Иэн Уотсон - Блудницы Вавилона (Whores of Babylon)
Бедный дурачок. Заложник чести.
И все же впервые за все время Алекс почувствовал уважение к супругу Фессании, уважение, смешанное со страхом, – неуклюжие маневры Музи, его попытки вести тонкую, как ему представлялось, игру могли иметь самые непредсказуемые последствия. Конечно, винить стоило Гибила – это он позволил сыну вырасти в девственном невежестве. А может быть, Музи просто слишком глуп, хоть и бесстрашен. К сожалению, теперь он решил жить своим умом.
Вина за то, что Музи с таким опозданием приобщался к серьезным делам, лежала, конечно, на Гибиле. Может быть, финансист поступал так с сыном не из снисхождения к его слабостям и даже не по причине очевидного контраста между родителем и отпрыском, но для того, чтобы Музи искупил грехи отца или уж по крайней мере не ведал, какими путями пришло к семье ее нынешнее богатство. Наследник не должен был унаследовать порочность и ее сестру – беспринципность. Но не имея этих качеств, как сможет Музи распоряжаться семейным состоянием? Знакомства с темной стороной жизни не избежать. Так или иначе, неминуемое откладывалось, и в планы заговорщиков Музи не посвящали.
Денежный Мешок хотел передать богатство в незапятнанные руки. Поэтому Гибил и согласился оставить сына в неведении относительно кражи, предоставив играть роль сообщника той, чья испорченность компенсировала беспорочность Музи. К несчастью, Музи не желал быть пассивным наблюдателем и хотел сам определять свою судьбу. И, может быть, его стремление заслужить уважение царя было проявлением того, что изначально вложил в него отец?
А может, сложившаяся запутанная ситуация стала непредвиденным результатом далеко не невинных игр, к которым приучила молодого и неискушенного супруга сама Фессания и которые всколыхнули дремавшие прежде чувства?
Место кремации Фессания, Гибил, Гупта и Алекс посетили во второй половине следующего дня. К тому времени кирпичный остов должен был уже остыть.
Гибил предоставил для поездки большую четырехместную колесницу. Будучи главным подрядчиком, он имел все логические основания осмотреть сооружение на предмет обнаружения структурных повреждений, которые могли бы помешать дальнейшим работам по укладке белых мраморных плит будущего мемориала Гефестиону. В то же время имя Гибила ни в коем случае не должно было ассоциироваться с какой-либо кражей в том случае, если бы Гупту задержали на месте преступления с золотыми слитками. Впрочем, задержание индийца все равно создавало бы проблему ввиду причастности к краже невестки финансиста и ее раба.
Гупта попытался успокоить Гибила напоминанием о том, что никто, кроме получившего взятку архитектора, о существовании слитков даже не догадывается. Что никаких слитков может вообще не быть или их окажется намного меньше, чем они надеются. Если температура была слишком велика, золото могло испариться полностью. И тогда стена и крыши домов покрылись бы тонким слоем позолоты.
Если же случится худшее и его поймают, предупредил Гупта, все должны стоять на том, что они намеревались тайно вернуть золото во дворец, преподнеся царю подарок, но не хотели возбуждать у казначейства необоснованных надежд. Казначей, несомненно, будет в восторге и не станет трепать языком.
Прибыв к месту через врата Мардука, они обнаружили вблизи обгорелого зиккурата с десяток зевак и немногочисленную стражу. Другие солдаты, должно быть, спали в установленных неподалеку палатках, над которыми развевался штандарт царя Александра: скромное пурпурное полотнище на воткнутом в землю копье.
Следуя указаниям Гупты, Гибил объехал сцену по кругу и остановил лошадей в таком месте, где они находились вне поля зрения стражи. Алекс вбил колышек, на который повесил поводья, и четверо сообщников прошли к углу западной стены.
Разведка не заняла много времени. На каждом углу пирамиды стоял один солдат. Каждые четыре или пять минут караульный неспешным шагом доходил до соседнего угла, двигаясь против часовой стрелки. Маршрут был короткий и занимал около минуты. Примерно тридцать секунд двое часовых стояли вместе на одном углу, и все это время другой угол оставался без присмотра. Потом «смененный» солдат шел к следующему углу, и вся процедура повторялась.
Начертив на песке схему движения, Гупта задумчиво изучил ее, перебирая все возможные варианты, потом выпрямился и стер подошвой рисунок.
– Лучше, чем я рассчитывал! При таком маневре у них постоянно возникают мертвые точки. Оставаясь на месте, они острее бы воспринимали все новое и необычное. Ротация ослабляет внимание. Приступим.
Приняв важный вид и помахивая тростью – этим он должен был привлечь внимание к себе, – Гибил неторопливо направился к останкам слона. Мясо и внутренности уже увезли, и в груде костей возились только бездомные коты, дворняжки да птицы-падальщики.
Фессания осталась в колеснице. Алекс взял пару кожаных мешков. Гупта облачился в невнятной расцветки и формы балахон с множеством карманов и выглядел так, словно вывалялся в паутине.
Южная сторона бывшей погребальной пирамиды находилась в тени. Именно сюда выходили канальца и трубы, по которым расплавленное золото попадало в изложницы, прикрытые для надежности битыми кирпичами.
У городской стены Гупта остановился и начертил на песке круг.
– Это психологический пограничный пункт. Пока вы за ним, стража не проявляет к вам никакого интереса. Переступите – привлечете их внимание. Оставайтесь на месте. Когда я уйду, садитесь в круг спиной к пирамиде.
Клонившееся к западу солнце светило вовсю. (Гибил предложил совершить набег под прикрытием темноты, но Гупта категорически отказался. Чем они объяснят свою ночную прогулку в совершенно не подходящем для этого месте?)
Солдат у юго-восточного угла оставил пост и направился к юго-западному углу. Гупта пошевелил членами, подергал за костюм и… что дальше? Кем он стал? Тень его упорхнула, и Алекс поспешно опустился на землю, глядя перед собой в противоположном направлении.
Время шло. Десять минут… пятнадцать… столетие…
Затем:
– Откройте мешок!
Слитки перекочевали в мешок.
– Теперь другой. Золото, золото…
– Идите. И возвращайтесь.
Прихватив оба мешка, Алекс потащил их к колеснице. Тяжелые! Он чувствовал, что руки как будто вытягиваются. Как это Гупта ухитрился рассовать столько золота по карманам? Силен, ничего не скажешь. И карманы, должно быть, крепкие. Алекс выгрузил содержимое. Фессания прикрыла слитки соломой.
Он сделал еще три ходки, прежде чем голос Гупты произнес:
– Не возвращайтесь.
Алекс положил мешки, взял поводья и забрался в колесницу.
Осталось только дождаться индийца.
– Фес?
– Что?
– Я где-то слышат, что вся вселенная существует только как мысль в голове бога. Модель наподобие holographos, вполне реальная для нас, но на самом деле только плод воображения бога. Осознающие это способны творить то, что другим представляется чудесами.
– Например, становиться невидимыми? Как Гупта?
– Вроде того, но я думаю о другом… Тебе никогда не приходило в голову, что, может быть, весь Вавилон, включая нас, существует лишь как модель, созданная некоей tekhne в Институте будущего? Можно ли это проверить? Когда у меня был свиток, ты еще назвала его свитком контроля, я думал, что, не исключено, он и есть часть того, что контролирует нашу реальность, часть, неким образом материализовавшаяся в Вавилоне. Ведь богу наверняка приходится иногда вторгаться в придуманный им мир, чтобы подбрасывать разные волшебные штучки. Я подумал тогда, что Вавилон – это holographos, модель, за которой наблюдают академики. И если так, то сейчас они, возможно, видят, как мы воруем золото.
И только невидимка может заглянуть из нашей реальности в их мир и увидеть, как они следят за нами. Только тот, кто сумеет достичь состояния полной ясности и отстраненности. Только тот, кто перехитрит и глаз, и ум.
Фессания нахмурилась.
– Звучит заманчиво. Уверена, интрига получилась бы восхитительная. Но, Алекс, о каком Институте будущего ты говоришь? Что это? Некое тайное общество, о котором тебе поведал Гупта?
– Я говорю об Институте будущего в Эвристике. -Где?
– Знаю, здесь об этом упоминать запрещено, но ведь мы можем поговорить откровенно?
– О чем? Я тебя не понимаю. Никогда не слышала ни о какой Эвристике. Да и об институте тоже.
– Но, Фес… Послушай, вы приехали в Вавилон с отцом… когда? Лет пять или шесть назад? А откуда? Откуда вы приехали?
– Я… да, откуда-то мы приехали. Наверно, из другой страны, только я забыла какой. Как же это было давно…
– Вы приехали сюда из Америки.
– Впервые слышу.
Несмотря на жару, Алекса бросило в холод. Он поежился.
– Фес… что-то изменилось. В тебе… в городе… Что-то изменилось.
– Конечно, изменилось. Я забеременела.
– Я о другом! Скажи, откуда взялось то устройство в храме? Устройство, в которое я вложил свиток? И то, что у вас в молельне?
