Ирвин Уэлш - Альковные секреты шеф-поваров
Собрание анонимных алкоголиков проходит в муниципальном здании странного вида: похоже на библиотеку, только без книг. Очевидно, некая общественная организация. Окружающие дома более современны, хотя ухожены едва ли лучше. Я прохожу по гулкому коридору. Пол бетонный, что нехарактерно для здешних сооружений (из-за частых землетрясений весь Сан-Франциско построен из дерева). Вдоль стен кадки с фикусами. Распахиваю двойные двери и оказываюсь в зале, отделанном дубовыми панелями,— полно людей, стулья полукругом. Стоящий в центре черноглазый небритый парень, с виду араб, указывает на пару пустых стульев. Остальные никак не реагируют на мое появление.
Публика большей частью зажиточная, молодая и белая — что-то вроде менеджеров среднего звена. Чернявый ведущий на их фоне выглядит категорическим инородцем.
Я присаживаюсь на свободный стул. Слева от меня дядька в чопорном костюме, справа — девчонка, примерно ровесница. На ней красно-белая футболка на голое тело, без лифчика. На груди надпись «ОЖИВИСЬ». Огромный нос выезжает из густейшей копны черно-кудрявых волос. Должно быть, гречанка. Или латина. А мужик в пиджаке — обычный корпоративный сноб: короткая стрижка, очки, начищенные туфли. Вряд ли между нами возможен осмысленный диалог.
Люди по очереди встают и выплескивают однообразные нудные жалобы на злую судьбу. Я слушаю невнимательно: уши как ватой забиты. Хотя сидящую рядом девчонку слышно отлично — она то и дело возмущенно шепчет «пс-с, туфта!» или «ага, блин!». Меня, родившегося и выросшего в Лите, в семье радикальной поклонницы панк-рока, такое поведение приятно удивляет. Во время перерыва девчонка держится особняком; я подхожу и говорю с улыбкой:
— Не похоже, что тебе здесь нравится.
Она пожимает плечами, подносит к губам стаканчик кофе.
— Дешевле, чем реабилитационный центр. А суть та же. Правда, приходится выслушивать всю эту фундаменталистскую байду.
— В смысле?
— Ну, пафос этот религиозный. Клятвы с огнем в глазах: сухая завязка на всю жизнь!.. Допустим, было время, я подсела на бухло. Ну и что? Это ведь не значит, что я никогда ни капли в рот не возьму! Мне главное из залета выйти. А потом, когда пойдет нормальная жизнь,— почему бы не выпить в меру, если хочется? Я что, помру от одной бутылки пива?
— Угу, вот так и спиваются.
— Пс-с, чушь собачья!— У нее угловатое лицо, не лишенное привлекательности. Мне нравятся ее зеленые глаза и строго поджатые губы.— Ты что, действительно хочешь, чтобы твоей жизнью Иисус управлял?
Я представляю себе Кибби висящим на кресте. И тут же вспоминаю порнуху «Второе искушение Христа» — наверное, потому, что девчонка напоминает подружку Марии Магдалины из веселой сцены на троих. Я хихикаю, затем беру себя в руки и серьезно отвечаю:
— Я не хочу, чтобы ею управлял стакан.
— Ну-ну. Смотри, чтобы тебе в нагрузку Иисуса не впарили. Это у них популярный приемчик: одну зависимость меняют на другую.
В том видео, помнится, случилось как раз наоборот: впарили бедняге Иисусу. Толстым гвоздем для распятия — прямо в очко. Ничего себе приемчик!
— Ну, со мной такого не случится.
— Держи ухо востро,— предостерегает она, озираясь по сторонам.
Между прочим, в этом городе мне не помешал бы друг. А еще лучше подруга. К тому же непьющая. Идеальный набор!
— Кстати, о зависимостях,— говорю я, потряхивая бумажным стаканчиком.— Кофе у них как из унитаза. Как насчет чашечки нормального кофе? Где-нибудь поблизости, когда закончится это шоу?
Она поднимает брови, пристально смотрит в глаза.
— Ты меня снимаешь, что ли?
— Расслабься, я из Шотландии. У нас все проще: представители противоположных полов могут запросто выпить кофе без всякой задней мысли.
Она секунду обдумывает это вранье, затем соглашается:
— Ну ладно, можно и кофе.
От ее улыбки у меня приятно ухает под ложечкой: классная девчонка!
— А у тебя забавный акцент,— замечает она.— Я вот никогда не была в Шотландии…
— Замечательная страна! Приезжай, не, пожалеешь.— Я подбавляю в голос патриотического звона.
Перерыв заканчивается.
— Меня Дэнни зовут, кстати,— сообщаю я, усаживаясь на место.
— А меня Дороти.
Начинается второе отделение. Те же постылые, занудные истории. Но нам с Дороти уже весело: мы то и дело обмениваемся гримасами, когда из зала раздается особо убогая реплика. Я вообще плохо понимаю, что происходит вокруг… И вдруг — хлоп!— в ухе у меня что-то щелкает, и по щеке бежит теплая струйка. Кровь?! Я судорожно щупаю рукой — липко и вязко. Сердце скачет в панике: все, допрыгался, размягчение мозга!.. Но оказывается, это всего-навсего ушная сера. Пробка вытекла. Я украдкой вытираю палец о сиденье и удаляюсь в туалет. Тщательно мою ухо и щеку, чтобы избавиться от запаха серы. Заодно и отливаю. По цвету и консистенций моча напоминает вытекшую из уха дрянь.
Расплав урановых стержней.
Я возвращаюсь в зал, на душе неспокойно. По крайней мере слух восстановился. Собрание заканчивается очищающей молитвой. Мы с Дороти выходим вместе.
— У тебя есть машина?— спрашивает она.
— Я только вчера прилетел. Остановился в паршивом мотеле на Шестой улице,— сообщаю я неосмотрительно.
— О боже! Действительно, паршивее некуда… Вот моя тачка.— Она прикуривает и указывает на припаркованный через дорогу новенький белый автомобиль с откидным верхом.— Давай уже смотаемся из этого района.
Мы забираемся в машину, и моя подруга дает по газам — ее нос торчит гордым клювом из-под растрепанных кудряшек.
Я провожаю взглядом череду баров на Шестнадцатой улице: соблазнительные вывески, призывно открытые двери. Слава богу, моя спутница тоже в завязке.
— Парковка в этом городе хуже смерти,— цедит она сквозь зубы, выкручивая руль и занимая освободившееся местечко. Никогда еще не видел, чтобы женщина так лихо сдавала назад.
Тротуар перегородила толпа социалистов, митингующих против войны в Ираке. Я и не догадывался, что в Америке тоже есть бунтари.
— Вся правда об оси зла!— скандирует щуплая девчушка.— Кеннеди начал Вьетнамом!
Ее напарник пихает мне в руку листовку.
— Буш кончил Ираком!— продолжает девчушка.
— Что вы говорите!— Я укоризненно качаю головой.— Вот педик бесстыжий! А еще президент.
У митингующих вытягиваются лица. Дороти морщится и увлекает меня прочь.
— Ты совсем одурел! У нас так нельзя…
— А что я такого сказал? Сан-Франциско — либеральный город. Тут должны ценить добрый каламбур. Тем более что Буш и правда похож…
— Да нет же!— перебивает она.— Ты сказал слово на «пэ».
Ах вон оно что! Свобода по-американски. Пистолеты, значит, покупать можно, а слова на «пэ» — фигушки! Ладно, в чужой монастырь… И вообще для первого дня достаточно конфузов. Буду держать язык за зубами.
Мы заходим в кофейню. Полумрак, паркетные полы, вокруг низеньких столиков мягкие кресла. Декадентская атмосфера.
— Уютное местечко,— комментирую я.
— Да, мы с Гевином… это мой бывший… в общем, часто сюда ходили.
Я задницей чую, что меня пробуют на роль аварийного парашюта. Ну что ж, мне и самому парашют не помешает. Правда, после Кей была Шеннон — слегка смягчила падение. Да и я ей, надеюсь, тоже.
Украдкой разглядывая Дороти, я удивляюсь сам себе: надо же, сижу пью кофе с девушкой. И не на работе, а просто так! В Эдинбурге такое просто немыслимо. По крайней мере не в первый день. У кофе головокружительный аромат и терпкий, приятный вкус.
Ближе к вечеру, проголодавшись, мы заходим в мексиканский ресторан на улице Валенсии, под названием «Пуэрто аллегре». Зал набит под завязку, кухня выше всяких похвал. Дороти рассказывает, что ее фамилия Камински и что по отцу она полька, а по матери латина. Гватемальская кровь.
— А ты?— интересуется она.
— Кондовый шотландец, насколько я знаю. Если и есть какая примесь, то британская или ирландская, никакой экзотики. И вообще мы в Шотландии родословными не увлекаемся. По крайней мере своими. Эмигранты — другое дело, их мы строим по полной программе.
Я вновь думаю о Кибби: таких, как он, мы тоже гнобим, потому что они на нас не похожи. Особенно изгаляются обиженные жизнью алкаши-неудачники… Но фишка в том, что у нас есть потенциал. Мы способны на большее.
Блин, до чего странно! Болтаю с девчонкой — и ни выпивки, ни наркотиков, чтобы растормозиться. Мы сидим рядом, отодвинув столик… Трезвость. Давно забытое чувство. Сколько я держусь? Сколько дней без дурманной молнии опьянения, пронзающей от затылка до кишок?
— Что-то ты притих,— замечает Дороти.
— Ты тоже.
— Давай так: сначала я скажу, о чем думаю, а потом ты.
— О’кей,— говорю я, уже догадываясь, куда она клонит.— Я думаю, что, будь мы сейчас в баре, да еще после пары кружек, я бы тебя поцеловал.
