Марина Струкова - Мир за рекой. Русская готика
Вечером Света возвращалась домой. Она проходила на кухню, брала еду из холодильника и, разогрев в микроволновке, уносила в свою комнату. Там, вытащив том с книжной полки или открыв в компе файл, погружалась в очередной вариант виртуальности. Главное, чтобы как можно дальше от современности - Древняя Русь, древний Рим, древняя Япония, древняя Индия... Особенное значение имели книги о смерти, Света читала их со страстью учёного. Многие народы, пытаясь справиться со страхом неизвестности, создали свои путеводители по миру мертвых и едва ли не системы инструкций о том, как вести себя душе, вступившей в мир иной. Египетская книга смерти, тибетская книга смерти, индусская книга смерти. В Интернете можно было обнаружить что угодно.
Особенно интересовала "Бордо Тодол", которую буддистские священники читают для души усопшего, объясняя, что происходит, и как ей поступать в чудовищном ирреальном мире небытия. Как выбрать планету и семью, где заново родится. "Наконец, увидишь ты людей и услышишь голоса в Земной юдоли, которую покинул. Ты заговоришь с ними, но тебя не услышат. Ты дотронешься - они пройдут сквозь тебя, не замечая". "Тогда Бог Смерти обмотает вокруг твоей шеи веревку и потащит тебя за собой, он отрубит тебе голову, вырвет твое сердце, выдернет твои кишки, высосет из черепа мозги, выпьет кровь и будет есть твою плоть, разгрызая кости. Но ты не сможешь умереть. Даже когда тело твое изрублено на куски, оно вновь оживет. Снова тебя разорвут на части, и вновь ты ощутишь страшную боль и пытку"... Когда она пыталась выделить что-то главное из электронных фолиантов, позвонила Лу: - Есть идея. Почему бы не поехать на похороны? У одноклассницы моего отца мать умерла. Он собирается на церемонию. И мы с ним отправимся. - Я никогда не была на похоронах, - призналась Света, - чужих избегала, а когда умер Саша, мама попросила сослуживца отвезти меня к подруге, наверное, думала, что мне всё равно. Я была как пьяная три дня, всё видела словно со стороны, словно кино смотрела. - Так твоё сознание пыталось отвергнуть происходящее, - предположила Лу. - Я тоже никогда не была там, только издалека видела, когда по кладбищу гуляла. Это не то… - А как твой отец на меня отреагирует? - Полюбопытствовала Света. - Нормально. Ты же выглядишь путёво, скромно, даже не накрашена. Он обрадуется, что у меня обычная подруга. Света и Лу встретились в метро, Лу возвращалась с Арбата из музыкального магазина, где что-то покупала. - Эти скамейки в вагонах такой высоты, - Подруга ухватила Свету за локоть и почти ткнулась в ухо шоколадными губами, - что если ты сидишь, а напротив пацан стоит, молния на его джинсах напротив твоего лица. Такие мысли возникают, порнушка... - Тише! - Округлила глаза Света. - Ещё услышит кто-нибудь! Я в метро совсем о другом думаю, что каждого из попутчиков через сто лет точно не будет на этом свете и вагон кажется набитым скелетами. Остовы в платьях и джинсе болтают, дремлют, просто стоят, вцепившись в поручень. Но Лу философия мало интересовала, она заговорщески спросила: - Ты спишь с Крысом? - Ещё нет. - Это просто приятно, советую - спи. - Благословила Лу. - И он никому не будет трепаться, не болтун. Света запомнила, она хотела бы дружить именно с безобидным симпатичным парнем, если уж так положено - все дружат, разве она хуже других?
Они добирались минут двадцать. Дом, где жила Лу, блестел стеклянным куполом зимнего сада на крыше. Высокий забор, у ворот – будка охранника. …Лев Ильич стоял у своей сверкающей машины, широколицый, с приплюснутым носом старого боксёра, Свете показался неприятным цепкий взгляд небольших глаз с белёсыми ресницами, почти незаметные брови. - Папа, это Света - моя подруга. - Громко и раздельно, словно отец нуждается в слуховом аппарате, объявила Лу. Света поздоровалась, робея. Лев Ильич кивнул, раскрыл перед ними заднюю дверцу, они нырнули в затененное темными стеклами нутро машины. Света и Лу сидели тихо как мышки. Отец сам вёл машину. Потом бросил: - Кто твои родители? - Мама - заместитель редактора. - Где? - В небольшом издательстве, - Света почему-то побоялась называть журнал. - Серьезно, - то ли одобрил, то ли съехидничал он. За дымчатыми стёклами мелькали дома, люди. Машина остановилась. - Морг, - констатировал Лев Ильич. Они вышли, у морга стоял автобус, и группа людей ждала у входа. Среди них - дочь покойной - женщина лет пятидесяти с небрежно собранными в узел седеющими волосами и бледным заплаканным лицом, большой букет цветов торчал из целлофанового пакета в её руках. Отец Лу неуклюже взял её за запястье и что-то забубнил, его топорное лицо сморщилось, отражая смущение и досаду, - не привык выражать сочувствие кому бы то ни было. Света и Лу держались в стороне. - Пошли, - буркнул Лев Ильич.
Вступили в зал. Голубовато серые стены, широкие окна, траурная музыка, на возвышении гроб. Света отводила взгляд, поневоле заметила желтоватое лицо, белые волосы старушки. Лу наоборот глядела во все глаза, сжав губы в ниточку. Света невольно пыталась почувствовать запах тлена. Ничем не пахло. Людей было мало - дочь покойной, две молодые женщины, распорядительница церемонии, Лев Ильич, Лу и Света.
Похороны потрясли Свету механическим бездушием происходящего. Распорядительница сказала несколько дежурных фраз. Дочь поцеловала мать, что-то шепнув. Как пластмассовую куклу в коробке, покойницу закрыли крышкой, погрузили в автобус. Света села в автобус вместе со всеми - ведь она хотела узнать, понять что-то. В автобусе, прикасаясь к металлическим поручням, к коже сиденья, она чувствовала какую-то нечистоту окружающего пространства, словно всё было заражено миазмами смерти. Она поняла чувства древних, требующих после похорон проводить очистительные ритуалы. Прежде удивлялась, когда в Ветхом завете прочитала о том, что каменный дом может поразить проказа. А теперь сквозь металл и кожзаменитель брезжила проказа смерти, хотелось скорее вымыть руки. Внутри неё росло отторжение происходящего. Как когда-то на отчима в день смерти Саши, она смотрела на дочь покойной, словно той было известно о смерти больше, как на поверенную в слишком личную тайну. И ей снова было стыдно.
Женщина тихо говорила подруге: - Знаешь, когда я увидела её мёртвой, то у меня возникло впечатление, что это не она, а совершенно чужой человек. Может быть, это дало мне силы заниматься похоронами, решить все формальности.
Автобус въехал на невзрачное кладбище, где в тесно стоявших оградах торчали хвойные кусты. Двое рабочих вынули гроб из автобуса, понесли, опустили в яму, где на дне стояла лужа дождевой воды. Провожающие бросили по горсти глины. Могилу зарыли. Никто не плакал, все были деловиты и уравновешенны, но для Светы трезвая уравновешенность присутствующих была ужасна, потрясала обнаженная практичность процесса, рациональность. Никакой апелляции к высшим силам, и поэтому страшной безнадежностью было проникнуто происходящее. Смерть значит - навеки, навсегда.
Когда они направились к выходу, одна из женщин, плотная краснолицая блондинка, взволнованно произнесла: - Постойте, у нас руки и обувь в глине. Надо вымыть, иначе смерть с собой заберём. Где тут вода? - Обратилась она к парню в форме охранника, тот показал колонку. Они по очереди вытерли травой туфли, ополоснули руки. Только отец Лу ушел к машине, буркнув: "Вот бабы". Этот странный поспешный обряд очищения встряхнул всех. Света была благодарна незнакомке за совет, от её основательной деревенской суеверности стало чуть легче, мир задышал, снова обрёл краски - в нёго медленно возвращалась тайна. Когда отправились обратно, дочь покойной ехала с ними на переднем сиденье. - Гроб донести до могилы - восемьсот рублей, - ужасалась она. Её глаза были воспалены от слёз, но она всё перечисляла и перечисляла свои траты, словно отчитываясь Льву Ильичу о том, на что были потрачены данные им доллары. Лев Ильич вёл машину и кивал бритой головой. - У тебя хороший отец, - неожиданно сказала Света Лалуне, - какое ему дело до этой женщины, а помогает... - Да? - В голосе Лу слышалось недоумение. - Многих не ценят при жизни. Лу передернула плечами, как будто ощутив озноб. А Света подумала, что отца Лу вполне могут убить.
Света потрясённо вспоминала прошедшие похороны. Смерть - великая и трагическая гибель целого мира в одном человеке, такими похоронами была опошлена. Это зрелище убивало заранее, рисуя каждому как его, будто игрушку в песочнице, зарывают и забывают. Что-то здесь было не так. А как же свечи, зажженные во имя в закоулках старого храма, призраки любимых и любящих, воздаяние за злодеяния или подвиги, ангелы и демоны, ледяные асфоделии по берегам Леты, мёртвая и живая вода подземных рек, боги, пророчества, чудеса? Какая страшная безнадёжная картина похорон человека, который ни во что не верил, и близкие которого не верят в Бога, в то, что кроме бренной плоти у человека есть душа и она бессмертна, и значит всегда есть надежда на другую жизнь, лучшую, светлую. Света подумала, что такие же до жути бездушные похороны были у Саши. Но зато теперь она убеждала его, что он - вечен. Между ними были два метра кладбищенского чернозема, сквозь который она, словно сквозь толщу черного хрусталя, видела его - безупречно прекрасного, спящего среди древесных корней и подземных родников.
