Кадзуо Исигуро - Не отпускай меня (Never Let Me Go)
– И даже если это правда, – сказала я, – мы понимаем, что вы, наверно, устали от всего этого, от всех пар, которые к вам приходят и заявляют, что у них любовь. Мы с Томми никогда бы не решились вас побеспокоить, если бы не были полностью уверены.
– Уверены? – Это было первое слово, что она произнесла за долгое время, и мы оба от неожиданности даже чуточку вздрогнули. – Вы говорите – вы уверены? Уверены, что любите друг друга? Но как вы можете это знать? Вы думаете, любовь – такая простая вещь? Значит, вы влюблены. Очень сильно влюблены, так? Вы ведь это хотите мне сказать?
Ее интонация была почти саркастической, но потом я, к своему изумлению, увидела в ее глазах, смотревших то на меня, то на Томми, маленькие слезинки.
– Вы убеждены, да? Что очень сильно друг друга любите. И вот пришли просить об этой… отсрочке. Но почему? Почему ко мне?
Если бы тон, которым она задала вопрос, показывал, что она считает всю затею полным идиотизмом, я наверняка почувствовала бы себя уничтоженной. Но она задала его не так. Скорее – как проверочный вопрос, на который она знает ответ; и даже можно было подумать, что она много раз уже вела с парами такие разговоры. Вот что меня обнадежило. Но Томми не вытерпел и вмешался:
– Мы пришли к вам из-за вашей Галереи. Нам кажется, мы знаем, зачем она существует.
– Моя галерея? – Она прислонилась к подоконнику, всколыхнув сзади себя шторы, и медленно вздохнула. – Моя галерея. Вы имеете в виду мою коллекцию. Все эти картины, стихи, все ваши произведения, которые я собирала год за годом. Это стоило мне больших трудов, но я в это верила, мы все тогда верили. Итак, вы думаете, что знаете, зачем она была нужна, зачем мы этим занимались. Что ж, интересно будет послушать. Потому что этот вопрос, должна признаться, я все время задаю. – Внезапно она перевела глаза с Томми на меня. – Не слишком далеко я зашла?
Я не знала, что отвечать, и просто сказала:
– Нет-нет.
– Наверно, слишком, – промолвила она. – Извините. Я часто забываюсь, когда говорю на эти темы. Выбросьте из головы то, что я сейчас сказала. Итак, молодой человек, вы хотели что-то мне объяснить про мою галерею. Пожалуйста, я слушаю.
– Она для того, чтобы вы могли определить, – сказал Томми. – Чтобы иметь на что опираться. Иначе как вам понять, правду говорит пара или нет?
Взгляд Мадам опять перешел на меня, но ощущение было такое, что она смотрит на какую-то точку у меня на руке. Я даже опустила глаза проверить, не попал ли мне на рукав птичий помет или что-нибудь подобное. Потом я услышала ее голос:
– И вы считаете – поэтому я собирала плоды вашего творчества. Пополняла мою галерею, как вы все ее называли. Я очень сильно смеялась, когда узнала, что мою коллекцию обозначили этим словом. Но со временем сама стала так о ней думать. Моя галерея. Но растолкуйте мне, молодой человек. Как именно моя галерея может помочь разобраться, действительно ли вы любите друг друга?
– По ней видно, кто мы такие есть, – сказал Томми. – Потому что…
– Потому, разумеется, – перебила его Мадам, – что ваши работы раскрывают вашу внутреннюю суть! Вы ведь это имели в виду? Потому что они показывают, какие у вас души! – Тут внезапно она опять посмотрела на меня со словами: – Я не слишком далеко захожу?
Она уже задавала этот вопрос, и снова мне показалось, что она глядит куда-то на мой рукав. Но к тому моменту легкое подозрение, возникшее у меня, когда она сказала это в первый раз, уже начало усиливаться. Я пристально взглянула на Мадам, но она, похоже, почувствовала мою пытливость и вновь повернулась к Томми.
– Ну хорошо, – промолвила она. – Продолжаем. Итак, что вы мне начали говорить?
– Дело в том, – сказал Томми, – что у меня тогда в голове была неразбериха.
– Нет-нет, вы говорили о вашем творчестве. О том, что искусство обнажает душу художника.
– А сейчас я вот что хочу сказать, – гнул свое Томми. – У меня в то время была такая путаница в голове, что я никаким творчеством не занимался. Ничего не делал вообще. Теперь-то я понимаю, что должен был, но тогда неразбериха в голове была полная. Поэтому ничего моего в вашей Галерее нет. Я знаю, что это моя вина и поезд, скорее всего, давно ушел, но все-таки я кое-что принес вам сейчас – Он поднял с пола сумку и начал расстегивать молнию. – Тут одно нарисовано недавно, другое уже долго лежит. А что касается Кэт, ее вещи у вас должны быть. Вы их много взяли к себе в Галерею. Правда ведь, Кэт?
Несколько секунд они оба смотрели на меня. Потом Мадам еле слышно сказала:
– Несчастные создания. Что же мы с вами сделали? Мы – со всеми нашими проектами, планами…
Продолжать она не стала, и мне опять почудилось, что в ее глазах стоят слезы. Потом, глядя на меня, она спросила:
– Стоит ли вести этот разговор дальше? Или хватит? Именно после этих слов смутная мысль, которая у меня была, превратилась в нечто более определенное.
«Не слишком далеко я зашла?» А теперь: «Стоит ли дальше?» Я поняла, чуть похолодев, что вопросы задавались не мне и не Томми, а кому-то другому, находящемуся за нашими спинами в темной половине комнаты.
Медленно-медленно я повернулась и уставилась в темноту. Разглядеть ничего было нельзя, но я услышала звук, механический и на удивление далекий: темная часть дома простиралась намного дальше, чем я думала. Потом в глубине что-то возникло, стало приближаться, и женский голос произнес:
– Да, Мари-Клод. Продолжим.
По-прежнему глядя в темноту, я услышала, как Мадам фыркнула, и большими шагами она пронеслась на неосвещенную половину. Потом – новые механические звуки, и Мадам появилась, толкая кресло на колесах, в котором кто-то сидел. Она опять прошла между нами, и в первые секунды из-за того, что Мадам загораживала кресло спиной, я не видела, кого она везет. Но потом Мадам повернула кресло к нам и обратилась к сидящей в нем фигуре:
– Лучше вы с ними говорите. Это к вам они пришли на самом деле.
– Я тоже так думаю.
Фигура в кресле была сгорбленная и немощная, и узнала я, кто это, прежде всего по голосу.
– Мисс Эмили, – очень тихо промолвил Томми.
– Лучше вы с ними говорите, – повторила Мадам, словно бы умывая руки. Но по-прежнему стояла за креслом и смотрела на нас блестящими глазами.
Глава 22
– Мари-Клод права, – сказала мисс Эмили. – Это ко мне вам следовало обратиться. Мари-Клод очень много сил отдала нашему проекту. И когда все кончилось так, как кончилось, у нее наступило разочарование. Что касается меня, то при всех неудачах очень уж горького чувства я не испытываю. Я думаю – то, чего мы достигли, заслуживает некоторого уважения. Взять хотя бы вас двоих. С вами все в итоге очень неплохо. Я уверена – вы могли бы рассказать мне много такого, чем я бы гордилась. Как, вы говорите, вас зовут? Нет, нет, постойте. Попробую вспомнить сама. Вы – мальчик с трудным характером. С трудным характером и большим сердцем. Томми. Верно? А вы, конечно, Кэти Ш. Из вас вышла отличная помощница. Мы слышали о вас очень много хорошего. Видите – я кое-что помню. Осмелюсь сказать, что помню вас всех.
– Какая польза от этого вам и им? – спросила Мадам и от инвалидного кресла решительно прошла между мной и Томми в темноту, судя по всему – чтобы занять место, где раньше была мисс Эмили.
– Мы очень рады снова вас видеть, мисс Эмили, – сказала я.
– Очень мило с вашей стороны. Я вас узнала, но вам, наверно, узнать меня было трудновато. Между прочим, не так давно, Кэти Ш., я проехала мимо вас, когда вы сидели на той скамейке, и вы, конечно же, меня не узнали. Вы больше глядели на Джорджа, который меня вез, – крупный такой нигериец, помните? Вы внимательно на него посмотрели, а он – на вас. Я не произнесла ни слова, и вы не поняли, что это я. Но сегодня, в иной обстановке, нам легче узнать друг друга. Вас обоих, кажется, немного шокировало мое состояние. Я не вполне здорова последнее время, но надеюсь, это приспособление – не навсегда. К сожалению, мои дорогие, я не смогу сегодня беседовать с вами так долго, как мне бы хотелось, потому что скоро сюда приедут забирать мой прикроватный шкафчик. Вещь просто великолепная. Джордж обмотал его защитным материалом, но я все равно настояла на том, что буду сопровождать его до места. С ними ни в чем нельзя быть уверенной. Обращаются с предметами грубо, швыряют в машину как попало, а потом их работодатель заявляет, что так все и было. У нас уже есть такой опыт, и на этот раз я настояла, что поеду с ними вместе. Шкафчик – прелесть, он был со мной в Хейлшеме, и я твердо намерена получить за него хорошую цену. Поэтому, когда они явятся, мне, боюсь, придется вас оставить. Но я вижу, мои дорогие, что вы пришли сюда по велению сердца. Должна признаться – меня воодушевляет эта встреча. И Мари-Клод она тоже воодушевляет, хотя по ее лицу не скажешь. Не правда ли, милая моя? Она делает вид, что это не так, но я-то знаю. Она тронута тем, что вы нас разыскали. Вообще-то она сейчас хандрит, так что не обращайте на нее внимания, воспитанники, не обращайте. А теперь я, как могу, постараюсь ответить на ваши вопросы. Этот слух доходил до меня множество раз. Когда у нас еще был Хейлшем, к нам приезжали, пытались встретиться и поговорить по две-три пары в год. Одна пара даже нам написала. Я думаю, тем, кто готов был нарушить правила, нас нетрудно было найти: Хейлшем не такое уж глухое место. Так что, как видите, слух существует давно, не вы первые.
