Джон Кинг - Скинхеды (Skinheads)
Выход в люди
Во вторник, после прошедшего дня рождения, у Терри Инглиша намечался жаркий вечерок. В наличии были две проблемы, и Терри стоило напрячься, но их решить. С самого утра понедельника он сделал пару телефонных звонков, стараясь изо всех сил, чтоб голос звучал как можно спокойнее. Первая попытка прошла так, как он и ожидал, и выражение «Ты что, прикалываешься?» прочно застряло у него в голове. Было обидно. Он повторял про себя эти слова и становился все злее и злее. Он знал, что нужно успокоиться. Ему было что возразить. Несмотря ни на что, он был настроен решительно. Но смелости уже поубавилось. Второй телефонный разговор прошел в более дружественных тонах, как и ожидалось, и Терри даже пустился в детали, объяснял ситуацию, причину, что было правдой, а что – ложью, убедился, что он ничего не пропустил в своем рассказе, провел на телефоне битых 20 минут, а то и больше, и беседа закончилась так же гладко как и началась. Но даже учитывая все это, именно второй телефонный разговор волновал его больше всего.
Три часа дня – время, когда начиналась жизнь в мире Терри. Он вышел из дому за 15 минут до ее начала. Прилично одетый, как будто бы шел на деловую встречу: белая «беншермановская» рубашка, черные мокасины, любимое кромби – пальто, которое очерчивало силуэты легендарных лондонских ублюдков. Он улыбнулся своему отражению в зеркале, разрезанному пополам трещиной, одобрил этот элемент, отлично дополняющий традиционный скинхедовский вид, вид, который он уважал с детства – подозрительные личности из районов Шефердс Буш и Брэнтфорд, вылазки в старый добрый Ист-Энд, истории про Крэев и Ричардсонов, которые он слышал еще мальчишкой. Ему бы очень не хотелось, чтобы его сравнивали с сегодняшними киношными жуликами, когда взрослые мужики обнимались друг с другом, как какие-то сицилийские мафиози. Терри знал, что сравнения лезут совсем издалека, в 30-е или 40-е, но отказывался понимать эту новую волну английских актеров, тискающих друг друга. Это чисто сицилийская или итальянская фишка, это у них в традициях – обниматься. Если бы Хокинз или Бастер переняли эту манеру – им быстренько надрали бы уши.
Это была особенность того времени – уважать тех, кто бьет других из-за денег, парней без моральных устоев, которые плевать хотели на последствия своих поступков – главное, чтобы у них в наличии имелась самая крутая и наимоднейшая шмотка. И поклонники у этих парней были не лучше. Идиотская картина. У него не было времени для всей этой гангстерской индустрии, просто договорился с Рэем разобраться с кучкой нарко-диллеров, если бы он знал, он бы точно помог. Они были настоящими подонками и заслужили взбучку, Рэй рассказывал ему, что произошло в воскресенье вечером, когда они шли навести порядок в клубе.
Они играли в бильярд, Лол на последнем заходе, Бастер и Энджи допивали последние стаканы, Хокинза нигде не было видно, Юнион Джек снова развевался во всей красе. Он не был шокирован, только и смог, что пообещать Рэю, что присмотрит за Лиз и детьми, если того упекут в тюрягу. Терри ничего не сказал ему про свои собственные проблемы, про то, что ему наверное не много осталось. Рэю не нужно было переживать насчет денег – Терри покрывает все расходы, а тот как-нибудь при случае все вернет, если захочет. Терри было немного не по себе от всех этих племянниковых благодарностей, все это время он перепроверял свое завещание, чтобы убедиться, что за Рэем будет присмотрено. Он повернулся к столу, забил пару шаров, не спеша прицеливался для новых ударов. Стол расплылся у него перед глазами, ушел на задний план, и в данную минуту Терри был как бы в своем собственном мире, задуманное вырисовывалось в его голове все четче и окончательно оформилось к тому моменту, когда он загнал в лузу черный шар. Он ничего не сказал племяннику. Не хотел обнадеживать.
Ровно в три Терри нажал на кнопку домофона и стал ждать. Автомат щелкнул, зажужжал, и Терри объявил о доставке посылки из Японии, за которую нужно расписаться Роберту Слетеру. Грубый голос, который его попросил оставить посылку в почтовом ящике, был полон пренебрежения, отчего Терри пришлось объяснять, что посылка довольно срочная, содержимое ее ценно и что компания, которую он представляет, была специально нанята, чтобы доставить ее из рук в руки. Он не мог оставить посылку просто так, без подписи и предъявления документов получателя. Из-за этой посылки он мог лишиться работы, объяснял он. На том конце домофона возникла пауза, больше ничего не сказали, потом раздался щелчек и ворота медленно распахнулись, их черные створки двигались в сторону насаждений с экзотическими растениями, длинные светло-зеленые листья которых были разрезаны золотыми прожилками.
Терри вслушался в шорох гравия под колесами автомобиля, звук был успокаивающим, но Терри не мог притворятся, будто он спокоен, будто он не нервничает. Нервозность – вот все, что было. Он не был испуган, его мысли не расходились в разных направлениях относительно того, что нужно делать. Он вспомнил своего старика, о том, что тот никогда не орал, когда случалось что-то плохое, никогда не угрожал и тем более – не осуждал. Он всегда делал, а не говорил, а делал только то, что было нужно. Люди, которые не знали его достаточно хорошо, наверняка принимали эту его манеру за признак слабости, но сын-то знал правду. Его отец обладал внутренней силой духа, которая не всегда открывалась Терри, но в эту минуту он чувствовал, что часть этой отцовской решительности передалась по наследству и ему. Терри остановил машину у входа в дом, проверил зеркала заднего вида и даже немного обрадовался, когда увидел, что ворота сзади остались открытыми. На фасаде дома были установлены камеры слежения, но ему было уже как-то все равно, он ожидал, что здания таких габаритов должны неплохо охраняться.
Он выключил зажигание и быстро прошагал, не поднимая высоко головы, к входной двери, которая уже была открыта и на пороге было видно мужчину лет 30-ти. Тот был примерно ростом с Терри, но полегче в весе и получше сложенный, с темными волосами, и розовым лицом. Отнять лет так 15, подумал Терри, и можно себе представить кулачную потасовку, но сейчас он не стал ни заморачиваться, ни рисковать, пронес в дом картонную коробку, увидел, как глаза Слэтера проследили за этим его движением, заметил цепочку у него на шее, на ходу пытаясь понять, что же это за человек, с которым в данный момент ему приходится иметь дело, а коробка была длинная и открытая, и он засунул в нее руку и достал содержимое посылки.
Терри направил дробовик в голову Слэтеру, сделал шаг вперед и прижал стволы к его переносице, чтобы тот в прямом смысле слова прочувствовал холодную металлическую реальность происходящего.
Проигрывающей стороне тоже нужно хоть как-то себя проявлять время от времени, чтоб хоть немного сравнять позиции с выигрывающей стороной. Джордж прекрасно понимал, какой счет и кто ведет. Особого смысла выебываться не было. В войне главное – выиграть, а не принять участие. Это не футбол, не какое-то там соревнование на приз. Это мясорубка. Когда Терри было 15 лет, в драках со старшими парнями ему был важен результат, больше ничего. Младшим ведь всегда хочется быть наравне со старшими, особенно это было важно в истории с тем парнем, который пытался умыкнуть у него Эйприл. Смешно, сейчас он даже не мог вспомнить его имени, и пусть вся эта история ни к чему не привела, Терри всегда лез из кожи вон, только бы не оказаться проигравшим. Сейчас ему было 50, у него была пушка, прям как Гарри Мэй. Все потому, что ты достиг того состояния, когда тебе постоянно нужно доказывать молодым и атлетически сложенным парням, что ты еще на что-то способен. Эта пушка, опять, как своего рода подстраховка. Слэтер – как раз был таким парнем, поэтому подстраховка необходима. Победителем может стать только один из них. И поэтому у Терри не было ни сомнений, ни угрызений совести.
Руки парня висели вдоль тела в то время, как он пытался успокоить незнакомца, отступая назад по миллиметру, в ту сторону, куда ему кивками без слов, указывал Терри – «повернись спиной», «руки вверх» – как из какого-то кино про войну.
Терри вдруг привиделся его старик на французской земле, уставленные на него винтовки. Кто знает, что произошло потом. Должно быть, ему было чертовски страшно, стоял и думал о том, что его расстреляют, закопают в кустах, но вместо этого его отослали в концлагерь, где он был с остальными англичанами. Но Терри отлично помнил, как отец кричал в темноте – то ли вспомнил своих сгоревших приятелей, то ли это рухнул сбитый бомбардировщик, если это вообще возможно, выкупили ли отца из лагеря, был ли он ранен, может немцы застрелили у него на глазах кого-то из друзей и теперь отец не может избавиться от призраков пережитого, точно так же, как Терри не мог избавиться от призраков автокатастрофы, в которой разбилась Эйприл. Бывали времена, когда ужасы этих воспоминаний врывались, сжимали тисками и творили хаос в его голове.
