Мишель Уэльбек - Карта и территория (La carte et le territoire)
– Я понимаю, что вам это может показаться нелепым… – не отставал Жаслен, – но войдите в наше положение… Я не должен был бы говорить вам об этом, но следствие зашло в тупик, мы обнаружили труп два месяца назад и все никак не сдвинемся с мертвой точки.
– Где это произошло?
– У него дома, в Луаре.
– Ах да, странно, что я не узнал ковролин в гостиной.
– Вы были у него? В Луаре? – На этот раз Жаслен не сумел скрыть своего возбуждения. Джед был первым человеком из всех, кого они допросили, побывавшим дома у Уэльбека. Даже издательница никогда к нему туда не ездила, они встречались только в Париже.
– Да, один раз, – спокойно ответил Джед. – Отвозил ему картину.
Жаслен вышел из кабинета, позвал Фербера. В коридоре он кратко ввел его в курс дела.
– Занятно, – задумчиво протянул Фербер. – Даже очень. Занятнее всего того, что мы до сих пор слышали, мне кажется.
– И что дальше? – спросил Жаслен.
Они провели импровизированное совещание прямо в кабинете: тут были Орели, Лартиг, Мишель Хури. Мессие задерживался, розыскные мероприятия, судя по всему, увлекли его – какой-то студент-невротик типа отаку* уверял, что нашел в интернете упоминание образа действий их убийцы (мы начинаем терять интерес к делу, печально подумал Жаслен, и готовимся к возможности поражения…). Самые разнообразные предположения сыпались со всех сторон, и длилось это бесконечно – никто из них ничего не знал о художественной среде, – но вдруг Фербера осенило:
* Отаку – человек, фанатично увлеченный чем-либо.
– Я думаю, нам надо поехать с ним в Луаре. На место преступления. Может, он увидит то, что от нас ускользнуло.
Жаслен взглянул на часы: полтретьего, обеденное время давно прошло, а главное, свидетель уже почти три часа торчит один в его кабинете.
Когда он вошел, Джед рассеянно посмотрел на него. Он, судя по всему, совсем не скучал. Устроившись за столом комиссара, он внимательно изучал фотографии.
– Знаете, – заметил он- это довольно убогое подражание Поллоку. Формы и подтеки на месте, но расположены они как попало, без какой бы то ни было силы и жизненной энергии.
Жаслен замешкался, он не хотел действовать нахрапом.
– Это мой стол, – произнес он, не придумав ничего лучше.
– Ох, извините. – Джед вскочил, уступая ему место, но вид у него был не слишком смущенный.
Жаслен изложил свою просьбу.
– Никаких проблем! – тут же откликнулся Джед. Они договорились поехать в Луаре на следующий день на машине Жаслена. Условившись о встрече, они поняли, что живут в нескольких сотнях метров друг от друга.
Забавный тип, подумал Жаслен, когда Джед ушел, и, как часто бывало раньше, поразился, сколько же разных людей сосуществуют в сердце одного города, без всякой на то причины, без всяких общих интересов и забот, следуя по бесконечным непересекающимся маршрутам и лишь иногда объединяясь в сексе (все реже и реже) или (все чаще и чаще) в преступлении. Но впервые эта мысль, которая так занимала его, когда он начинал работать в полиции пробуждая желание рыть глубже и набираться знаний, чтобы дойти до самой сути человеческих отношений, не вызвала в нем ничего, кроме тупой усталости.
12
Хоть Джед и не знал ничего о жизни Жаслена, он не удивился, увидев его за рулем «мерседеса» А-класса. «Мерседес» А-класса – идеальная машина для пожилой бездетной пары, живущей в городской или пригородной зоне и не отказывающей себе порой в удовольствии сбежать в очередной шарм-отель; он может также подойти молодоженам с консервативным темпераментом, в таком случае это, скорее всего, их первый «мерседес». Младшие модели автомобилей, увенчанных трехлучевой звездой, особенно в базовых комплектациях, – это слегка из другой оперы; а вот седаны класса С и седаны класса Е более парадигматичны. В сущности, «мерседес» – это машина для тех, кто не так уж сильно интересуется автомобилями, а комфорт и безопасность предпочитает удовольствию от вождения и, понятное дело, располагает значительным бюджетом. На протяжении вот уже пятидесяти лет, несмотря на впечатляющий коммерческий напор «тойоты» и боевитость «ауди», представители состоятельного класса во всем мире сохраняют верность «мерседесу».
На южном направлении машин было мало, они ехали молча. Надо бы сломать лед, решил Жаслен по истечении получаса, свидетель должен чувствовать себя непринужденно, он часто повторял это на своих лекциях в Сен-Сир-о-Мон-д’Ор. Джед, глубоко задумавшись, сидел с отсутствующим видом, а может, просто клевал носом. Он заинтриговал Жаслена, более того, поразил. Честно говоря, на протяжении всей своей службы в полиции он сталкивался в лице преступника исключительно с примитивными и дурными субъектами, не способными ни на какую свежую мысль, да и вообще на какую-либо мысль, этих дегенератов и скотов следовало бы – в их собственных интересах, равно как и в интересах всех прочих и любого человеческого сообщества, – пристрелить в момент поимки, так, по крайней мере, все чаще и чаще думал он. Впрочем, не его это было дело, а судей. Его же работа заключалась в том, чтобы выследить дичь и принести ее к ногам судей и, бери выше, всего французского народа (раз уж они вершат суд, как принято считать, именем народа). В процессе охоты дичь, положенная к ногам охотника, как правило, уже мертва, погибла во время погони, поскольку разрыв пули, выпущенной в надлежащее место, сводит на нет ее жизненные функции; иногда работу довершают собачьи клыки. В рамках же полицейского расследования виновный, положенный к ногам судьи, скорее жив, чем мертв, благодаря чему Франция остается на хорошем счету в ежегодных докладах Amnesty International о соблюдении прав человека. Судья, выражающий волю народа Франции, от имени которого он отправляет правосудие и перед волей которого склоняется при рассмотрении тяжких преступлений, находящихся в юрисдикции суда присяжных, – а как раз такими делами и доводилось в основном заниматься Жаслену, – должен, следовательно, выносить решение о его участи.
Различные международные соглашения запрещают (даже если французский народ высказывается в большинстве своем «за») предать его смерти.
Проехав через платежный терминал у Сент-Арну-ан-Ивлин, он предложил Джеду остановиться и выпить кофе. Магазинчик при бензоколонке произвел на Жаслена двойственное впечатление. С одной стороны, все тут явно указывало на то, что они недалеко от Парижа: выбор журналов и национальных газет был чрезвычайно широк – он неминуемо сократится по мере их продвижения в глубинку, – а среди сувениров для автомобилистов преобладали Эйфелева башня и собор Сакре-Кер во всевозможных видах и формах. С другой стороны, пригородом это место можно было назвать с большой натяжкой: проехав через шлагбаум пункта оплаты, они покинули последнюю зону действия оранжевой карточки*, что означало конец пригородов и начало регионов; кстати, региональные продукты были тут как тут (мед из провинции Гатине, паштеты из кролика). В общем, данная автозаправка отказалась выбирать свой лагерь, и Жаслену это было не по душе. Тем не менее он взял к кофе шоколадный кекс брауни, и они сели за один из сотни свободных столиков.
* Оранжевая карточка – до недавнего времени проездной билет, действующий в Париже и пригородах.
Без вступления было не обойтись; Жаслен несколько раз кашлянул.
– Знаете… – решился он наконец, – я очень благодарен вам за то, что вы согласились со мной поехать. Вы вовсе не обязаны это делать.
– По-моему, полиции надо помогать, – серьезно ответил Джед.
– Ну вот… – Жаслен улыбнулся, но ему не удалось вызвать у собеседника ответную улыбку. – Я, разумеется, счастлив это слышать, но наши сограждане редко придерживаются такой точки зрения…
– Я верю в зло, – продолжал Джед тем же тоном. – Я верю в виновность и в возмездие.
Жаслен застыл с открытым ртом, он совсем не ожидал, что разговор примет такой оборот.
– Вы верите в превентивный эффект уголовного наказания? – спросил он поощрительным тоном.
Пожилая официантка, вытиравшая пол между столиками, приближалась к ним, бросая в их сторону нехорошие взгляды. Она выглядела не просто уставшей и отчаявшейся, но явно была настроена враждебно к миру в целом и ворочала тряпкой в ведре с таким видом, будто в ее глазах мир сводился именно к этой, не вызывающей доверия поверхности, усыпанной разного рода нечистотами.
– Понятия не имею, – ответил Джед после паузы. – По правде говоря, я никогда не задавался этим вопросом. Наказание кажется мне справедливым, потому что оно разумно и необходимо, то есть я считаю разумным наказывать преступника, чтобы восстановить равновесие, поскольку зло необходимо покарать. А что? Вы в это не верите? – добавил он уже более запальчиво, заметив, что собеседник молчит. – А ведь это ваша работа…
Жаслен собрался с духом, чтобы ответить отрицательно, – нет, это работа судьи при содействии коллегии присяжных. Этот тип был бы безжалостным присяжным, подумал он.
