Ирвин Уэлш - Тяжело в учении, легко в бою (If You Like School, You’ll Love Work)
– Что в сумке-то? – спрашивает.
– Да так, шмотки. Пришлось бросить вчера тут у кое-кого да уносить ноги.
– А я ее знаю?
– А оно тебе надо?
Мы быстренько опрокидываем по кружке, потом седлаем байк. Ох и не люблю я эту конягу…
Мы заходим в палату, его мать сидит на больничной койке. Рядом – столик на колесах, на нем – тарелка со слипшейся макаронной кучкой. У старушенции течет из клюва, как будто мешок кокаина снюхала.
– Как вы, миссис Форсайт?
– Не знаю, Джейсон, сынок, надолго ли я задержусь в этом мире. Я уже и с отцом Магвайром поговорила. – Она переводит слезливые глаза на Крейви. – Вот если бы мой мальчик вернулся домой, женился на хорошей местной девочке, завел дом, семью…
– Ма, они здесь и рядом с испанками не валялись, – отвечает Крейви. – Особенно с теми, у которых все есть. – И мой друг рисует в воздухе нечто круглое; далекое, я бы сказал, от понятия «талия». – Вот это, скажу я, покатушки! Испанки… У меня в Сетубале девица была, я ей во все три дыры заколачивал.
Мать Крейви выпрямляется на кровати и отталкивает поднос с макаронами.
– Как будто мы этого не делали, сынок! Слышь, – оборачивается она ко мне, – думал удивить свою мать-старушку.
Да, есть над чем призадуматься.
– Вот ведь какая штука, миссис Форсайт: весь народ в «Готе», те, что постарше, в один голос об этом говорят. Рассказывают, что пока весь этот СП ИД не начался, в Файфе шла первостатейная ебля. Все это молодежи жутко интересно. Раньше, говорят, стоит на дискотеку зайти, и тебя отъебут – просто так,
за компанию! Эх, вот что такое «потерянное поколение»; мое поколение. И никакие «Лоренцо», – говорю я, распаляясь, – ни тем более кауденбитский «Майнерз Вэлфер» ни хуя со старыми добрыми временами не сравнятся!
– А вот этот вот красавчик, – она смотрит на сынишку, – считает, тем не менее, что секс изобрел он. Эх, ребятки, доживете до моего возраста, тогда поймете, что в жизни есть и другие радости.
Крейви с негодованием смотрит на больную мать, а потом его карие цыганские зенки недоуменно лезут на лоб.
– Ага, и ты будешь парить нам мозги, что загремела в больницу не потому, что у тебя зачесалось, как у мартовской кошки?
Бля буду, никогда бы не посмел разговаривать так со своей матерью. Да у меня потом ебло горело бы почище, чем Ларин жопельник после солярия!
– У нас с девочками из бинго была светская беседа под бокал вина. Что уже, в свободный вечер расслабиться нельзя? – строго одергивает его мать.
Так в основном и проходит весь вечер: то он ее подъебывает, то она его осаживает. А я сижу и слушаю.
На улице колотун – аж яйца звенят. Никакого желания опускать задницу на промерзшее сиденье мотоцикла нет. Думаю, не напиздеть ли мне ему, мол, свидание у меня в Данфермлине, да, да, с этой самой цыпой. А потом бочком-бочком, и на девятнадцатый, или на тридцатый, которые отходят от Холбит-роуд, или вообще на вокзал. А, была не была, стискиваю зубы и запрыгиваю в седло.
Крейви так крутанул ручку, что мои душа и жопа все еще пытались встретиться в Данфермлине, когда на горизонте перед нами показались окраины Кауденбита!
Поставить обе ноги на землю – вот оно, бля, счастье. Не успеваю порог переступить, как мой старик погнал:
– Тебе Том Кахилл названивал, бандюк ебучий. Держался бы ты от такого дерьма подальше, он до добра не доведет.
– Тебе вроде бандюки нравятся? Целыми днями бандитский рэп слушаешь.
– Черный бандит белому бандиту рознь!
– Ага, конечно. – Я слишком устал, чтобы спорить. – Чего он хотел?
Старикан пыхтит, сжав губы.
– Хуй знает. Послал его в пизду.
– Ты, бля, че…
– Шучу, шучу… Хотя так и подмывало. – Отец хмурится. – Смотри, не пришлось бы потом жалеть.
– Да ему просто человек на работу нужен, чистить стойло. – Я защищаюсь, подняв руки.
– Чистить! Знаю я, что он там чистит, жулик этот! – Старика просто заклинило на классовой теме. – Никому сейчас на работу не нужен рабочий человек.
В гробу я видал твои политинформации. Накидываю одежку поприличнее и намыливаюсь в клуб “Старкерз”. Есть у нас такая акула бизнеса, Эрик Старкер, это его клуб. Смотрю, над вывеской кто-то потрудился. Бля буду, местная шайка. Первую букву “р” в названии клуба замазали и написали сверху “л”. В клубе совсем детвора. За столиком сидят две девицы, размалеванные как хер знает что, я даже не сразу узнаю: это же Вея-Промокла и Вся-Вспотела. Одна из них мне машет:
– Эй, я тебя где-то видела.
Ой, думаю, боюсь-боюсь. Так и подмывает сказать: “Может, в Кауденбите?”. Вся-Вспотела классно выглядит, похожа на индейца, только-только с тропы войны. А вот чтобы уговорить свою залупу на Вся-Промокла, мне пришлось бы не одну кружку выхлебать. Сразу видна полнота девичьих интересов: залететь, покурить, проваляться весь день перед теликом.
– Ты вроде как по соседству с Элисон Брун жила? – спрашиваю Вся-Вспотела.
– Ага, ее младшая сестра Эвелин была моей лучшей подругой.
Ну как же, помню малышку Эвелин со скобками на зубах. Доктор Лектор, как я ее называл. В шутку, бля, конечно.
– Эй, мне казалось, твоя лучшая подруга – я, – вклинивается в разговор расстроенная Вся-Промокла.
– Конечно, но раньше-то я с ней дружила. Давным-давно, сто лет в обед, – быстренько успокаивает ее Вся-Вспотела.
А мне на ум все идут эти скобки. Вот интересно, надела бы их сейчас уже взрослая Эвелин? Ну так, разочек, бля. Чисто для прикола, – чтобы отсосать? Не удержусь, спрошу:
– Ну а типа, где она сейчас-то, эта самая Эвелин Брун?
Вся-Вспотела забирает бычок у Вся-Промокла и раскумаривает его.
– Да в Канаде. Уехала с Элисон и ее мужем. Они ей и денег на дорогу дали. У нее и самой, наверное, кто-то есть, я слыхала, ребенка родила.
– А Элисон?
– О! У нее вроде уже трое детей, – отвечает Вся-Вспотела, и Вся-Промокла согласно кивает.
– Что ж, все к тому и шло… Ну а вы, дамочки? Знакомы с радостями материнства?
– Че? – спрашивает Вся-Промокла.
– Детишки есть?
– У нее двое. – Вся-Вспотела тычет пальцем во Вся-Промокла; та тупо сияет улыбкой счастливой коровы.
Во взгляде коровы так и читается: “Сейчас он скажет, что я еще маленькая”.
– И где же они сейчас?
– Ма с ними сидит. – Тут она скривила рожу и говорит подружке: – Посмотри за курткой, схожу отложу личинку.
Она выходит, и Вся-Вспотела сразу выдает мне тайну:
– Опять с брюхом. Вон от него. – И кивает, закладывает мне какого-то малого из банды футбольных хулиганов. Вообще никакой он и не малый, а просто чудовище. Черные лохмы, белая футболка, гигантская варежка раззявлена – мух ловить.
– Большой Крэг. Сунул ей, когда вместе в парке тусовались. И теперь у нее три ребенка от трех разных отцов. – Вся-Вспотела неодобрительно покачала головой. – Разве это дело?
Я вот тоже хочу детей, но от какого-нибудь одного хорошего парня, и чтоб он со мной был.
Затягивается бычком и смотрит по сторонам.
– Ну разве это так много?
Здесь? Я тоже смотрю по сторонам. Здесь – это лотерея, и надо быть бесконечно везучей.
Меня не тянет на кислый базар, от такой болтовни только яйца вянут. Поэтому двигаю дальше па диско-залу, может, что поинтереснее подвернется? Хули там, на большинстве телок словно бирки висят: «Собственность футбольной банды». Только найдешь чувиху более или менее, только начнешь с ней в гляделки играть, и вдруг – бац! – тут же между нами возникает нечто, замотанное с ног до головы в клетчатую ткань, из которой сверкают акульи глазенки.
Вот это я и называю – «хуй дадут». Не лапать мне сегодня жопы… С таким же успехом можно прийти в эдинбургскую баню, хоть голым и с красной тряпкой на елдаке.
Взгрустнулось. Отползаю в уголок у барной стойки и беру кружку пива. И тут – хуякс! – кто-то говорит сзади:
– Никому, конечно, не возбраняется плевать на общество, но зачем же делать это в одиночку, Джейсон? Давай с нами.
Поворачиваюсь, ба! – Том Кахилл. И этот слоняра показывает мне на отгороженную ВИП-зону. А там уже сидит весь цвет общества Центрального Файфа. Даже Сэмми Хантер здесь, ну, тот, что написал научно-фантастическую повесть, как на Файф упал астероид, а никто ни хуя и не заметил. Написал он ее несколько лет назад, но как только его звезда стала меркнуть, подвалил ураган «Катрина» в Новом Орлеане. И этого долбака тут же назвали пророком. Типа полностью предвидел реакцию правительства на критическую ситуацию. Да тут, смотрю, вообще весь литературный бомонд Файфа собрался. Бля буду, рядом с Сэмми – Эки Шоу, поэт. Под него, считается, косит Джим Лишман. В литературном журнале «Чепмэн» даже что-то хорошее написали по поводу его памфлета «Пиздюк безобидный», так-то, бля.
Ебать мой хуй! Стоит зайти за загородку, как попадаешь в другой мир. Кругом ведерки со льдом, в них – шампанское. И все такие загорелые, сидят, про важные дела пиздят. Ни дать ни взять европейский клуб для плейбоев «Стрингфеллоуз» в Центральном Файфе!
