Женя Гранжи - Нефор
– Я без Костяна играть не буду.
И пошёл прочь.
По природе Гарик был молчуном, много слушал и мало говорил. Всё меняла сцена. Его дисторшн растерзывал зал, а голос, словно вывернутая наизнанку мантра, с кровью вырывала из публики унисоновые вопли. Но стоило умереть последнему звуку, как Бес покидал Гарика и он тихо произносил в микрофон: «Спасибо большое». После чего до конца сейшна сидел с парочкой приятелей за миниатюрным столиком в углу зала. Потягивал бесплатную «троечку» – так администрация клуба расплачивалась с музыкантами – и равнодушно взирал на товарищей по грифу, безумствовавших на сцене.
Любые зачатки личного счастья искоренялись им немедленно – в утробе. Едва на горизонте начинала маячить хрупкая женская фигура с претензией на его – Гарика – личное пространство, он проявлял самого же изумляющую сдержанность и с выражением безразличия на лице вдавливал обратно в себя это рвущееся на Свет Божий мелкое голозадое существо с луком и целым колчаном отравленных стрел промеж крыльев. Затем немедленно уходил в двухнедельный запой. По возвращении чувствовал себя препогано, но понимал, что жить можно. И снова – «вечная весна в одиночной камере».
В десятом классе он водил дружбу с прыщавым отличником. Экзотичный союз нелюдимого панка и зализанного ботаника зиждился на любви к двум вещам: группе «Nirvana» и прелестной молодой особе из выпускного класса. Гарик даже научил очкарика играть несколько песен, что тотчас вылилось в буйную страсть ботана: он драл струны часами, вероятно, ради отвлечения от мыслей о любви первостепенной. Но это не сработало: когда девушка, получив аттестат, упорхнула из Градска в столичный вуз, ботаник в тот же вечер, нацарапав записку с соответствующими объяснениями, повесился на ремне от гитары. Именно это обстоятельство заложило в мозг Гарика алгоритм, который мыслился им самим, как защитный. «И кто из нас двоих после этого панк?» – разочарованно думал он. И вспоминал слова одного безупречного блондина о том, что жизнь – это очередь за смертью, но некоторые лезут без очереди.
События последних дней что-то изменили. Гарик пил под «Nevermind» и силился согнать в одну мысль обрывки смутных предчувствий и желаний. Он казался себе младенцем, плывущим за долларом, – вот-вот должно случиться что-то, что переломит линию его жизни и, независимо от него самого, он скоро будет значить нечто большее, качественно другое, нежели значит теперь.
Спать не получалось. А в те редкие часы, когда сон наваливался, ему снилась цветущая сирень, розовые волосы, весна и лёгкость; снилось тепло и психоделические абстракции. Префронтальная кора мозга отчаянно безумствовала. Не спалось, не сиделось и не стоялось. Алкоголь не помогал – лишь загонял в совершенно левое состояние, при котором чесались глаза и учащался пульс.
Промучившись так три дня, Гарик, наконец, начал улавливать смутное понимание происходящего. Оно вкрадывалось в иссушенный мозг как змей в мышиную нору. Вскоре он уже ясно знал, чего хочет, но, решив не торопить движения духа, впервые отдался свободному течению событий, предчувствуя, что в самом скором времени всё разрешится, желания воплотятся и всё само собой нормализуется и прояснится. В этом предчувствии, на четвёртые сутки, он, наконец, крепко заснул.
3
Было решено устроить концерт памяти Кости. Поминальные сейшны не были редкостью в Градске, обычно их проводили на девять дней.
Концерты-поминки всегда происходили в формате «unplugged», без электричества. Ограничивались парой акустических гитар, шейкером с бубном, и каким-нибудь колоритом вроде флейты или скрипки.
Электрический свет заменяли свечи. Священность действа подчёркивалась отсутствием усилителей и присутствием только самых близких виновнику торжества людей.
22-го марта 1996-го года на сцену клуба «Поиск» – оплота альтернативной культуры Градска – вышла группа «Боевой Стимул». У микрофона возник Бес. Тесный зал «Поиска», насчитывающий около полусотни человек, оборвал шушуканье и всецело обратился к ним. Бес снял микрофон со стойки, пристально всмотрелся в тёмный зал, будто выискивая кого-то, и рассеянным голосом начал:
– Здравствуйте всем. Сегодня здесь не будет праздника. Вряд ли нужно ещё раз озвучивать то, что за последние дни мы повторили неоднократно – и друг другу, и Косте. Добавлю только: от нас ушёл не музыкант. Мы погребли символ. Ещё один шрам…
Гарик прервался: ему показалось, будто в зале промелькнуло что-то ярко-розовое, и он взволнованно вгляделся в воздух, пытаясь различить лица в полумраке. На мгновение задумался и вдруг повысил тон:
– Рок-н-ролл – не созидание. Это разрушение. Ежемесячное выбрасывание годовой энергии. И это неизбежно ведёт к тому, что жизнь будет прожита очень скоро.
Он вернул микрофон на стойку, взял гитару и опустился на стул для барабанной установки. Обменялся кивками с Дустом, сидевшим рядом, с акустическим басом, и произнёс:
– Сейчас состоится последний концерт группы «Боевой Стимул». Вернее, того, что от неё осталось. Старых рок-н-ролльщиков не бывает, как не бывает бывших наркоманов. Костя не мог состариться – по определению. И не состарится уже никогда. Ему не больно. А мы…
Гарик оборвался, в задумчивости опустил голову и прошептал, по-бутусовски целуя микрофон:
– Шрамы чешутся всю жизнь.
И ударил по струнам.
Играли больше часа: «Никто Не Хотел Умирать», «Вершки и Корешки», «Время Колокольчиков», шевчуковские «Дороги»… Много чего поминального прозвучало в тёмном зале с расставленными по периметру свечами. Люди блестели глазами и ловили слова. Бес и Дуст играли без пауз, на одной тональности, точно вычитывая молитву за молитвой. Закончили любимой песней Кости: «Where Did You Sleep Last Night?» и на этом всё кончилось – вместе с историей «Боевого Стимула».
Больше никто из музыкантов Градска не посчитал себя вправе играть в этот день.
Бес поблагодарил публику обычным «спасибо большое», пожал руку Дусту, который немедленно отправился продолжать поминки с металлистами, пьющими в глубине зала, и вышел из «Поиска».
Было почти по-майски тепло – необычный вечер для марта северного города. Несколько неформалов из числа зрителей кучковались у входа, смеялись и курили. Гарик тоже затянулся, посмотрел на звёзды и выдохнул дым вместе с паром в Большую Медведицу. Дунул ветер, и с ним до Гарика донёсся мягкий запах сирени. Он вновь ощутил то самое, что мешает спать, и в надежде обернулся.
– Привет.
Катя блестела зелёными глазами. В них прыгало волнение.
– Привет, – порозовел Гарик.
– Ты уже уходишь?
– Нет-нет, – торопливо заоправдывался он, – пойдём.
Они вернулись в туманную тусклость клуба, уже работавшего в режиме бара. Неоновый свет призывал доверительно шептать. В зале ненавязывался – в честь трёхлетия со дня выпуска – «Songs of Faith and Devotion».
Гарик высмотрел у стены в конце зала глухой столик, ограждённый от остального пространства стойкой, плотно завешенной кожно-железными экипировками металлистов, и помог Кате раздеться. Она приняла жест и уселась за столик, изучающе поглядывая на Гарика. Он же, едва опустившись на стул, тотчас растерянно подорвался и улыбнулся в сторону бара, смущённо избегая смотреть на Катю. Сделав пару шагов, развернулся и торопливо стал уточнять, кофе, пиво или чай. Вертясь на стуле и поправляя волосы, она ответила, что ей всё равно и, исчезнув меньше, чем на минуту, Гарик естественно вернулся с пивом. Торжественно водрузив бокалы на стол, он принял, наконец, сидячую позу.
Торжественность его личного момента диссонировала с пониманием того, чья сестра сидит напротив. Ещё больше этот диссонанс усугублялся поводом, по которому они вообще здесь оказались. Катя не позволила дойти его состоянию до степени мучительного и первая протянула бокал:
– За знакомство.
– Да, – громко согласился Гарик и мысленно проликовал.
Они поднесли бокалы к губам и стали медленно отпивать, делая микроскопические глотки. Он напряжённо искал, что говорить дальше – она в ожидании затягивала паузу. Наконец, бокалы коснулись стола, и Гарик чуть не издал отрыжку – в голос. Сумев вовремя собраться и подавить звук, он хлопком прижал ладонь ко рту и, окончательно выбившись из равновесия, панически посмотрел на Катю взмокшими от усилия глазами. Девушка звонко рассмеялась, умилённо посмотрела на него, наклонив голову, и положила улыбку на ладонь. Гарик расслабленно выдохнул и подавил смешок.
– Давно ты здесь? Я тебя не заметил.
– С начала. Я вошла, когда ты говорил.
Она убрала за ухо наглую розовую прядь.
– Ты же раньше тут не была?
Катя помотала головой и ностальгически улыбнулась:
– Костик говорил, мне здесь делать нечего.
– Косте самому тут было не место, – кивнул Гарик. – Хотя все его здесь любили.
Они медленно отпили по глотку.
– А почему тебя Гариком зовут? Ты ведь Игорь.
![Людмила Мешкова - Евгения[продолжение книги "Женя")]](/uploads/posts/books/no-image.jpg)