Андрей Рубанов - Великая Мечта
– Вот тебе и преимущество возраста. Всегда можно грамотно одернуть невежливую молодежь... Но это, к сожалению, не сильно утешает, Юра... Ты спросил, хуже ли на четвертом десятке? Хуже. Гораздо хуже. По-крайней мере, мне.
– Чем же тебе хуже?
– Мечтать разучился.
Ехали медленно, заглядывая в окна многочисленных ресторанов – везде, по позднему зимнему времени, в большом множестве оттягивались и расслаблялись уставшие мужчины и женщины, имеющие возможность потратить вечером трудного дня пару сотен рублей на кружку пива или дринк коньяку.
Наконец нашли и приземлились в сравнительно уютном месте условно-средневекового дизайна: низкие сводчатые потолки, деревянные столы, тяжелые стулья с высокими спинками; хороший запах свежего жареного мяса; харчевня. Я сбегал в туалет, обмыл горячей водой разбитый кулак, умылся; мокрые ладони дикарским способом вытер об волосы. Вернулся за стол. Заказал крепкого и пожрать. Очень быстро принесли то и другое. Юра индифферентно сидел напротив. Ничего не ел и не пил. Однако выглядел, как и с утра, абсолютно сытым, благополучным и как бы полупьяным, или на четверть пьяным, в общем, пьяным в самой благодатной и грамотной степени. Сейчас он вяло пролистал меню, ничего не понял и вернул кожаную папку на стол. Человеку из девяносто первого года довольно мудрено осознать смысл буквосочетаний «бешамель» и «пармезан».
Рядом с нашим столиком в большом аквариуме шевелили клешнями и ползали друг по другу раки. Их, стремящихся переместиться из подсвеченного лампой центра территории в полутемные углы и щели, можно было бы легко уподобить большинству отечественных предпринимателей – точно так же предпочитающих действовать в тени – если бы я давно уже перестал упражняться в уподоблениях, раз и навсегда сказав себе, что уподобить можно что угодно чему угодно.
Я выпил водки, стал было алчно отрезать от куска дымящейся свинины – вдруг расхотелось. Повело, поплыло перед глазами. Отодвинув тарелку, закурил и едва не уронил голову на стол.
– Перенервничал? – язвительно спросил нечуткий Юра, но я взмахом руки отправил его по известному адресу. Что может знать двадцатилетний, полный энергии дурачина о моем состоянии? Я ведь не врал, когда рассказывал про поломки организма.
В моем состоянии хорошо бы иметь отпуск месяца в четыре. А лучше – отгулять все положенное. С девяносто первого года я работаю сам на себя и кодекс законов о труде, с его ежегодным календарным месяцем безделья, меня никак не ебет. Я не был в отпуске никогда. В итоге накопилось больше года. Провести бы теперь эти больше года в наслаждениях и расслаблениях, съездить туда и сюда, выкупаться в море, позагорать, расслабиться, очнуться, перевести дух, забыться, абстрагироваться и продышаться – а все недосуг, некогда, денег жалко и времени, проще и дешевле водку пить.
Между тем накатывает переутомление, а также дотоле неизвестная комбинация ощущений и выводов – то ли разочарование, то ли жалость к себе, то ли грусть: вот и ты ослаб, вот и ты подвержен тлену. Вот и ты гниешь. Разрушаешься.
Мне тридцать шесть. Признаки износа я обнаружил около года назад. Они касались и физического, и нервного состояния. Мускулы и жилы вдруг забыли, что такое тонус. Пятнадцать лет назад, проснувшись утром, я ощущал веселую готовность разорвать весь мир пополам. Плечи горели и играли. В бицепсах и икрах щипало. Обросшая за ночь морда наслаждалась горячей бритвой. Теперь исход ото сна превратился в медленное, пластилиновое дело. Собрать себя, заставить, настроить... Работа – священное для меня занятие, божественная панацея, универсальное лекарство от всех недугов – перестала радовать. Не греет и ее материальный результат, деньги; еще один повод продолжать пить.
Регулярно собираюсь бросить, коплю силу воли. Но мысль о том, что следует навсегда отказаться от выпивки, сама по себе требует немедленной выпивки. Так и бегаю по кругу...
– Кстати, – сказал Юра, – не хочешь включить телефон?
– Нет. Не хочу. Есть такая модная болезнь – боязнь оказаться вне зоны доступа; я ею не страдаю.
– Болезнь?
– Именно. Человек забывает дома трубку – и весь день не может найти себе места. Ему кажется, что все его разыскивают, что произошло что-то серьезное и плохое. Что-то, требующее его немедленного вмешательства... Кстати, могу продемонстрировать оригинальный фокус. Сейчас я достану телефон, включу его – и он сразу станет звонить. Как только я пожелаю выйти на связь с миром – в ту же секунду найдется человек, намеревающийся сделать то же самое. Двадцать-тридцать секунд максимум.
– Не верю.
Я нажал кнопки. Аппаратик заморгал, приветствуя своего хозяина. И тут же засигналил. Входящий вызов! Юра расхохотался.
– Это Илья, – сказал я, взглянув на определившийся номер.
– Передавай привет.
– Боюсь, он не поймет...
– Ты куда пропал? – со своей обычной несколько обиженной интонацией спросил Илья. – Целый день тебя разыскиваю.
– На переговорах был.
– У тебя все нормально?
– Нормальнее некуда. Стою, как свая. Процветаю со страшной силой.
– Завтра мы с женой тебя ждем.
– Куда? – испугался я. – Зачем?
– Ты забыл, – укоризненно сказал друг детства. – У меня день рождения.
– Прости. Действительно, забыл. Я не запоминаю, у кого когда день рождения. Это мой недостаток. А что тебе подарить?
– Ничего не надо. Главное – сам приезжай.
– Нет, ты скажи. А то я куплю какую-нибудь ерунду ненужную...
– Вот и купи ерунду. Начало в восемнадцать тридцать.
– Буду обязательно, – сказал я. – Не знаю, в котором часу, но буду. – И снова, нажав кнопки, вышел из эфира. Иначе опять кто-нибудь возникнет, и создастся очередной повод куда-то двигаться. А я не хочу никуда двигаться. Зачем я включил телефон? Стоило на минуту оживить идиотский механизм – и я сразу попал. Придется завтра полдня провести в дороге. День рождения – тут не отвертишься...
– Еще и подарок искать, – поддакнул Юра с издевкой.
– С подарком проблем нет. Обычно я дарю либо нож, либо электрический фонарь, либо пивную кружку. И то, и другое, и третье – необходимо всякому мужчине. Но зачем я включил этот проклятый телефон?
– Сволочь ты, – вдруг с большой искренностью произнес покойник. – Человек тебя любит. Уважает. Считает своим другом. Пригласил тебя в гости. А ты недоволен. Тебе, видите ли, жалко времени. Ты сволочь, гад и паскуда.
– Не забывай, что тебя нет. Я говорю сам с собой. Сам себя обвиняю. Сам себя называю сволочью. Если бы я был сволочью объективно – я бы не поехал к другу. Соврал бы, придумал причину – и не поехал. А я – всего лишь мысленно посетовал на то, что завтра придется тащиться восемьдесят километров по битком забитой дороге. Не более того...
– Да, я помню, – с чудовищной желчью сказал Юра. – Ты же журналист. Профессиональный словоблуд. Всегда сумеешь придумать причину для оправдания собственной низости. Только не забудь, что мысль – это тоже поступок... – Неожиданно он осекся и прошептал: – Обернись. Ты видишь то, что я вижу?
Я посмотрел и искренне сказал:
– Не может быть.
– Сам говорил, что Москва – большая деревня...
Татьяна, секретарша Знаева, здесь, в ресторане, выглядела немного иначе, нежели в приемной своего босса. Волосы распустила по плечам, расстегнула пуговку на блузке – но явно не для пущей завлекательности, а чтобы тело отдохнуло. Моя жена тоже, входя в дом после работы, первым делом рассупонивала пояс на брюках. Девчонка сидела за три стола от моего. Было видно, что и туфли она сняла. Медленно шевелила пальцами ног. Разминала суставы. Жевала нечто овощное. Тянула водичку из бокальчика. Жертва фитнеса и дресс-кода. Умаялась, бедолага. Запарил ее босс Сережа Знаев, заэксплуатировал.
– Действуем, – азартно велел мне друг.
– Ничего подобного. Человек отдыхает. Зачем мешать? И потом, я очень хочу в туалет.
– Идиот. А вдруг это твой шанс?
– Какой, к черту, шанс? Я женат пятнадцать лет. Давай лучше закажем еще двести...
– Никаких «двести». Ты и так почти в говно. Ты обязан усугубить знакомство. Иначе я сделаю это вместо тебя.
– Не забывайся, – решительно и раздраженно выговорил я. – Почему весь сегодняшний день ты что-то делаешь вместо меня?
Но Юра, игнорируя возражения, уже молнией метнулся к цели, не забыв элегантно-пацанским движением поддернуть слегка обвисшие свои портки с лампасами.
– Простите за беспокойство, сударыня! Сегодня днем я имел честь познакомиться с вами...
Девчонка хлопнула ресницами. Было заметно, что сдержала улыбку.
– Да, я вас помню.
– А не будет ли мне позволено отнять у вас пару минут времени? Уверяю, мой порыв носит чисто платонический, общечеловеческий характер... Я ни на что не претендую... Хотелось бы, так сказать, обменяться... А заодно и несколько развеять...
Девчонка промокнула углы губ углом салфетки. Вообще, ела она красиво.
