Ирвин Уэлш - Преступление
— Это было бы правильно, — бурчит Чет.
— Я жить хочу!
— Заткнись, — обрывает Леннокс, снимает кроссовки, носки и брюки и по веревочной лестнице спускается в залив. Вода холодная, у Леннокса перехватывает дыхание. Он смотрит на свои трусы, собирается с силами, успокаивается, почувствовав ступнями илистое дно — до трусов остается еще несколько дюймов.
— Эй, ты! — кричит Леннокс снизу. — Спускай сюда свою поганую задницу!
Чет не столько помогает связанному Джонни спуститься, сколько стаскивает его по лестнице едва ли не за шиворот и лезет обратно на яхту. Леннокс и Джонни становятся по обеим сторонам кормы, берутся за канаты, тащат судно. Леннокса пронизывает холод, силы его убывают. В левой руке пульсирует боль, правая вообще ни на что не годится. Усилия напрасны: яхта, похоже, засела крепко. А тут еще Джонни причитает по-испански, самому себе на жизнь жалуется, на истерзанные нервы действует.
— Заткни свою грязную глотку или мы тебя здесь оставим, — грозится Леннокс.
- Джонни видит: это не шутка, и удваивает усилия.
Внезапно, без каких-либо намеков на самую возможность освобождения, яхта выскальзывает из песка и дрейфует мимо Леннокса и Джонни. От неожиданности оба роняют канаты — и почти слышат скрежет днища по черепкам лунного света, битого о холодную лиловую рябь. В следующий момент заводится мотор, яхта с важным пыхтеньем удаляется, у Леннокса падает сердце. Джонни стоит по пояс в воде, футах в двадцати от Леннокса; оба шарят глазами в поисках канатов, но что упало, то пропало. Чет, мать его, бросил их на отмели, осталось только подождать, пока сменятся течения — прилив все сделает сам.
Леннокс пловец никудышный, вряд ли ему дотянуть до берега, да еще с такой-то рукой. У Джонни тоже шансов ноль, разве только ему руки развязать. Леннокс судорожно озирается, высматривает другие суда, надеется на вертолеты. Нет, ничего не светит, кроме усталой луны и тусклых, отдаленных огней Болоньи; кругом мутная тьма.
Леннокс перехватывает взгляд Джонни: вот уж действительно издевка судьбы, они с Джонни — товарищи по несчастью. Вдруг видит, что яхта разворачивается. Пульс приходит в норму, теперь ясно: Чет всего лишь отгонял яхту подальше от отмели, на глубину, чтобы там бросить якорь.
- Давайте сюда! — кричит он.
Леннокс и Джонни шлепают по холодной воде (до яхты всего несколько ярдов, но они кажутся милями) и вскарабкиваются на борт. Чет, кривясь от отвращения, втаскивает Джонни, они с Ленноксом запирают его в меньшей каюте. Леннокс вытирается, натягивает брюки и кроссовки, только после этого Чет поднимает якорь.
Леннокс сидит с Четом в рубке. Его трясет от холода, несмотря на Четов плащ. В море уже темно, хоть глаз коли, и не слышно ничего, кроме шума мотора. Леннокс на взводе; он еще не все сделал.
Он идет в гостиную, достает коробку с пленками, торопливо их просматривает. Среди прочих запечатлен Джонни за сексом с разными женщинами; стандартное домашнее порно, две камеры, два плана — средний и крупный. Декорации меняются, но всюду видно, что дело происходит на конкретной яхте, главным образом в гостиной и на верхней палубе. Леннокс узнает Робин, лицо у нее пустое от наркоты, однако напряженное; Джонни пристроился сзади. На следующей пленке фигурирует мексиканка лет двенадцати-тринадцати, она делает минет сразу двоим, по очереди. Один из этих двоих —- Джонни. - Тут Леннокс замечает на кровати грязный черный рюкзак, открывает, шарит в содержимом. По отдельным вещам видно, что владелец — Хуан Кастилиано. Леннокс извлекает коробку с видеодисками. На каждом маркером написаны имена и даты. Леннокс тасует диски, холодеет, прочитав «Тианна Хинтон».
Он вставляет диск в дисковод, нажимает «старт», но уже через несколько секунд выключает — Тианна, обнаженная, с осовелым взглядом, потеет на той самой кровати, на которой уселся Леннокс. В кадре появляется — и приближается к Тиание — похотливый, оскаленный Ланс Диринг, офицер полиции. Однако на смену экранной черноте, возникшей в ответ на клик мыши, приходит другой видеоряд — кошмарное шоу Хорсбурга. Ленноксу пришлось досмотреть его до конца. В век цифрового видео все подлежит записи, причем грехи подлежат в большей степени, чем достижения со знаком «плюс». Записывают на телефоны и видеокамеры, выкладывают в Сети. Иммунитета к нарциссизму нет ни у кого, насильники — не исключение. Нет, главные звезды, это, конечно, убийцы — синдром Раскольникова усугубляется доступными технологиями и культурой исповеди. Непреодолимое желание запечатлеть свои поступки тяготеет над каждым — над преступником, над художником, над гражданином; всем подавай толику цифрового бессмертия. Хорсбург тоже поимел свою аудиторию — белый как простыня Гиллман обернулся к Ленноксу, кивнул на проигрыватель и нажал «старт».
Хорсбургов фильм (место действия — коттедж в Бервикшире) был скверно снят. Всего одна видеокамера, вероятно, располагавшаяся на треноге, брала только средние планы. На кровати двое; крохотная девочка привязана к каркасу за лодыжки и запястья. Ты видел главным образом спину Хорсбурга, распластавшегося сверху; впрочем, один раз Хорсбург отвлекся, в камере возникло его жуткое резиновое лицо, он закатил глаза и облизнулся — деланно, карикатурно, тошнотворно. Поначалу лишь леденящие кровь, ритмичные «нет», относившиеся к невозможности поверить в совершаемое над нею, говорили о том, что девочка еще жива. Ее выкрики были не столько мольбами прекратить изнасилование, сколько стоической попыткой отрицать самый его факт. Потом девочка стала всхлипывать:
— Мне больно, больно, я хочу к маме, я хочу к маме...
Смотреть было невыносимо, выключить — нельзя. Леннокс тяжело дышал, не сводил глаз с показателя громкости внизу экрана, пытался убрать звук хотя бы в собственном мозгу, сосредоточиться на эпизодах матчей, которые видел на стадионе «Тайнкасл», с трибун Уитфилда строить предположения, каковы были бы результаты, в данное время не вдохновляющие, останься Джордж Берли главным тренером...
Вдруг Кондитер отвесил Бритни пощечину и развернул ее личико к камере.
— На меня смотри! На меня смотри, сука! — орал он, едва не ломая шейку, принуждая Леннокса заглянуть в огромные от ужаса глаза обреченной девочки. — А теперь в камеру! Пусть уэнают, кто с тобой развлекается!
Гиллман пальцем указал на экран.
—У него кольцо на пальце. Он этим кольцом ей все влагалище располосовал. Вроде же пробы отовсюду брали. Кто из лаборантов занимался — часом не Эдди Этертон? Недоучка, блин. Помнишь, он и в коннингсбургском деле напортачил, при сборе улик?
Похоже, Гиллман видел на экране ключевые моменты кислого футбольного матча — те же, что Леннокс пытался нарисовать в воображении.
А теперь Бритни превратилась в Тианну, и Леннокс не может смотреть. Но он должен смотреть. Он не может не смотреть. Он снова нажимает «старт».
Всё по-другому. Хорсбург стал Дирингом. Съемка качественная, даже саундтрек имеется — вроде духовые воют. Леннокс вспоминает, как вез Тианну в Болонью. Меня от этой музыки тошнит. Улыбающаяся Дирингова физиономия, его же доброкачественная сосредоточенность. Как будто речь о любви. Девочка, оглушенная, усыпленная каким-то зельем, безвольная, безучастная, точно кукла; это Тианна, это Диринг Тианну насилует. Малютку Тианну, у которой недостает переднего молочного зуба, у которой рюкзак в виде овечки и набор бейсбольных карточек; Ленноксовы пальцы стискивают покрывало, он чувствует слезы на щеках — он не мог позволить себе слез, когда смотрел видео Мистера Кондитера. Касается пальцами сухой щеки. Нет, он не плачет.
Леннокс выключает компьютер. Гортань в тисках ярости. В груди все клокочет. Леннокс встает (ноги как ватные), вытаскивает диск, рассматривает его — обычный, серебристый, без пометок, с виду безобидный. Сквозь шум мотора из соседней каюты доносятся вопли. Внезапно обрываются, когда издававший их видит в дверном проеме Рэя Леннокса.
— Продолжай. Продолжай орать, — велит Леннокс Хуану Кастилиано. — Мне надо, чтобы ты орал — я хочу сказать тебе пару ласковых. Потому что, если не скажу, точно башку твою вонючую оторву к такой-то матери. — Взгляд черных, холодных глаз пригвождает педофила к месту, заставляет скукожиться от ужаса.
До Болоньи остались считанные футы. Леннокс появляется на мостике позади Чета. Пристань почти пуста, правда, в «Омаровом ресторане» горит свет. Они пришвартовываются. Идут в каюту, Леннокс показывает Чету эпизоды с нескольких дисков Джонни, но только не с того, где Тианна, этот он спрятал. На дисках запечатлены еще три девочки, судя по одежке, которую с них вот-вот снимут, почти нищенки, наверняка иммигрировали из Центральной Америки.
Чет, совершенно ошеломленный, повинуется как зомби, несет коробку с дисками в «фольксваген». Они с Ленноксом проезжают два квартала, останавливаются возле полицейского департамента Болоньи, судя по подсвеченной сине-белой вывеске.
