глоток рвется фирменный боевой клич: «Йип-йип-йулллл!!!».
— Вот они! — говорит закадровый голос. — Великолепно исполненная засада на их смертельных врагов, Милашек!
В кадре Джет. В обеих руках у него по жертве, и он ритмично и без малейшего усилия колотит их головами друг о друга.
— Похоже, на Джете появятся чудесненькие подтеки крови!
Теперь в кадре Тараканчик, который обхватил своего противника, кусая и лягая его с яростью, способной посрамить даже Ровера. Он со своей жертвой катится кувырком по улице и врезается в большой мусорный бак рядом с какой-то забегаловкой.
— Самый новый член банды, Тараканчик, также принял вызов! Вот как основательно перемазался он в грязи с улицы. И ТОЛЬКО ПОГЛЯДИТЕ! Он вываливается в застарелом протухшем жире пищевых отходов. Отличный ход!
Наплыв на Ровера, который рычит и воет все громче, молотя поверженного врага кулаками, локтями, коленями, ногами.
— Похоже, Ровер собирает замечательную коллекцию пятен крови, экскрементов, мочи и… ну, что там еще есть.
И наконец в кадре Ферман. Он поливает упавшего противника той же зажигательной смесью, которую пустил в ход на похоронах Шнобеля. Несчастный с усилием приподнимается и встает на колени, когда Ферман зажигает ракету и швыряет в него. Взрыв, языки пламени и высокий черный столб дыма, заволакивающего всю сцену. Из дыма, откашливаясь, вырывается Ферман, в саже и копоти.
— И — ооо! — запах этого топлива никогда, никогда не сойдет с одежды!
Резкий переход к белой комнате, где выставлены четыре закопченых, чумазых, окровавленных униформы. Похожий на ученого человек тщательно осматривает их и поворачивается к камере:
— Я заявляю, что эта одежда не подлежит восстановлению — и представляет опасность для жизни!
Диктор:
— А теперь обработаем эту одежду «Наноклином», чудом современной стирки!
Замедленной съемкой: одежда падает в стиральную машину, туда же каскадом сыплется порошок «Наноклин». На экране, постепенно загораживая всю сцену, начинают появляться разноцветные вопросительные знаки.
— А результат?
Монтажный переход к установленным в Центральном парке виселицам. С перекладины над головой свешиваются четыре петли.
— В день казни за убийство, членство в преступной группировке, жестокое обращение с животными и тринадцать прочих пунктов из состава преступления одежда Дьяволов будет чистой, чистой, чистой! Клинически чистой! «Наноклин»!
В: Как Тараканчик покинет ряды Дьяволов?
О: Одним прыжком!
Камера скользит мимо ряда виселиц. На каждом помосте стоит по фигуре, но четвертая петля не занята. Камера скользит в пустоту, раздается скрежет и громкое «клац!». В поле зрения появляется тело Тараканчика. Голова у него запрокинута под немыслимым углом, изо рта свешивается язык. Тело медленно вращается на веревке.
Диктор объявляет:
— Тараканчик: «Уличная грязь СОШЛА! Вар СОШЕЛ! Следы пищевых отходов СОШЛИ!».
