Висенте Бласко - Детоубийцы
Снова раздались рыданья П_о_д_к_и_д_ы_ш_а. "Молчи! Я жъ теб сказалъ: молчи!" повторилъ дядюшка Тони угрюмымъ голосомъ.
Ему въ его безпредльной нмой сосредоточенности было непріятно видть, какъ другіе облегчали душу плачемъ, тогда какъ онъ, сильный и суровый, не могъ излить своего горя въ слезахъ.
Дядюшка Тони заговорилъ, наконецъ: его голосъ не дрожалъ, но отъ волненія немного хриплъ. Позорная смерть этого несчастнаго была достойнымъ концомъ его дурной жизни. Онъ часто предсказывалъ, что сынъ кончитъ плохо. Когда на свтъ родишься бднымъ, лнь – преступленіе. Такъ устроилъ Богъ, и этому нужно подчиниться… Но, Боже! Это его сынъ! Его сынъ! Плоть отъ плоти его! Его желзная честность незапятнаннаго ни въ чемъ человка заставила его отнестись съ виду безчувственно къ катастроф; но въ груди своей онъ чувствовалъ тяжесть, словно вырвали часть его внутренностей, и она служитъ теперь пищей угрямъ Альбуферы.
Ему хотлось бы повидать его въ послдній разъ. Понимаетъ ли его отецъ?… Подержать на своихъ рукахъ, какъ тогда, когда онъ былъ совсмъ маленькимъ, и онъ баюкалъ его псней, что отецъ его будетъ работать и сдлаетъ его богачемъ, собственникомъ многихъ полей.
"Отецъ!" спрашивалъ съ тоской онъ дядюшку Г_о_л_у_б_я: "Отецъ, гд онъ?"
Старикъ негодующе отвчалъ. Пусть все останется, какъ устроилъ случай. Безумье перебгать ему дорогу. Не слдуетъ снимать покрова съ тайны. Все обстоитъ такъ, какъ слдуетъ. Все шито и крыто.
Люди, не видя Тонета, будутъ думать, что онъ отправился искать новыхъ приключеній и жизни въ даровщину, какъ въ тотъ разъ. Озеро сохранитъ хорошо свою тайну. Пройдутъ годы, прежде, чмъ кто-нибудь забредетъ въ то мсто, гд лежитъ самоубійца. Въ Альбуфер достаточно растительности, чтобы скрыть все. Къ тому же, если разгласить теперь происшедшее, объявить о его смерти, вс пожелаютъ узнать больше, вмшается юстиція, откроется правда, и вместо исчезнувшаго Г_о_л_у_б_я, позоръ котораго извстенъ только имъ однимъ, они будутъ имть обезчещеннаго, который покончилъ съ собой, чтобы избжать тюрьмы и, можетъ быть, эшафота.
Нтъ, Тони! Такъ ршилъ онъ съ авторитетомъ отца. Ему осталось жить всего какіе-нибудь нсколько мсяцевъ, пусть же онъ уважитъ его, пусть не омрачаетъ горечью безчестья его послднихъ дней. Онъ хочетъ пить со своими товарищами рыбаками, смотря имъ прямо въ лицо. Все обстоитъ хорошо: необходимо молчать… Да если даже найдутъ трупъ теперь, его не предадутъ церковному погребенію. Его преступленіе и самоубійство лишають его права на обычныя похороны. Ему гораздо лучше на дн озера, гд онъ зарытъ въ тин и окруженъ тростникомъ, какъ послдній проклятый отпрыскъ знаменитой династіи рыболововъ.
Раздраженный плачемъ П_о_д_к_и_д_ы_ш_а, старикъ пригрозилъ ей. Пусть замолчитъ! Или она хочетъ ихъ погубить? Ночь тянулась безконечно, среди трагическаго безмолвія. Мракъ хижины казался еще гуще, словно несчастье распростерло надъ ней свои черныя крылья.
Дядюшка Г_о_л_у_б_ь съ безчувствіемъ упрямаго, эгоистичнаго старика, который во что бы то ни стало, хочетъ продлить свое существованіе, уснулъ на своемъ стул. Его сынъ провелъ эти часы неподвижно, съ широко открытыми глазами, устремленными на мигающія на стн тни отъ дрожащаго свта лампы.
П_о_д_к_и_д_ы_ш_ъ, сидя у очага, тихонько всхлипывала, скрытая тнью.
И вдругъ дядя Тони вэдрогнулъ, словно проснулся. Онъ всталъ, подошелъ къ двери и, открывъ ее, посмотрлъ на звздное небо. Вроятно, было около трехъ часовъ. Тишина ночи, казалось, подйствовала на него, утвердивъ его въ ршеніи, возникшемъ въ душ его.
Онъ подошелъ къ старику и началъ трясти его, пока тотъ не проснулся.
"Отецъ… Отецъ!" спрашивалъ онъ умоляющимъ голосомъ: "Гд онъ?…"
Дядюшка Г_о_л_у_б_ь, въ полусн отчаянно протестовалъ. Пусть оставятъ его въ поко. Противъ совершившагося нтъ лкарствъ. Онъ хочетъ спать и желалъ бы никогда больше не просыпаться.
Но дядя Тони продолжалъ умолять. Онъ долженъ же подумать, что это его внукъ и что онъ – его отецъ – не сможетъ жить, если не увидитъ его въ послдній разъ. Онъ вчно будетъ представлять себ его на дн озера, гніющимъ, пожираемынъ рыбами, безъ погребенія, въ чемъ не отказываютъ самымъ несчастнымъ, даже П_і_а_в_к_, у котораго не было отца. Боже! Работать и мучиться всю свою жизнь, чтобы обезпечить единственнаго сына и потомъ бросить его, не зная даже, гд его могила, какъ бросаютъ мертвыхъ псовъ, утонувшихъ въ Альбуфер. Этого нельзя допустить, отецъ! Это слишкомъ жестоко! Никогда онъ не отважится больше плавать по озеру, изъ боязни, что его лодка пройдетъ по тлу сына:
"Отецъ… Отецъ!!…" умолялъ онъ, тряся почти уснувшаго старика.
Дядюшка Г_о_л_у_б_ь вдругъ вскочилъ, словно желая его ударить. Да оставятъ ли его въ поко?… Во второй разъ разыскивать этого негодяя? Пусть не мшаютъ ему спать! Онъ не желаетъ ворочать илъ, чтобы не навлечь явнаго позора на свое семейство.
"Но гд же онъ?" спрашивалъ тоскливо отецъ.
Ну, хорошо, онъ пойдетъ одинъ, но ради Бога, пусть онъ скажетъ, куда. Если ддъ не скажетъ, онъ способенъ остатокъ дней своихъ провести въ томъ, чтобъ искать въ озер, хотя бы пришлось сдлать тайну общимъ достояніемъ.
"Въ заросли Болордо", проговордлъ наконецъ старикъ: "Не такъ то легко его найти".
И закрывъ глаза, онъ опустилъ голову, чтобы заснуть тмъ сномъ отъ котораго не хотлъ очнуться.
Дядя Тони сдлалъ знакъ П_о_д_к_и_д_ы_ш_у. Они взяли свои кирки землекоповъ, лодочные шесты, остроги, употреблявшіяся при ловл большихъ рыбъ, засвтили факелъ о лампу и, среди ночной тишины, прошли черезъ деревню, чтобы ссть въ лодк на канал.
Черная лодка, съ факеломъ на носу, проплавала всю ночь въ заросляхъ. Она казалась красной звздой, блуждавшей среди тростника. На разсвт факелъ потухъ. Они нашли трупъ, посл двухъ часовъ мучительныхъ поисковъ; онъ еще былъ въ такомъ же положеніи, въ какомъ видлъ его ддъ: голова уткнусась въ тину, ноги торчали изъ воды, грудь превратилась въ кровавую массу отъ двухъ зарядовъ въ упоръ.
Они подняли его своими острогами со дна воды. Отецъ, вонзивъ свою острогу въ эту мягкую массу, вытащилъ ее со сверхчеловческими усиліями на лодку, испытывая такое чувство, словно вонзилъ ее въ собственную грудь.
Затмъ они тихо поплыли, въ безпокойств оглядываясь во вс стороны, словно преступники, боявшіеся быть схваченными.
П_о_д_к_и_д_ы_ш_ъ, не переставая рыдать гребла шестомъ, стоя на носу; отецъ помогалъ на другомъ конц лодки, и между этими двумя суровыми фигурами, черные силуэты которыхъ выдлялись на фон звздной ночи, лежалъ трупъ самоубійпы.
Они пристали къ полю дядюшки Тони, этой искусственно созданной земл, насыпанной корзина за корзиной силою двухъ только рукъ съ безумнынъ упорствомъ.
Отецъ и ІІодкидыпіъ подняли трупъ и осторожно спустили его на землю, словно это былъ больной, котораго боятся разбудить. Затмъ своими мотыками неутомимыхъ землекоповъ они, начали рыть яму.
Недлей раньше они привозили со всхъ концовъ землю на это мсто. Теперь они снова вынимали ее, чтобы скрыть позоръ семьи.
Загорался разсвтъ, когда они опустили тло на дно ямы, въ которую со всхъ сторонъ сочилась вода. Синеватый холодный свтъ разлился надъ Альбуферой, придавая всей поверхности суровый цвтъ стали. Въ сромъ туман треугольникомъ пролетли первыя стаи птицъ.
Дядюшка Тони послдній разъ посмотрлъ на своего сына. Потомъ отвернулся, словно ему было стыдно за сюи слезы, наконецъ, брызнувшія изъ его суровыхъ глазъ.
Его жизнь была кончена. Столько лтъ онъ боролся съ озеромъ, въ надежд создать благосостояше и приготовилъ только, самъ того не сознавая, могилу сыну!…
Онъ стоялъ ногами на земл, похоронившей подъ собою весь смыслъ его жизни. Сначала онъ отдалъ ей свой потъ, потомъ вс свои силы и иллюзіи, а теперь, когда онъ схоронилъ въ ней своего сына, наслдника, свою надежду,- и дло его жизни закончилось.
Земля выполнитъ свое назначенье; выростетъ жатва моремъ мдноцвтныхъ колосьевъ надъ трупомъ Тонета. А онъ?… Что ему длать на этомъ свт?
И отецъ заплакалъ, думая о пустот своего существованія, объ одиночеств, ожидавшемъ его до самой смерти, безпросвтномъ, однообразномъ и безконечномъ, какъ это озеро, сверкавшее предъ его глазами, неподвижную гладь котораго не бороздила ни одна ладья.
И въ то время, какъ жалобный вопль дяди Тони крикомъ отчаянія прорзывалъ предразсвтное молчаніе, П_о_д_к_и_д_ы_ш_ъ, повернувшись спиной къ отцу, склонилась у края могилы и поцловала посинвшую голову безпредльно страстнымъ поцлуемъ безнадежной любви, осмлившись въ первый разъ предъ тайной смерти открыть тайну своей жизни.
This file was created with BookDesigner program [email protected] 07.01.2009
