Терри Сазерн - Чудо-христианин
— Устал в дороге, да? Устал, мальчик мой? Дааа? Дааааа?
Время от времени среди всего этого гавканья и воя можно было услышать странные удары и свист. Гонсалес и невиданный хищник продвигались вперед, распугивая встречных одного за другим.
В конце концов некая дама, видимо, новенькая в кругах собачников и пока не имеющая понятия о том, какой важной персоной являлся Гонсалес, вернулась обратно с автоматическим пистолетом и попыталась пристрелить огромную кошку. К сожалению, дама была абсолютно вне себя от собственного праведного гнева. Она растерялась, и ее моментально арестовали.
Гонсалес воспринял случившееся как сигнал к завершению и удалился с поля боя. В итоге соревнование «Лучшие в шоу» было проведено между теми участниками, которых еще не сняли с конкурса.
Позже Гранд сочинил серию едких статей об этом происшествии: «Скандал на Собачьем шоу!», «Как это могло произойти?», «Это чья-то задумка или шутка?» и так далее.
Пострадавшие от этой выходки владельцы собак элитных пород были люди богатые и влиятельные. Они настойчиво требовали расследования. Вскоре нашлись свидетели, но, увы, они были заранее подкуплены Грандом. Так ничего и не выяснилось — хотя Гаю стоило больших денег сохранить в чистоте свое имя и репутацию.
Глава 6
— Как прошло твое путешествие, Гай? — спросила Джинджер Хортон, слегка шмыгнув носом.
Гай пожал плечами.
— Ох, все те же самые шесть и семь, Джинджер, — ответил он.
— Я прошу прощения… — вмешалась тетя Агнесс.
Эстер улыбнулась, выражая Гаю своё полное одобрение. В конце концов, для нее и ее сестры он был единственным и любимым сыночком.
— Это значит — не очень хорошо, Агнесс, — с пафосом провозгласила она. — Эта фраза используется при игре в кости: «Ты выбываешь! — правильно, Гай? — когда выпадает «шестерка», а потом ты выбрасываешь «семь», и это значит: все плохо, ты проиграл. — Она посмотрела на своего обожаемого Гая: — Правильно, дорогой?
— О, эта фраза используется в азартных играх! — сказала Агнесс Эдварде с забавным самодовольством. Она приподняла чашку, выражая одобрение, а Эстер осталось только лучезарно улыбнуться Гаю.
— В таком случае твоя поездка была… не очень хорошей? — серьезно спросила Джинджер Хортон, поставив чашку и быстро промокнув салфеткой губы.
Эстер начала было отвечать, но, замешкавшись, посмотрела на Гая.
— О, это всего лишь речевой оборот, — безмятежно сказал Гай. — Почему так — да потому что «шесть» — в основном — выкинуть очень легко, понимаете, и… но факт тот, что… уфф… национальная экономика, скажем так, сейчас находится не в лучшей форме. Невыгодная конъюнктура для покупателя. Тенденции к снижению на рынке ценных бумаг, вот в чем дело. — Он хихикнул, поглядывая на пекинеса.
Джинджер Хортон не упустила шанса втянуть в беседу и собаку.
— Ты все понимаешь, Битси? Даааа? Ты все понимаешь, сладкая Битси? Дааа?
— Пессимистично… — начала объяснять Эстер.
— Я думаю, мы все знаем, что на самом деле это значит, — отрезала Агнесс, и ее глаза засияли, как огромные бриллианты, которые она привыкла носить.
Гай, безусловно, любил притворяться ослом.
Он приобрел огромный кинотеатр в Филадельфии. Этот кинотеатр терпел убытки вот уже в течение шести месяцев, и, конечно, без серьёзной встряски для менеджера и персонала, которые ничего не знали о прошлом Гая, здесь обойтись не могло.
Менеджер был очень умным и способным человеком, с огромным опытом работы в области кино-проката. Работа была для него любимым и единственным в жизни делом. Он решил, что под влиянием обстоятельств лучшим решением проблемы будет заявиться к Гранду и ненавязчиво порекомендовать урезать зарплаты всему персоналу.
В ходе их первой беседы Гранд, на правах нового владельца, взял инициативу в свои руки.
В ходе предварительных расспросов, пока менеджер, нервничая, пытался устроиться на краешке большого кожаного кресла, Гай мерил шагами пол своего комфортабельного офиса, слегка нахмурившись. Наконец он остановился в центре комнаты и провозгласил:
— У китайцев есть выражение, мистер… Мистер Менеджер. Кажется, оно встречается в книге.
И Чанга: «Содержи свой дом в порядке». За этим следует: «Это первый шаг».
От этих слов кровь прилила к лицу менеджера, и он вцепился руками в кресло.
— Мой отец, — произнес Гранд с явным пиететом, — приехал в Америку в 1920 году. В то время для него было открыто несколько границ. И есть несколько границ, которые по-прежнему открыты для нас сегодня!
Он взглянул на менеджера, как бы пытаясь передать ему инициативу разговора, глядя прямо ему в глаза. Но тот смог только кивнуть, изображая глубокомысленное согласие.
— Если есть хотя бы одна неизведанная территория, — продолжал Гранд с пафосом, — одно живое деревце в нашей стране, заселенной такими людьми, как мы, — то это кинопрокат! Мой отец — «Папа Гранд» — был чемпион по гольфу. Может быть, поэтому… хотя теперь можно только догадываться… может, поэтому он всегда побеждал: «Если ты хочешь, чтобы они играли по твоим правилам — не клади камни в траву!»
Гай сделал паузу, уставившись на сияющие ботинки менеджера. Затем сдвинул брови на переносице и сжал губы в предельной задумчивости. А после выстрелил вопросом:
— Вы знаете историю театра Маджестик в Канзас-Сити?
Менеджер, человек с тридцатилетним опытом работы в этой области, знавший историю каждого театра в этой стране, как выяснилось, никогда не слышал об этой истории.
— В августе 1939 года менеджмент театра Маджестик сменил персонал и стратегию бизнеса. Они поставили новые кресла — на четыре дюйма шире стандартных, а стоимость входных билетов урезали вдвое… каждое кресло теперь могли занять два человека. Новый менеджер, Джейсон Франк, который умер от кровоизлияния в мозг в том же году, потратил на рекламу девять миллионов долларов ради одной фразы: «Полцены и шанс быть зажатым в тиски», которая впоследствии стала поговоркой.
Гранд прервался, испытующе взглянул на ме-неджера, и продолжил:
— Но это не сработало, сэр! Это не сработало… и я скажу почему: это был издевательский план! Издевательский план и камни в траве! Это стоило Франку его лицензии, его здоровья, и, видимо, его жизни.
Гранд выдержал эффектную паузу, после чего подошел к столу, взял пачку бумаг и потряс ими перед носом менеджера. Каждый лист был испещрен цифрами.
— В соответствии с моими расчетами, — отрезал он, — это заведение продержится еще в течение девяти месяцев, если плата за входные билеты будет поднята как минимум на восемь процентов.
Он несколько минут стоял нахмурившись. А затем вдруг улыбнулся, пару раз хлопнул в ладоши, как бы подведя итог своему спичу, и продолжил уже гораздо более жизнерадостно:
— Конечно, у нас здесь есть некоторые возможности … У меня есть определенный план… Это просто попытка, это секрет, но я скажу так: я оставляю работать вас и весь ваш персонал. Мы не кладем камни в траву. Вы согласны? Далее. Для этого я поднимаю вам зарплату — на десять процентов. Я не скажу, что это существенная прибавка. Я скажу просто — десять процентов… что значит, конечно, все это… все эти цифры, — и он взмахнул бумагами, выражая этим жестом полную безнадежность. А затем опустил их в корзину для мусора. — Мы должны все это исправить! Много времени пройдет, прежде чем мы поймем, где находимся! С этим ничего не поделаешь. Но этот шаг… я бы сказал, что это шаг… в правильном направлении!
Он проговорил с менеджером около часа, размышляя вслух, искренне пытаясь осмыслить ситуацию. После этого он отправил менеджера в трех-месячный оплачиваемый отпуск.
Театр Гранда был одним из самых больших в городе и имел право первого проката на большинство разрекламированных фильмов. В отсутствие менеджера какое-то время дела шли нормально, пока в один прекрасный вечер кинотеатр не оказался переполненным. Зрители собрались на просмотр нового мюзикла «Главная улица, США».
В начале была утомительная задержка показа на добрых полчаса. Были проданы даже места на раскладных стульях, и они спешно расставлялись в проходах. Затем, когда погас свет и зал погрузился в полную темноту, а зрители, в предвкушении просмотра, откинулись на спинки кресел, Гранд устроил им то, чего они уж точно никак не ожидали: начал показывать дешевый иностранный фильм.
Ровно в тот момент, когда начался фильм, люди потянулись к выходу. Однако это было весьма затруднительно: в темном зале практически все проходы были заставлены раскладными стульями. Так что большинство зрителей вынуждены были вернуться на свои места. Таким образом, кино продолжалось, минуты текли, а Гранд, запершись в комнате киномеханика наверху, разгуливал от стены к стене, задыхаясь от смеха.
Через сорок пять минут фильм был прерван, а через громкоговоритель объявили, с небывалой доселе громкостью, что произошла досадная ошибка, и зрителям был показан не тот фильм.
