Игорь Мельник - Ветхий завет
Все покачали головами и застыли в удивлении. Надо же! Парень действительно был умником, возможно, он даже умел читать! Наверняка он сейчас расскажет нечто такое, что им и в голову придти не могло.
Но паренёк не оправдал их ожиданий. Никаких определений он больше не дал. Все определения ограничились вопрошанием: что такое «хорошо»? А дальше всё пошло по старой колее.
— Иов, если ты поступаешь хорошо, то не приносишь богу никакой выгоды. Если же ты поступаешь плохо, то не наносишь ему никакого урона. Иначе говоря, богу ни холодно, ни жарко от того, как ты себя ведёшь.
Судить нас — другое дело. Он делает это потому, что ему так хочется. Он абсолютно беспристрастен. Так что, ты бы лучше поостерёгся, и не говорил лишнего.
Так бы всё и сошло на нет. Но в спор решил вмешаться бог. Он выглянул из-за тучи и заревел басом:
— Кто там вякает не по делу, я не пойму? Иов что ли? Так, мужичок, надевай пояс «на чресла» и сюда — на раздачу. Сейчас я буду тебе вопросы задавать. А ты ответь, если сможешь. Итак, начнём, пожалуй.
Вопрос первый: где ты был, парнище, когда я землю создавал? А? Не слышу! Ты её холил, пестовал, водой поливал? Молчать, я вас спрашиваю!
Вопрос второй: кто море измерил, кто ему путь наружу закрыл? Ты, что ли, горлопан? Ты хоть один раз пробовал расставить звёзды по своим местам, указать солнцу точки зенита, время восхода и захода? Не пробовал? Так на кого ты хвост пружинишь, урод?
Вопрос третий: кто управляет всем зверьём на этом куске камня? Ты сможешь, краснобай ты этакий, вспахать поле на единороге? Ну-ка отвечай, болтун!
Иов струхнул порядком, но вида не подал.
— Я уже всё сказал, больше говорить не буду — вот так.
И топнул ножкой. Но бог не отставал от него:
— У тебя есть такие бицепсы, как у меня? Можешь спеть таким баритоном, как я? Не можешь? Так чего же ты пыжишься? Нашёл, с кем соревноваться.
Иов подумал и ответил:
— Нет, ну я конечно возбухал против тебя. Но теперь я тебя увидел, и осознал свою ошибку — больше не буду. Вот те крест!
Бог удовлетворённо покивал головой и посмотрел на остальных спорщиков:
— Эх вы, заики! Иов вас переплюнул в этом споре. За это я снимаю с него все болячки и возвращаю ему все его привилегии.
Иов выздоровел, женился, завёл детишек, разбогател. Хэппи энд.
Знаете, что меня больше всего поразило в «Книге Иова»?
То, что бог оказался самым тупым среди спорщиков. Ведь это неопровержимый аргумент — объём бицепса и крепость голосовых связок.
«А ещё я в неё ем».
Конец «Книги Иова».
Псалтирь.
Пришло время почитать сборник хитов библейского рокера.
Тексты его песен поражают разнообразием. Главная тема — всех плохих ребят бог обязательно накажет. А всем хорошим он устроит безбедную жизнь.
Хороших людей намного меньше, чем плохих. Собственно говоря, к хорошим можно отнести лишь Давида. Все остальные — очень плохие ребята. Да.
Когда Давид бегал по Израилю, спасаясь от любимого сыночка, Авессалома, он напевал простую песенку. В ней он огорчённо удивлялся количеству своих врагов и надеялся, что бог его не оставит, и сокрушит всем его недоброжелателям челюсти.
Всем гуслистам щипать струны! Вокалисту петь.
Почему враги мои меня не любят и не хотят меня славить?
Вопрос, конечно, интересный.
Да обратятся в ад все народы, забывающие бога, живущего на Сионе.
«Сокруши мышцу нечестивому и злому».
«Межи мои прошли по прекрасным местам,
И наследие мое приятно для меня»
Ещё бы.
«Я преследую врагов моих и настигаю их, и не возвращаюсь, доколе не истреблю их».
Это правда. Он такой. Он может.
А вот интересный момент.
«Можно было бы перечесть все кости мои; а они смотрят и делают из меня зрелище; делят ризы мои между собою и об одежде моей бросают жребий».
Те, кто знают историю с Иисусом Христом, без труда увидят аналогию. Один в один.
Поговаривают, что это пророчество, которое якобы сбылось. Хм.
«Ты приготовил для меня трапезу в виде врагов моих…»
Да, немного каннибализма добавит остроты.
«Грехов юности моей и преступлений моих не вспоминай…»
Нет, тут не самокритика. Тут склонение должностного лица к противоправным действиям.
«Глас Господа сокрушает кедры; Господь сокрушает кедры Ливанские и заставляет их скакать подобно тельцу, Ливан и Сирион, подобно молодому единорогу»
Ох уж эти поэты! Сокрушённые голосом кедры скачут, словно молодые единороги. Или слоны.
«От всех врагов моих я сделался поношением даже у соседей моих и страшилищем для знакомых моих; видящие меня на улице бегут от меня»
Весьма симптоматично. Учитывая характер его «подвигов».
«Блажен, кому отпущены беззакония, и чьи грехи покрыты».
Это он про себя.
А эту песню Давид спел после того, как притворился психопатом во дворце Авимелеха, чем спас свою жизнь. Как только его вышибли пинком за городские ворота, он вытянул гусли из кармана, и запел.
«Придите, дети, послушайте меня: страху Господню научу вас».
Этот бы научил. И предательству, и обману, и жестокости, и садизму. Хороший был учитель. Настоящий гуру.
«Кроткие унаследуют землю».
Кто это говорит? Давид? А вот ещё:
«Праведники унаследуют землю и будут жить на ней вовек».
Так по-евангельски. Но это не надолго. И когда будут истребляемы нечестивые, ты увидишь…
«…нет мира в костях моих от грехов моих, ибо беззакония мои превысили голову мою, как тяжелое бремя отяготели на мне, смердят, гноятся раны мои от безумия моего».
Кто ж ему виноват?
«Чресла мои полны воспалениями, и нет целого места в плоти моей».
Воспалённые чресла? О чём это он?
«Чтобы не согрешить мне языком моим…»
Раз уж чресла воспалились…
«Окружили меня беды неисчислимые… Постигли меня беззакония мои, так что видеть не могу Их более, нежели волос на голове моей Сердце мое оставило меня…»
А вот Давид предлагает богу стоящее дельце.
«С Тобою избодаем рогами врагов наших…»
Нет, это нужно просто себе представить. Бог с рогами, а заодно и Давид, устраивают своим врагам корриду. Вы не знаете, у какого бога растут рога? А то я что-то запамятовал.
Тут же наш музыкант затрагивает и еврейский вопрос.
«Ты сделал нас притчею между народами, покиванием головы между иноплеменниками».
Их уже тогда любили во всём мире.
«Господь Всевышний страшен… Покорил нам народы и племена под ноги наши…»
Не всемогущ. Не милостив. Страшен. Это его главное качество.
«Человек никак не искупит брата. И не даст богу выкупа за него. Каждый видит, что и удрые умирают, равно как и невежды… и оставляют имущество свое другим. Они думают, что дома их вечны. И земли свои называют именем своим».
Да. Это я беру без разговоров.
«Их путь есть безумие, хотя идущие следом одобряют их. Не бойся, когда богатеет человек, и слава его умножается. Умирая, не возьмет с собой ничего. Не пойдет за ним его слава… Вот я, в беззаконии зачат, и в грехе родила меня мать моя».
Как мало мы знаем о Давиде! О его детских годах, например.
«Вот бог, помощник мой…»
Ух, ты! Но каков ломоть, а? Человечище! Царище! У которого даже бог на побегушках.
«… собираются, притаиваются, наблюдают за моими пятами, чтобы уловить душу мою…»
Экий Ахиллес. Даже два Ахиллеса — на каждого по пятке.
Что испытывает человек, у которого «душа в пятки ушла»?
Наверняка это очень увлекательное занятие — наблюдать за пятками Давида.
А вот эту песенку Давид напевал в пещере, которая служила отхожим местом для Саула и его гвардейцев.
«Душа моя среди львов, я лежу среди дышащих пламенем… Боже! Сокруши их зубы в устах их… Да не видят они солнца, как выкидыш женщины! Возрадуется праведник, омоет стопы свои в крови нечестивого…»
Берёте иноверца. Вскрываете ему яремную вену. И моете свои ноги в его крови.
Это — гигиена по Давиду. Чистоплотный был мужичок.
«Господи, …, не пощади ни одного из нечестивых беззаконников».
Это всё — библия, наша святая книга. Мы её детей уже заставляем в школе учить. Пусть они учатся на пятёрки.
А вы, когда войдёте в церковь, и услышите песнопения, прислушайтесь к словам, которые напевают наши попы. Именно из этого песенника они поют. Просто мы не слышим.
«Ты ввел нас в сеть, положил оковы на чресла наши…»
О чём это он? О замужней женщине, которую он заметил из окошка… и поимел?
«Бог сокрушит волосатое темя закоснелого в своих беззакониях…»
Такое ощущение, что Давид лыс, как колено — раз не любит лохматых парней. Видимо, Микеланджело ошибся в своей скульптуре. Давид, как и Елисей, был плешив. И очень не любил, когда ему об этом напоминали.
