Брет Эллис - Гламорама
— Ладно, — говорю я, пытаясь понять, чего она хочет. — Как тогда насчет… твоей комнаты?
— Это небезопасно, — шепчет она.
Я замолкаю, обдумывая услышанное.
— Марина, — говорю я тихо. — У меня есть кондомы.
Она вешает трубку.
Я немедленно перезваниваю ей.
Она снимает трубку на первом же звонке.
— Привет, зайка, это я, — говорю я.
— У нас ничего не выйдет, — бормочет она, и в голосе ее явно звучит паника.
— Что ты имеешь в виду? — спрашиваю я. — А у тебя… кондомы есть?
— Я вовсе не это имею в виду! — кричит она в ответ.
— Ни фига себе, зайка! — выдыхаю я, отодвигая телефонную трубку подальше от уха, а затем снова прикладывая ее. — О чем же ты тогда?
— Виктор, кое-что случилось, и ты должен об этом знать.
— Слушай, прости меня за то, что я слишком поторопился, — начинаю оправдываться я. — Я дочитаю сценарий, и тогда нам будет легче понимать друг друга.
— Тебе грозит опасность, идиот, — рыдает Марина.
— Зайка, только прошу, не надо этих истерик…
— Виктор, тебя никто не просил ничего отвезти в Лондон? — спрашивает она еле слышно.
— Что ты имеешь в виду, зайка?
Я проверяю в зеркале, висящем над туалетным столиком, в порядке ли моя прическа.
— Никто не просил тебя отвезти что-нибудь — пакет, конверт, любую вещь — в Лондон? — спрашивает она снова, отчаянно пытаясь взять себя в руки.
— Типа чего?
— О, я не знаю, — стонет она. — Подарок или что-нибудь в этом роде. Что-нибудь, что нужно передать кому-то.
— Ах да, действительно, — говорю я, и тут до меня начинает кое-что доходить.
— Что? Что это было? — поспешно спрашивает она. Я выдерживаю паузу, а потом сообщаю с хихиканьем:
— Ну, разумеется, моя драгоценная персона, зайка.
— Черт тебя побери, Виктор! — кричит Марина. — Ты уверен? Подумай получше.
— В настоящий момент я не уверен, что способен на это.
— Виктор, прошу тебя, ты должен протрезветь.
— Сейчас я приду к тебе в каюту, — говорю я. — У тебя, похоже, стресс. Тебе надо сделать массаж. Позволь мне продемонстрировать тебе мой знаменитый антистрессовый…
— Мы встречаемся в «Club Lido» — немедленно.
— За-айка, а почему не в твоей каюте? — хнычу я разочарованно.
— Потому что там опасно, — говорит она. — Потому что мы должны встретиться там, где много людей.
— Но зайка…
Она вешает трубку. Тут мне не остается ничего другого, как посмотреть на телефон и пожать плечами, что я и делаю.
6
Я плещу в лицо холодной водой, но это не делает меня ни чуточки трезвее, поэтому я просто пытаюсь не шататься по пути в «Club Lido», который, оказывается, расположен совсем рядом с моей каютой, так что мне удается до него добраться, почти ни разу не отрубившись и не рухнув. Но народу в «Club Lido» почти нет, потому что вечеринка с караоке, о которой упоминали Уоллисы, переместилась из клуба в каюту мистера Кусобоси, как объяснил мне бармен, когда я сажусь за столик и, усилием воли удержавшись от того, чтобы заказать мартини, беру вместо этого легкое пиво и время от времени посматриваю в большое окно, выходящее на затянутую туманом палубу, и на маленький неглубокий бассейн, от которого поднимается пар, смешивающийся с туманом. Кто-то из членов команды раздраженно показывает на одинокую фигуру, стоящую у ограждения, вокруг которой клубами вьется туман, но по большей части за окном видна только неприступная стена из серого полупрозрачного гранита, которая скрывает эту фигуру. Я небрежно подписываю счет за пиво и выхожу наружу.
На палубе стоит тишина, нарушаемая только шумом, который производят дымовые машины, извергающие из себя клубы тумана, полученного с помощью сухого льда, причем у меня складывается впечатление, что корабль плывет гораздо медленнее, чем обычно. Марина стоит спиной ко мне, она одета в очень крутой просторный шерстяной жакет с капюшоном от Prada, и когда я трогаю ее за плечо, она инстинктивно напрягается, по-прежнему глядя в сторону, а мне холодно и мокро, причем я замечаю, что Марина выглядит еще выше, чем обычно, и я наклоняюсь, чтобы посмотреть, не на каблуках ли она, но, как ни странно, на ней сегодня кроссовки Nike необычно большого размера, но, впрочем, я же никогда до этого не видел ее ног, так какого черта я могу знать?
— Марина? — спрашиваю я. — Марина, это ты?
После некоторой паузы голова в капюшоне утвердительно кивает.
— Эй, с тобой все в порядке? — щурюсь я, пытаясь без особого успеха разогнать рукой дурно пахнущий искусственный туман. — Что за дела? Тебе что, Гейвин позвонил? Что стряслось?
— Ты не можешь ехать в Париж со мной, — шепчет она хриплым от долгого плача голосом. — Ты должен ехать в Лондон.
— Эй, зайка, с чего это вдруг такие перемены? — говорю я, хватая ее за плечо. — Эй, посмотри на меня!
Голова в капюшоне отрицательно мотает из стороны в сторону.
— Виктор, — говорит фигура, отстраняясь и по-прежнему стоя ко мне спиной, — ты пьян.
— Откуда ты можешь это знать, если даже на меня не смотришь? — возражаю я.
— От тебя пахнет, — говорит все тот же хриплый голос.
— Послушай, зайка, пододвинься ко мне поближе, — шепчу я, наклоняясь. — Я хочу поехать в Париж с тобой.
— Виктор, ты пьян, — протестует голос и отодвигается от меня.
— Это для меня еще не повод, — говорю я. — Могла бы придумать что-нибудь и поумнее.
После этих слов я непроизвольно рыгаю так громко, что приходится извиниться. Я все время пытаюсь повернуть ее лицом ко мне, но она постоянно отодвигается, все плотнее и плотнее укутываясь в свой капюшон.
— Уходи, — говорит она, кашляет, затем бормочет что-то еще.
— Я никуда не уйду, — говорю я.
— Виктор, пожалуйста…
— Ты хотела поговорить со мной, — напоминаю я. — Я здесь. Я готов. Я настроен на взаимопонимание.
— Я всего лишь хотела сказать тебе, чтобы ты не ездил в Париж…
— Послушай, зайка, прошу тебя, посмотри на меня, — говорю я. — Пойдем в бар, я угощу тебя кофе. Хочешь горячий капуччино, а?
По-прежнему глядя в сторону, она хватает меня за руку и шепчет что-то насчет своей каюты.
— Что? Что ты сказала, зайка? — шепчу я, наклоняясь к ней, внезапно чувствуя тошноту от выпитого шампанского, предвкушения секса и ароматов, исходящих от шерстяного жакета.
— Пойдем в твою каюту, — выдыхает она сиплым и низким голосом.
— Зайка, — начинаю я, — ты не представляешь себе… По-прежнему держа меня за руку, она отворачивается и идет, прокладывая путь в тумане; мне трудно поспевать за ее широкими, размашистыми шагами, и я бормочу: «Зайка, зайка — помедленнее!», — но тем не менее позволяю ей тянуть меня по направлению к моей каюте.
Достигнув двери, запыхавшись и непрестанно хихикая, я достаю ключ из кармана и тут же его роняю («У меня от тебя напрочь башню сносит, зайка!»), затем я наклоняюсь, шарю в поисках ключа, но она хватает его первой, а я пытаюсь вырвать его у нее из рук, но когда я встаю, глотая ртом воздух, она уже открывает дверь и заходит в комнату, затаскивая меня следом за собой и выключая свет, так и не поворачиваясь ко мне лицом. Я падаю на кровать и, когда моя гостья проходит мимо, хватаю ее за ногу.
— Я вернусь через минутку, — говорит она из ванной перед тем как закрыть дверь.
Ворча, я сажусь на кровати, стягиваю с себя туфли, швыряю их на пол прямо рядом с кроватью, а затем пытаюсь дотянуться до выключателей, чтобы зажечь хоть какой-нибудь свет, но у меня это не получается, и внезапно до меня доходит, что я слишком вымотан и слишком пьян для того, чтобы заниматься чем-либо прямо сейчас.
— Послушай, зайка, — взываю я. — Может, не будем гасить свет?
Я снова падаю на кровать.
— Дорогая?
Дверь ванной открывается, и фигура Марины на миг появляется в дверном проеме; капюшон теперь уже опущен на плечи, но как я ни напрягаю зрение, мне не удается рассмотреть черты ее лица, поскольку она ярко освещена сзади, и поэтому я вижу только темный силуэт, который движется ко мне, дверь медленно прикрывается у нее за спиной, а в комнате стоит такой холод, что в приглушенном свете, вырывающемся из ванной комнаты, видно, как мое дыхание превращается в пар, и тогда она становится на колени передо мной, длинные волосы скрывают ее лицо, и она стягивает с меня брюки от смокинга вместе с трусами от Calvin Klein и швыряет их в угол, а затем, взявшись руками за мои бедра, разводит их в сторону, просовывает голову между ними, и член мой неожиданно оказывается — совершенно неожиданно — твердым как сталь, и она начинает лизать языком вокруг головки, одновременно посасывая, а ее рука сдавливает основание, а затем, продолжая держать головку во рту, она начинает двигать рукой.
— Я хочу поцеловать тебя, — удается простонать мне, и я хватаю ее под руки и пытаюсь затянуть на себя сверху, но ее руки скрыты под объемистой курткой, которую наконец мне удается слегка стянуть, обнажив при этом бледные мускулистые плечи и на правой лопатке — что-то напоминающее татуировку, частично скрытую бретелькой майки. Вытягивая руку, я пытаюсь потрогать татуировку.
