Иэн Уотсон - Блудницы Вавилона (Whores of Babylon)
Сначала в пурпур окрасились холмы, потом все небо, от зенита до западного края горизонта. Но попойка в пурпурной палатке началась еще раньше и продолжалась даже после того, как синюшная кровь вечера превратилась в свернувшую кровь ночи, мрак которой не могли рассеять лампы, служившие скорее навигационными огнями для тех, кто заплутал между палатками. Еще днем на краю лагеря сложили горку высушенных солнцем креозотовых кустов, поджечь которые разрешалось только в случае угрозы нападения со стороны львов. В небе повис полумесяц.
Наконец распорядились подавать холодные закуски. Алекса позвали в палатку, и он смог наконец увидеть то, к чему прежде только прислушивался. Музи, Антипатр и генерал Пердикка восседали на пышных подушках, разбросанных по расстеленному на земле ковру. Царь то ложился на низкое ложе, становясь похожим на больного сластолюбца, каким был еще недавно, то внезапно садился, вперял взгляд в говорившего и бросал свое мнение, резко и безапелляционно, как судья на состязании риторов. После недолгого наблюдения Алекс понял, что темы для обсуждения определяет царь и что каждый из трех гостей должен высказаться по заявленному предмету – занимательно, изобретательно и связно, не переставая при этом пить. Если избранная тема надоедала Александру, он обрывал оратора и объявлял новую – в чем истинная загадка Сфинкса, каковы привычки крокодилов или тайны пирамид, – дополняя выступления сотрапезников пространными речами, произносимыми с мальчишеской горячностью и пьяной похвальбой. Исчерпав пыл, царь снова откидывался на ложе, дрожащей рукой поднося к губам чашу с вином.
Чувствовавший себя не в своей тарелке Музи радовался каждой возможности отвлечься, а потому предпочитал налегать на еду.
– Утверждаю, – провозгласил Александр, подбирая с блюда кусочек сельдерея, – что раб способен участвовать в диспуте наравне со свободным! А ты как думаешь, Антипатр?
– В Греции есть образованные рабы, ваше величество, – дипломатично ответил Антипатр. – Некоторые даже служат наставниками. Было бы, конечно, ложным силлогизмом полагать, что такими способностями обладают все рабы. Обычно рабство есть указание на неполноценность. Возможно, объяснимую случайностью судьбы. Однако ж состояние рабства создает естественную нишу для тех, кто в жизни играет роль ослов, в противоположность тем, кто занимает в ней место жеребцов или львов. Так что рабы должны трудиться и некоторые из них даже весьма убедительно орать «иа». Разумеется, никому не придет в голову отменять рабство, как никто не додумается заставлять львов грызть траву. Демократия часто проявляет слабость, потому что пытается услышать все голоса, многие из которых есть голоса тех самых ишаков.
– И как же нам проверить мое утверждение? – спросил нетерпеливо Александр. – Попробуем наугад. Я ставлю один талант золота против нашего любезного Музи и заявляю, что раб побьет меня в споре, превзойдя природным даром ума и логики.
Музи оторвался от бычьего языка и с беспокойством посмотрел на царя.
– Я вызываю почтенного господина Музи, – продолжал Александр, – поскольку вижу, что здесь есть раб, которого он очень высоко ценит. Наверное, за какие-то особенные способности, а?
Алекс попал вдруг в центр внимания.
– Ваше величество, – торопливо заговорил Музи, – посмеет ли раб победить вас в споре, даже если ему по силам это сделать?
– Верное замечание, – проворчал Пердикка. – Если раб действительно умен, он заранее настроится на проигрыш. Победа может поставить его хозяина в неудобное положение.
Царь похлопал в ладоши.
– Объявляю указ! На эту ночь дарую рабу свободу. Пусть присоединится к нам за столом. Дайте ему мой венец из позолоченных лавровых листьев.
Дворцовый слуга метнулся в угол, и не успел Алекс опомниться, как на голову ему возложили металлическую корону из колючих листьев.
Царь махнул рукой.
– Иди и сядь со мной. Ты мне нравишься. Впрочем, после того как милый Гефестион отправился на небеса, мне многие нравятся. И лицо твое кажется знакомым, как будто я видел его в горячечном бреду.
Вот оно, подумал Алекс.
Александр вовсе не прощупывал почву по случаю возможной отмены рабства, чего, возможно, опасался Антипатр, на губах которого застыла бледная улыбка. Не собирался он – по какой-то неведомой причине – и подвергать Музи публичному позору.
Все объяснялось проще: Алекс пришелся царю по вкусу.
– Если сей свободный гражданин – свободный на сегодня – угодит нам, – все более расходился Александр, – то в качестве награды отправится с нами завтра на охоту. – Царь обхватил Алекса за плечи. – Он достаточно крепок, чтобы со смертью сразиться ради славы. Да не дрожи так, свободный человек! Сегодня ты почти что равный мне.
– Ваше величество, – с сомнением заметил Пердикка, – мудрость нового Гефестиона под большим вопросом. Человек, поднявшийся из самых низов…
– Мы не в Вавилоне, генерал. И я пьян. Так что придержи язык. – Царь ткнул пальцем в груду бычьих языков. – Ешьте! Ешьте ваши коровьи языки! – Он рассмеялся. – Вот если бы мы добыли сегодня льва!
Пердикка послушно отрезал кусок языка, но царь схватил блюдо и сунул его Алексу.
– Ты будешь есть язык, свободный человек! Чем больше языков ты съешь, тем лучшим оратором станешь. Ешь! Поглощай! Пресыться ими!
Давно уже Алекс не чувствовал себя таким несчастным. Взяв с подноса язык, он вгрызся в него, надеясь, что скверные застольные манеры охладят порочный пыл Александра. Но царь лишь рассмеялся и жадно приник к кубку.
– Глотай быстрее! – Он вытер губы. – Мне не терпится проверить силу твоего ума.
Почувствовав, что его вот-вот вырвет, Алекс отложил объеденный огрызок. Музи еще ни разу не произнес его имя, царь тоже пока не спрашивал. Предсказать повеление пьяного царя, когда он узнает, что выбрал на роль постельничего тезку, было невозможно.
– Мы готовы? – осведомился Александр. – Тройка лучших. Я выбираю первую тему, господин Музи – вторую, а наш освобожденный раб – последнюю. Итак, первая тема: размер Земли, каким его определил Эратосфен. Я защищаю сторону греческого мудреца.
– Который еще не родился, – проворчал Пердикка.
– Не важно! Согласно книге предсказаний, так оно и будет. – Царь заерзал, приподнялся с ложа и выпустил газы. – Эратосфен посетит Египет. Находясь в городе Сиене, он отметит, что в полдень дня летнего солнцестояния солнце находится непосредственно над головой. В то же время солнце в городе моего имени, Александрии, находящемся в нескольких сотнях миль к северу, отклоняется от вертикали на семь градусов…
Некоторое время он разглагольствовал в том же духе, а когда умолк, все повернулись к Алексу.
Чего от него ждут? Чтобы он спорил с этим? Но Эратосфен рассчитал все правильно! В качестве возражения можно представить лишь тот аргумент, что мир, в котором они – он и царь – обитают, есть на самом деле elektronik модель, существующая лишь благодаря некоей tekhne будущего. Что Вавилония и есть весь мир, и размеры ее не больше того ящика, в котором она находится.
Но не будет ли такое заявление сочтено богохульством? Преступлением, за которое наказывают сажанием на кол?
– Ну? Мы ждем с нетерпением.
Алекс открыл рот, не зная, что сказать. Спасение пришло извне.
Вскрик. Оглушительный треск.
В палатку просунулась голова часового.
– Простите, ваше величество! Генерал Пердикка…
Генерал поднялся, схватил меч и поспешил к выходу. На мгновение палатку осветило пламя бушующего костра. Горела куча собранного хвороста.
Царь потрепал Алекса по щеке.
– Argumentum ex machina, как скажут бритолицые римские варвары! – Он тоже встал и вооружился копьем, моментально трансформировавшись в совсем другого человека – отважного и решительного воителя. – Наверное, львы сами пришли к нам!
Музи последовал за ним. Потом Антипатр. Слуги тоже высыпали в ночь. Алекс, все еще коронованный золотым лавровым венком, вышел последним.
У полыхающей кучи выл и бил себя в грудь Аншар. Незнакомая лошадь нервно переступала с ноги на ногу, косясь на огонь. Возле лошади стоял Неттичин.
Навстречу царю поспешил Пердикка.
– Еще один гонец с сообщением для господина Музи, ваше величество. Глупец вообразил, что за ним гонятся дикие звери, и запалил факел. А когда поднялся, бросил его на хворост, желая предупредить нас.
– Какие известия ты доставил? Что привело тебя сюда среди ночи? – проревел Александр.
То ли Неттичин не признал царя, то ли был слишком потрясен, чтобы думать о протоколе, но направился он прямо к Музи.
– Весть тяжела, хозяин! Дочь твоя здорова. Жена же умерла.
Музи как будто захлебнулся воздухом.
– Какая дочь?
– Доктор Кассандр разрешил госпожу от бремени. Девочка в порядке. Хозяйка от потери крови скончалась.
Фессания умерла? Все вокруг разом потеряло смысл. Надежды умерли, любовь застыла, будущее перестало существовать.
