Дэвид Боукер - Что я думаю о женщинах
Однажды, вернувшись домой с репетиции молодежного оркестра Брамхолла, Натали застала нас с Джиной в постели. В ту пору ей было лет шестнадцать. Ради смеха жена откинула одеяло настолько, чтобы сестренка как следует рассмотрела вялый член. Решив проверить, удастся ли его оживить, Натали весело ткнула мой конец пальчиком. И у нее получилось! Лежавшая рядом Джина с готовностью показывала сестре самые чувствительные точки моего покрасневшего органа. Ни дать ни взять хихикающие над трупом медсестры.
Наверное, эта история похожа на сказку, из тех, что присылают в порножурналы. Но в порноверсии я бы “вставил обеим по самые гланды, а потом спустил на обнаженные груди несколько литров густой белой жидкости”.
На самом деле я просто лежал на кровати в полной боевой готовности, однако совершенно бессильный, понимая: нужно проявлять пассивность и покорность, пока сестрички не наиграются и мой бедный пенис не опадет. Меня фактически насиловали, но происходило это только потому, что я пользовался доверием Джины и Натали. Даже хуже: они считали меня безобидным.
Моим первым журналистским опытом была банальная статейка “Почему мужчины не плачут на людях”. Просмотрев Джинины журналы, я понял: написать нечто подобное проще простого, сплошная болтовня и употребленные к месту высказывания фальшивых друзей. Для прирожденного лгуна вроде меня это раз плюнуть!
Просидев несколько лет на пособии, я решил: пришла пора сделать какое-то усилие, и с одобрения супруги написал тысячу пятьсот пустых слов. Джина набрала текст на компьютере, и я отослал результат в “Современницу”.
Каково было мое удивление, когда через несколько дней позвонила заместитель главного редактора по имени Мелисса Бенц-Фробишер и заявила: статья ей понравилась, хотя тема довольно банальная. “Слезливые мужчины у всех уже в печенках. Но мы давно искали человека, который мог бы честно и весело писать про пенисы. Что чувствуешь, когда между ногами болтается маленькая смешная штука? Ужасно, наверное!”
Без малейшего колебания я согласился метать бисер перед читательницами “Современницы”, таким образом решив свою судьбу. При нормальных обстоятельствах Джина и Натали были бы ужасно рады: я собирался писать для их любимого журнала. Но на дворе стоял 1989-й, и у сестер были другие заботы.
С каждым днем Роуз пила все больше. Летом скончался мужчина, с которым она много лет крутила роман, и из веселой любительницы вина миссис Кемп превратилась в запойную пьяницу. Она стала хмурой, начала скандалить и теряла сознание в самых неподходящих местах.
Второго декабря, в семнадцатый день рождения Натали, Роуз въехала в гаражную дверь, а потом, пошатываясь, вошла в дом и заявила, что плохо видит.
Миссис Кемп положили в больницу на обследование. Анализы ситуацию не прояснили. Хорошо помню, как в последний раз видел тещу. Мы принесли ей коробку шоколада, бутылку “Перрье”, журналы и большой пакет мандаринов. Роуз лежала в больнице уже два дня, но видела до сих пор плохо. Накануне она пролила на свою ночнушку суп, и ей дали другую, ярко-оранжевую; в таких только бедняки умирают.
Джина твердила: маме лучше, и мы с Натали согласились. Увы, это было не так. Роуз выглядела ужасно: кожа отвратительного желтого оттенка, на лице зловеще проступили кости.
— Мам, хочешь анекдот? — неожиданно предложила Натали.
Роуз удивилась: младшая дочь ненавидела анекдоты. “Что говорят, когда десять тысяч человек мертвые лежат на морском дне? Ответ: могло быть и хуже”.
На секунду задумавшись о глубинном смысле анекдота, миссис Кемп села и широко открыла рот. Ее стошнило темной густой кровью прямо на стеганое покрывало. Рыдая, Джина схватила бумажную салфетку и попыталась вытереть матери губы, а Натали побежала за медсестрой. Но Роуз уже умерла: у нее просто-напросто взорвалась печень. В жизни ничего ужаснее не видел.
А анекдот про мертвецов на дне мне никогда не нравился.
Тайна третья
— И это оно? — послышался голос Натали, а потом смех Джины. Когда моей жене по-настоящему весело, она кричит, как обезьяны в фильме про Тарзана. Примерно такие звуки сейчас и раздавались по дому.
Свояченица заговорила снова, иронично и одновременно изумленно:
— Что мне с этим делать?
Показывать обиду ни к чему …На ходу застегивая ширинку, я бросился вон из спальни. Сестры стояли в коридоре напротив комнаты Натали. Свояченица в крошечной белой футболке и без трусиков. От промежности к пупку поднималась тонкая полоска черных волосков. Растительности у сестричек хватало, а подмышки они перестали брить задолго до выхода второго фундаментального труда Анны Фермески: “Сестры, смейтесь и не брейтесь”.
— Ладно, — начал я, — чего веселитесь?
Вместо ответа Натали подняла стакан к подбородку и, высокомерно ухмыльнувшись, посмотрела на его содержимое. Кажется, не слишком довольна…
— В чем дело, Гай?
— Ты о чем? — переспросил я, прекрасно понимая, что имеется в виду.
— О том, твоя ли это сперма, или в стакан кончила карликовая землеройка?
Я взглянул на водянисто-серую слизь, жалко плескавшуюся на дне стакана. Первая порция донорской спермы для Натали походила на плевок и мало напоминала “несколько литров густой белой жидкости”, которые я выпускал в бесплотных фантазиях.
— Я много читала о качестве спермы, — заявила свояченица. — Оказывается, оно напрямую зависит оттого, как мужчина жил в последние три месяца. — Она подняла стакан к свету. — Так чем ты занимался в последние три месяца, Гай? Стучал себе по яйцам колотушкой?
— Извини, — мрачно проговорил я, — сам не пойму, что со мной такое. Обычно раз в десять больше выходит, правда, Джина?
Я надеялся, что супруга не упустит возможности меня поддержать, однако она лишь расхохоталась. Не хочу перекладывать с больной головы на здоровую, но в первую очередь это Джина виновата, что у меня выработалось так мало семени.
Для качественной мастурбации нужно расслабиться и представить себе картинку попохабнее. Поэтому по предварительной договоренности в семь вечера сестры уединились в спальне Натали, а я закрылся в ванной, собираясь пофантазировать на тему секса со свояченицей.
Спустил штаны, сел на корзину для белья и, взяв в руки петушка, попытайся представить себе непристойную сценку.
При первых признаках эрекции в дверь постучали.
— Эй, ты еще не вес? — поинтересовалась Джина.
Не знаю, зачем она беспокоила меня трижды. Возможно, поняла, о ком я мечтаю. В конце концов я открыл дверь и велел ей убираться. Нисколько не смутившись, она предложила помочь руками. Я уже был готов на что угодно, поэтому впустил ее в ванную и в прямом и переносом смысле позволил взять ситуацию в свои руки.
Наверное, поэтому оргазм и получился таким невпечатляющим. Разве мастурбация может быть качественной, если жена не просто смотрит, но и руководит процессом?
Окончательно приуныв, я отправился в гости к брату. Бен с женой Рейчел и двумя маленькими детьми жили на Олд-милллейн. Мой брат похож на молодого Берта Рейнолдса, а его жена — миловидная блондинка с бровями, как у Мэриэл Хемингуэй, и с застенчивой грацией сестры милосердия. Рейчел была примерной католичкой до тех самых пор, пока не огорчила родителей и его святейшество, забравшись в постель с неотесанным, синим от татуировок Беном.
Пока мы пили чай, Рейчел кормила из бутылочки дочь, а Бен качал на коленях моего двухлетнего племянника. Мальчика звали Сзм Фрэнсис в честь Сэма Кука, любимого певца Бена, и Франциска Ассизского, любимого святого Рейчел. Восьмимесячную малышку окрестили Кейт Мэри в честь Кейт Буш, любимой певицы Бена, и Марии, любимой девы Рейчел.
— Мне понравилась твоя последняя статья, — похвалила невестка.
— О чем она была? — невинно поинтересовался я.
— Ну-у, кажется, о мужчинах, которые не любят женщин. Здорово написано!
— Дерьмо собачье! — фыркнул брат. Мою колонку в последнем номере “Современницы” он не читал и судит по тому, что я писал раньше.
— Бен, не ругайся при детях! — предостерегающе подняла палец Рейчел и, улыбаясь, повернулась ко мне.
— Что? — вскинулся брат, которому палец в рот не клади, только дай поспорить. — “Дерьмо” не ругательство, а — как бишь его? — вполне приличное слово. Мое дерьмо, твое дерьмо, собачье дерьмо…
— Бен!
Рейчел мной восхищалась, а Бена это обижало: я известный журналист, в то время как он просиживает целые дни в типографии. Даже жена не знала, в чем именно заключается его работа! Порой в приподнятом настроении брат пытался нас просветить: звездочка подачи краски, компьютерное выравнивание упора… — присутствующие быстро скучнели и начинали бесцельно разглядывать комнату.
— Джина наверняка тобой гордится, — предположила Рейчел.