Валерий Карышев - Москва тюремная
Строгий кадровый отбор, атмосфера взаимного доносительства и более высокая, чем в СИЗО ГУВД, зарплата, свели коррумпированность охраны практически на нет.
Начальник внутреннего режимного корпуса № 9 напрямую подчинялся Следственному управлению КГБ СССР.
Арестанты, ожидавшие окончания следствия в «девятке», наверняка помнят, что «хозяин», имея звание майора, обычно ходил на службу не в форме, а в гражданской одежде — видимо, подчеркивая таким образом свое привилегированное положение.
В 1991 году, после августовской попытки государственного переворота, КГБ постигла полная реорганизация. Следственное управление было ликвидировано. С потерей Следственного управления, естественно, КГБ, переименованный в СБ, потерял и следственный изолятор Лефортово, и, естественно, внутренний режимный корпус № 9. «Девятка» перешла в распоряжение МВД. Кадровики из ГУИТУ (Главное управление исправительно-трудовых учреждений (ныне — ГУИН) провели тщательную чистку персонала — в отличие от Лефортова, где костяк старых кагэбэшных кадров сохранился.
Видимо, именно поэтому члены ГКЧП были помещены во внутренний режимный корпус № 9, а не в Лефортово — кураторы следственной бригады опасались, что экс-чекистский персонал может оказать какое-нибудь содействие своему бывшему шефу Владимиру Крючкову.
Условия содержания во внутреннем режимном корпусе и поныне значительно отличаются от тех, что предусмотрены в следственных изоляторах, подчиненных МВД РФ. Значительно лучше питание подследственных.
Администрация старается по возможности соблюдать санитарные нормы — количество арестантов в одной камере, как правило, не превышает восьми-десяти человек. Предусмотрены и специальные камеры: несмотря на то что в каждой из них имеется от двух до четырех спальных мест («шконок»), в таких камерах обычно содержится по одному арестанту.
В настоящее время внутренний режимный корпус № 9 (недавно переименованный в следственный изолятор № 4) располагает отдельной картотекой, отдельным входом в следственные кабинеты, отдельным хозяйственным блоком и отдельными помещениями для свиданий.
Среди именитых узников — члены ГКЧП Крючков, Янаев, Павлов, Стародубцев, организатор финансовой пирамиды «МММ», бывший депутат Госдумы Мавроди, почитаемые российским криминалитетом воры в законе Черкас, Дзэ, людоед Джумагалиев.
Забегая вперед, следует отметить, что в 1995 году в режимном спецкорпусе, в камере № 938, ожидал окончания следствия Александр Солоник — самый известный наемный убийца в российской криминальной истории. В ночь с 5 на 6 июля Солоник при помощи коррумпированного постового контролера мл. сержанта Сергея Меньшикова совершил побег из режимного корпуса. После этого ЧП во всех следственных изоляторах Москвы и Подмосковья была проведена тщательная проверка на предмет внедрения в тюремный персонал ставленников организованной преступности.
Обычный контингент СИЗО № 4 — криминальные лидеры уровня выше среднего, воры в законе, а также бывшие сотрудники прокуратуры, ГАИ, РУОПа, МУРа и ФСБ, обвиняемые в коррупции, вымогательстве, похищении людей, устойчивых связях с мафией и злоупотреблении служебным положением (для таких предусмотрены отдельные камеры).
В настоящее время спецкорпус Матросской Тишины имеет репутацию одного из образцово-показательных следственных изоляторов Российской Федерации.
Сидя в милицейском воронке, маньяк тупо смотрел на свою перебинтованную руку, думая лишь об одном: только бы оперативники не догадались заглянуть в гараж. Орудия пыток, следы крови и череп одного из убитых выдали бы преступника с головой.
Выход, единственный в такой ситуации, напрашивался сам по себе: уйти в полный отказ. Мол — не видел, не слышал, не знаю.
А что касается гаражного подвала...
Человеку всегда свойственно надеяться на лучшее. Даже если положение его полностью безнадежно.
* * *
Головкин никогда прежде не сталкивался с пенитенциарной системой. ИВС, СИЗО и ИТК любого из четырех режимов для него, человека непосвященного и далекого от тюремного быта, были одним и тем же — тюрьмой. А про тюрьму он знал лишь то, что туда лучше не попадать.
Но попав за решетку, маньяк стал настоящим вместилищем страхов. Страхи эти неотступно душили, терзали и мучили его. Страхи были подобны огромным безжалостным змеям: подползали незаметно, невидимо, чтобы ужалить, укусить, кольцом сдавить тонкую шею — так сильно, чтобы голова, оторвавшись от позвонков, покатилась по цементу пола.
Еще по дороге в Москву один из милицейских конвоиров как бы между делом сообщил: да, несладко тебе, Головкин, придется — братва за твои подвиги очко на британский флаг порвет, сделает из тебя общедоступную девочку, а то и завалят. И поделом, поделом...
И этот страх, животный ужас неминуемой расправы стал самым кошмарным из всех.
ИЗ МАГНИТОФОННОЙ ЗАПИСИ ЧАСТНОЙ БЕСЕДЫ С А. К-ЫМ, ИНСПЕКТОРОМ ГУИНа РФ (ГЛАВНОГО УПРАВЛЕНИЯ ИСПОЛНЕНИЯ НАКАЗАНИЙ РОССИЙСКОЙ ФЕДЕРАЦИИ) (по просьбе собеседника авторы не называют его фамилию)
— ... а вообще, тюремный суд братвы, надо отдать ей должное, часто куда справедливей, чем официальный. Обвиняемых «по мохнатке» (А. К-ОВ ИМЕЛ В ВИДУ ПРЕСТУПЛЕНИЯ ПРОТИВ ПОЛОВОЙ НЕПРИКОСНОВЕННОСТИ И ПОЛОВОЙ СВОБОДЫ ЛИЧНОСТИ, С 131-й ПО 135-ю НЫНЕШНЕГО УГОЛОВНОГО КОДЕКСА. — Авт.) в следственных изоляторах обычно «опускают», то есть делают из насильников пассивных педерастов. Правда, в последнее время милицейские следователи часто подставляют «по мохнатке» тех, кого не могут раскрутить за действительно совершенные ими преступления. Мол, или берешь на себя старый «висяк», или мы сейчас «заяву» на тебя организуем. Кстати, во многих РОВД знают и используют семьи алкоголиков, в которых есть несовершеннолетние девочки. За «фуфырик» парфюма такие папа с мамой не только дочь научат «заяву» написать, но и подпишутся, что и их во все дыры трахнули...
(... )
А уж если не просто «мохнатка», а малолетняя... Тогда — все, готовь вазелин. И на зону потом пойдет «петухом», весь срок очком подмахивать будет да крыльями махать...
Особо отличившихся могут и убить. Был такой насильник из Солнечногорска, Черных — недели в камере не прожил. Недавно в «Матросске» еще один маньяк-насильник сидел, кличка Студент, за малолетними девочками охотился. Сперва его всей камерой изнасиловали, одновременно — это у братвы «вертолет» называется. Затем побили хорошенько, а затем «мойку» (ЛЕЗВИЕ. — Авт.) дали: мол, сроку тебе до рассвета. Был еще в Клину такой Грязнов, бомж с тремя судимостями. Закрыли его, бросили в камеру ИВС, а на следующий день нашли повешенным. Я сам в тот ИВС выезжал, сокамерников допрашивал. Спали, говорят, никто ничего не видел. Так самоубийцей и оформили...
(...) Что значит «адвокат», «защита», «презумпция невиновности»?! Да я бы этих маньяков и тех, кто малолеток да пацанчиков насилует, сам бы передушил, этими вот руками...
(ПУБЛИКУЕТСЯ С СОБЛЮДЕНИЕМ РЕЧЕВЫХ ОСОБЕННОСТЕЙ СОБЕСЕДНИКА.)
20 октября 1992 года подследственный Головкин переступил порог тюремной камеры.
Камера была небольшой: четыре «шконки», унитаз, раковина... Три «шконки» были заняты. Внимание первохода сразу привлек к себе пожилой мужчина, сидевший слева от двери. Землистое лицо, какое обычно бывает у людей, долго не видевших солнечного света, брыластые щеки, высокий лоб, огромные руки с причудливыми татуировками-перстнями на пальцах... Но больше всего впечатляли глаза: пронзительно-голубые, льняные, с белым накрапом гноя в воспаленных красных уголках. И под взглядом этих глаз Головкин невольно опустил голову.
— И тебе того же... Ты кто? — спокойно, почти без интонации спросил пожилой, выслушав торопливое «здрасте».
— Я... человек.
— А право так называться еще доказать надо, — неожиданно вставил его собеседник — плотный мужчина лет сорока. — «Закрыли» тебя за что?
— Как это «закрыли»? — язык Сергея прилип к небу, и фраза прозвучала невнятно.
