Джонатан Фоер - Мясо. Eating Animals
Списка наших различий хватило бы на целую книгу, и все же Джордж точно так же, как и я, боится боли, ищет удовольствий и не только страстно желает есть и играть, но и требует общения. Мне вовсе не обязательно знать все ее настроения и пристрастия. Главное, я знаю, что они у нее есть. Наши психологии не просто сильно разнятся — они совсем несхожи, а способ познания мира и его понимание — вообще уникальны.
Я ни за что не стал бы есть Джордж, потому что она моя. Но почему тогда я не буду есть и других собак, тех, что никогда не встречал? Или, что еще важнее, какое оправдание найти мне, жалеющему собак, но позволяющему себе есть других животных?
Оправдание для употребления в пищу собак
Несмотря на тот факт, что употреблять в пищу «лучшего друга человека» в сорока четырех штатах считается совершенно законным, это такое же табу, как и съесть мясо своего лучшего друга-человека. Даже самые отчаянные мясоеды не станут есть собак. Телеведущий и шеф-повар Гордон Рамси может изображать из себя настоящего мачо, героя телерекламы, но вы никогда не увидите щенка, высовывающегося у него из кастрюли. Однажды он обмолвился, что, если его дети станут вегетарианцами, он посадит их на электрический стул, а мне интересно, как бы он отреагировал, если бы они зажарили свою собственную собаку?
Собаки — чудесные существа, а во многом и просто уникальные. Но их интеллектуальные и экспериментальные возможности не удивляют, ведь этого от них и ждут. Свиньи весьма умны и эмоциональны в любом смысле этих слов. Они, конечно, не сумеют вспрыгнуть на крышу «Вольво», но могут приносить предметы, бегать и играть, быть озорными и непослушными и платить преданностью и любовью. Почему бы им не начать сворачиваться калачиком у огня? Почему бы и их не перестать помешивать на огне?
Наше табу на употребление в пищу собак, может, и говорит кое-что о собаках, но гораздо больше о нас самих.
Французы, которые любят своих собак, иногда едят своих лошадей.
Испанцы, которые любят своих лошадей, иногда едят своих коров.
Индийцы, которые любят своих коров, иногда едят своих собак.
Сюда подходят слова из «Скотного двора» Джорджа Оруэлла, хотя они были сказаны совершенно по другому поводу: «Все животные равны, но некоторые животные равнее других». Такая избирательная защита вовсе не закон природы; идет она от тех историй, которые мы сочиняем за нее.
Итак, кто прав? Каковы должны быть причины для исключения собачатины из меню? Мы, присвоившие себе право выбора плотоядные животные, предлагаем: «Не ешьте животных-друзей».
Но собак и не держат в качестве домашних питомцев в тех местах, где их едят. А как же наши соседи, вообще не имеющие домашних животных? Есть ли у нас право протестовать, если они приготовят на ужин собаку?
Прекрасно, далее:
Не ешьте животных с необыкновенными умственными способностями. Если под «необыкновенными умственными способностями» мы имеем в виду то, что присуще собаке, то этой собаке повезло. Но подобное определение должно также включать свинью, корову, курицу и много видов морских животных. Из подобного перечня, естественно, придется исключить слабоумных людей.
Затем:
Извечные табу — не играть с какашками, не «заводить шашни» с сестрой или не есть друзей — так и остаются неизменными. Опыт показывает, что все это нам же во вред. Но поедание собак не было и не является табу во многих местах, и никоим образом это нам не вредит. Правильно приготовленное собачье мясо не больший риск для здоровья, чем любое другое мясо, в конце концов, ни одна клеточка нашего организма против подобного блюда не протестует.
Употребление в пищу собак, между тем, освящено веками. В гробницах четвертого века нашли изображения собак, которых убивают вместе с другими животными, идущими в пищу. Это был вполне укоренившийся обычай, который отразился и в языке: сино-корейский иероглиф, означающий «честный и правильный» (yeon), буквально переводится так: «вкусный, как жареное собачье мясо». Гиппократ ценил собачье мясо как источник силы. Римляне ели «молочных щенят», индейцы племени дакота обожают собачью печень, а еще не так давно гавайцы ели собачьи мозги и кровь. Мексиканская голая собака была основным источником мяса у ацтеков. Капитан Кук съел собаку. Роальд Амундсен лихо съел своих упряжных лаек. (Ну ладно, он умирал от голода.) На Филиппинах до сих пор едят собак, чтобы отвратить несчастье; в Китае и Корее — в качестве лекарства; для усиления либидо — в Нигерии; и во множестве мест на каждом континенте просто потому, что это вкусно. Многие века китайцы выращивали особые породы собак, похожих на черноязыких чау-чау, чтобы ими почавкать, а во многих европейских странах до сих пор законом запрещены книги, которые описывают разделку собачьих туш, предназначенных в пищу людям.
Конечно, что-то делалось почти везде и всегда, но это не может быть оправданием для того, чтобы совершать подобное сейчас. Тогда как мясное производство требует долгого выращивания, выкармливания и сохранения скота на ферме, собаки просто просятся, чтобы их ели. Ежегодно от трех до четырех миллионов собак и кошек насильственно подвергают эвтаназии. Это составляет миллионы фунтов мяса, которые ежегодно практически выбрасывают. Простое избавление от этих умерщвленных собак — огромная экологическая и экономическая проблема. Услышь все эти рассуждения наши домашние питомцы, они бы, наверное, сошли с ума или рванули из дома куда глаза глядят. Представить себе, что можно съесть этих заблудившихся, сбежавших, этих недостаточно-привлекательных-чтобы-взять-их-к-себе-домой и недостаточно-хорошо-себя-ведущих-чтобы-держать-их-дома существ, так же немыслимо, как, скажем, представить, что можно съесть луну.
В известном смысле именно это мы уже делаем. Переработка непищевого животного сырья, то есть животного белка, не годного в пищу человеку, но подходящего для кормления домашнего скота и домашних питомцев, позволяет перерабатывающим фабрикам превращать тела бесполезных мертвых собак в продуктивное звено пищевой цепи. В Америке каждый год миллионы собак и кошек, которых подвергают эвтаназии в приютах для животных, становятся пищей для кого-то. (Пищей становятся примерно вдвое больше собак и кошек, чем животных, взятых в дом.) Может быть, эту малоприятную и вряд ли эффективную промежуточную ступень просто ликвидировать?
При этом нет необходимости проявлять жестокость. Мы не заставим их страдать больше, чем это необходимо. Хотя и бытует широкое поверье, что адреналин делает собачье мясо вкуснее — отсюда традиционные способы убоя: подвешивание, варка живьем, забивание до смерти — мы все можем согласиться с тем, что, коли уж собираемся их съесть, то должны убить быстро и безболезненно, правильно? Например, традиционный гавайский способ хватать собаку за нос и не давать ей дышать — чтобы сохранить кровь — должен считаться (если не юридически, то морально) варварским.
Мы могли бы, к примеру, включить собак в «Акт о гуманных методах забоя скота». В нем ничего не говорится о том, как с животными обращаются, пока они живы; мы согласны, что это не предмет этого гуманного акта, но ведь в нашей власти обращаться с ними «до убоя» точно так же, как и с теми животными, которые традиционно идут нам в пищу.
Немногие серьезно оценивают грандиозную задачу питания мира, населенного миллиардами всеядных особей, которые требуют непременного мяса к картошке. Неэффективное использование собак, которое уже происходит в областях с высокой плотностью населения (обратите внимание, защитники местных продуктов), заставит покраснеть любого хорошего эколога. Можно спорить, что различные «гуманные» группы — это завзятые лицемеры, тратящие громадные суммы и энергию на тщетные попытки уменьшить количество бездомных собак, в то же время пропагандируя безответственное табу ни-одной-собаки-на-ужин. Если мы позволим собакам быть собаками, разрешим им беспрепятственно размножаться, то с низкими энергетическими затратами и не нанося ущерба окружающей среде создадим местный запас мяса, который посрамит самую эффективную систему пастбищного животноводства. Для людей, задумывающихся об экологии, пришло время признать, что собака — перспективный пищевой ресурс, с точки зрения энвайронмен-талистики*.
* Энвайронменталистика — область науки, изучающая средства борьбы с загрязнением окружающей среды.
Можем ли мы преодолеть нашу сентиментальность? Собак видимо-невидимо, они полезны, их легко готовить, они вкусны, непосредственное употребление в пищу их мяса гораздо более разумно, чем переработка его в белковые добавки, которые станут пищей для других живых существ, которые, в свою очередь, станут пищей для нас.
Тем, кто со мной согласен, предлагаю классический филиппинский рецепт. Сам я по нему не готовил, но иногда можно все понять и не пробуя, только по рецепту.