Питер Найт - Культура заговора : От убийства Кеннеди до «секретных материалов»
Но если рассказывать историю официального презрения и криминального вмешательства в жизнь афроамериканцев, то в этом контексте нельзя отвергать неподтвержденные обвинения, называя их параноидальными, но следует признать, что все подобные воззрения существуют в крайне насыщенной атмосфере фольклорных объяснений и подозрений, формальная адаптация которых имеет долгую историю. Вместо символического упоминания Таскиджийского института и слежки ФБР за Кингом, намного более подробное и неопровержимое исследование плохого обращения с чернокожими американцами, возможно, помогло бы объяснить, почему так много людей начинают рассуждать с того, что власть отчасти стоит винить в преступном пренебрежении, если не в намеренном заговоре. В своей книге «Белая тьма: ЦРУ, наркотики и пресса» Александр Кокберн и Джеффри Сент-Клер рассказывают об «одной вещи, которую явно игнорировали» при объяснении «черной паранойи», а именно — о «долгой истории расистского использования американского законодательства о наркотиках».[316] Важно помнить, что статьи Уэбба не вызвали эпидемии «паранойи» в черной общине, но лишь подтвердили то, о чем многие уже подозревали. Эти убеждения основывались не на детальном знании сложных переплетений власти и интриг в 1980-х годах, но на наглядных примерах влияния наркотиков на черные общины — начиная с силовых полувоенных вторжений в черные гетто под флагом кампании Рейгана по борьбе с наркотиками и заканчивая неодинаковым количеством приговоров за торговлю крэком (по сравнению с кокаином их было в сто раз больше). В середине 1980-х годов это правовое несоответствие сыграло свою роль в ужасающей частоте тюремного заключения молодых чернокожих парней.[317] Как обнаружила в своем исследовании конспирологических убеждений, бытующих среди чернокожих американцев, Тернер, эти слухи вовсе не появляются из ниоткуда, а становятся вытесненным и символическим выражением глубоко укоренившихся страхов вокруг секса, денег и власти, которые, тем не менее, имеют корни в реальности. Несмотря на долгую историю обмана и преступлений властей, именно непрерывный повседневный опыт многих чернокожих американцев делает конспирологические теории настолько популярными. Теперь всем известная, но оттого не менее шокирующая, статистика, похоже, говорит сама за себя: в тюрьме сидит больше молодых негров, чем учится в колледже; половина всех чернокожих детей живет в нищете; средняя продолжительность жизни у чернокожих понижается; безработица среди негров вдвое выше по сравнению с другими американцами; и т. д. Вероятность того, что силы правительства и крупного бизнеса могут быть настолько бесчувственными, что угрожают афроамериканцам как не совсем полноценным людям, также перекликается с ежедневным ощущением на себе пренебрежительного и предвзятого отношения в сфере образования, здравоохранения, социального обеспечения и в судебной системе.
Анализируя конспиративистские слухи о геноциде, циркулирующие на Black Liberation Radio, Джон Фиске представляет убедительную версию этого подхода. Прежде чем повторить обрывки «украденной» информации, из которых «осведомленные гангстеры» на BLR фабрикуют обвинения в геноциде, Фиске подробно разбирает статистику, подтверждающую лишения и неравенство черных. Это введение играет роль первоначального социологического объяснения причин, по которым чернокожие американцы могут охотно верить в теории, которые для большинства людей выходят за границу допустимого, учитывая, насколько афроамериканцы далеки от экономического и общественного мейнстрима (эту разновидность альтернативной общественной сферы здравого смысла Фиске называет «блэкстримом»). Статистика, демонстрирующая неравенство белых и черных — начиная с жилищного строительства и заканчивая здравоохранением, — становится, однако, основой для серьезного отношения к обвинению в геноциде. Скрытый вызов звучит следующим образом: как еще мы можем объяснить громадное неравенство в жизненных возможностях, если не заговором против чернокожих, будь то намеренного или допущенного по умолчанию? Подробно воспроизведя теорию о СПИДе как биологическом оружии, разработанном с целью сокращения численности чернокожего населения (и геев), Фиске останавливается в нерешительности, что же ему предпочесть, и задастся вопросом, «какое из двух возможных «неправильных» мнений привело бы к худшим последствиям: не верить в СПИД как средство геноцида, притом что это правда, или верить, притом что это не правда».[318] Хотя Фиске справедливо задумывается о вреде или пользе подобных убеждений, в идее сознательного выбора — во что верить исходя из политических последствий, — есть что-то тревожащее. Фиске заключает, что его «контрзнание» заслуживает серьезного отношения, поскольку оно предлагает некое сопротивление расизму и гомофобии. Существует, однако, опасность того, что вера Фиске в политическую полезность альтернативных популистских верований заставит его подписаться под этими слухами, даже если он сам не будет в них верить. В защите чужой паранойи с надеждой, что она может служить чьей-то политической программе независимо от степени собственной объективности, есть что-то тревожно снисходительное. Доказывать, что имеется множество веских причин, объясняющих, почему чернокожие американцы могут выражать свои обиды в форме конспирологии, — это еще не означает подтверждать эти взгляды. Хотя теории заговора на тему геноцида, распространенные среди чернокожих, вполне способны в популярной и провокационной форме конкурировать с непроверенными допущениями мейнстрима, это не делает их автоматически трансгрессивными и политически полезными.[319]
Но точно так же «черная паранойя» не обязательно заканчивается тем, что отвлекает на себя исполненное благих намерений про-тополитическое рвение от реальной борьбы за достойное образование, рабочие места и здравоохранение. Вместе с тем, это расхожее обвинение. Роберт Робинс и Джеральд Пост, например, утверждают, что, «несмотря на то что подобные взгляды психологически обнадеживают и даже льстят, они уводят страдающего ими человека от настоящих проблем и заставляют его сражаться с вымышленными ветряными мельницами заговора».[320] Схожим образом, хотя и с другой точки зрения, Дэвид Гилберт (бывший подпольный студент-революционер, отбывающий пожизненное заключение) утверждает в Covert Action Quarterly, что чернокожие американцы оказывают себе плохую услугу, веря в конспирологическую теорию о СПИДе как оружии геноцида против цветных. Гилберт предупреждает, что вера в подобные теории (а верить им — значит поддаваться паранойе, с его точки зрения) может лишь увеличить число зараженных людей. «Больше девяти лет я рассказывал в тюрьме, как бороться со СПИДом, — пишет Гилберт, — и после этого понял, что мифы о заговоре оказываются главной внутренней преградой в сознании заключенных, мешающей введению практики, снижающей риск заражения».[321] Как мы более подробно будем обсуждать в пятой главе, в предупреждениях Гилберта есть рациональное зерно. Поверив идее об опасном заражении через вакцины, в которых содержатся неизвестные или, возможно, выведенные человеком вирусы (все эго следует из байки о склонности правительств и фармацевтических компаний к геноциду), «Нация ислама» посоветовала черной общине бойкотировать все программы по обязательной вакцинации для детей в США.[322]
Наряду с тем, что «черная паранойя» действительно может вызвать политическую и личную апатию (не говоря уже об уклонении от вакцинаций), конспирологические теории способны и побудить своих приверженцев к действию. Работая над статьей по социологии теорий заговора в афроамериканских общинах, Теодор Сассун брал интервью у выходцев из черных кварталов Бостона. Он обнаружил, что в самые распространенные конспирологические теории о крэке и СПИДе верят многие чернокожие из гетто, но эти подозрения не только не успокоили их, но и заставили лучше осознать эти проблемы и вызвали желание как-то действовать.[323] В отличие от тех, кто заявляет, что готовность обвинять зловещие внешние силы не дает черной общине добиться чего-то своими силами, консультант по вопросам образования Джаванза Кунфуджу в серии книг «Как противостоять заговору с целью истребления чернокожих мальчиков» предлагает своего рода программу сопротивления. Для начала Кунфуджу очерчивает контуры заговора, направленного на сохранение превосходства белых, а затем переходит к перечислению образовательных и социальных мер, которые негритянская община под руководством «Нации ислама» должна реализовать самостоятельно — не в последнюю очередь потому, что чернокожие не могут положиться на то, что двуличный белый мейнстрим сдержит свои политические обещания. Рекомендуя создавать отдельные классы для чернокожих мальчиков под началом преданных делу учителей-мужчин, поддерживающих афроамериканцев, Кунфуджу предупреждает: «…вы становитесь участником заговора, если позволяете ребенку просидеть один лишний день в классе, где преподает безразличный педагог».[324] Оставляя в стороне вопрос о том, обернется ли внедрение этой образовательной политики к лучшему (не удивительно, что NOW и Американский союз борьбы за гражданские свободы оспаривали этот подход в судах), необходимо признать, что рекомендации Кунфуджу по проведению социальных и образовательных мер в рамках помощи чернокожим самим себе неразрывно связаны с его анализом заговора, охватившего все общество. Как мы видели в случае с феминизмом, возможность называть и обвинять (начиная с политики правительства и заканчивая плохим корпоративным управлением) в действительности может способствовать возвращению проблемы действия и ответственности, помогая объединить общинные формы оппозиции и самопомощь, даже если конечный результат этого переосмысления социальной ответственности лично вам не понравится. Конспирология сама по себе не является ни радикальной, ни вредоносной.
