Ариф Алиев - Новая Земля
Костер догорел. Можно было ложиться спать.
— К бую пробовали плавать?
— Кнопка сломана.
— А починить?
— Не до того, Иван Георгиевич. Ну кто этим заниматься будет?
— А сигнал подать пробовали?
— На спутник?
— Да.
— На геостационарный?
— Костры можно зажечь или крупными буквами написать SOS.
— Я говорю, не до того. Не нужны мы никому, Иван Георгиевич.
— Ну и слава богу. И мне никто не нужен.
И мы замолчали.
Хотел я его спросить, но решил, что завтра. Мысль вертелась нехорошая про трупы и леммингов. Они у меня мясо сублимированное сожрали, кубики бульонные, сыр. Они вообще все сожрали, что не в железе было спрятано. Они оленя могут сожрать живого и охотника, если стая большая прет, а олень или охотник на пути им попался. А трупы почему им не понравились? Почему лемминги не сожрали трупы? Почему оставили колонистам по 400 граммов в день каждому? Сипа не сказал впрямую, что он трупы ел. Наоборот, он сказал, что не людоед. Тогда что он ел? И почему он раньше ушел?
Я поворочался, заставил себя не думать про Сипу и обглоданные трупы, а думал про удачную охоту, вспоминал импотента Хрю, Гоу-Гоу, которая расхаживала по скале, как по подиуму, Нимфу, молодую и вертлявую, Читу, глупую, говорливую и резвую. И заснул.
Когда я проснулся, фотографии на камне не было.
Я выбежал из грота.
Сипа стоял на четвереньках, дергался и стонал, рука в штаны запущена, изо рта язык трубочкой.
Я пнул его в живот, кулаком двинул в ухо, чтобы оглох, если еще не оглох от онанизма своего шизоидного. И в зубы кулак вмял — чтобы язык откусил свой мерзкий.
Сипа упал на спину, заскулил.
Я поднял фотографию, вытер — не рукавом, нет — губами. И защитил пластиком, спрятал в карман.
— Прости меня, Иван Георгиевич, прости, больше не буду!
Я его бил и руку не сдерживал. И ведь иконы положил ликами вниз, застеснялся, гад такой. Он давился словами, звал меня по имени, плевался, хрипел. Я не убил его, устал, сил не хватило убить. Я ноги еле передвигаю, на охоту вышел, думал, если не добуду хотя бы чайку, лягу в гроте и уже не встану, умру.
Я подумал, отдохну и убью этого придурка. И съем. Мясо молодое, 23 года. И нет у него никаких червей ни в горле, нигде. Это фобия у него шизоидная.
15
На следующий день произошедшее забылось. Я наказал Сипу, он признал, что наказал я его за дело. Еще и благодарил, что в живых оставил и не покалечил.
Мы сварили обглоданные кости кайры с водорослями, выпили бульон и пошли охотиться. Я каждый день охотился, иначе не выжить.
Мы пошли по берегу к скалам, которые я назвал Птичьими, потому что возле них я чаще видел птиц.
В руке я держал острогу и нож с собой взял. А Сипа вооружился толстой палкой, он ее назвал «дубина самоанского вождя».
Сначала мы шли как охотники ходят — озирались, прислушивались, пригибались даже. Сипе первому надоело. Он начал отставать, изучал выброшенный морем мусор.
Топляка было мало, я почти весь собрал от речки до ледника, а нового не прибавлялось. Море выбрасывало обрывки пакетов, лавсановые и джутовые мешки и пластиковые бутылки — мятые, сплющенные, дырявые.
Примерно через час заметили чайку-моевку. Она прохаживалась по кромке прибоя. Наверное, поела недавно рыбы. Море не штормило, летай себе, пикируй, хватай, нам бы так.
Сипа подкрался поближе, бросил палку. Метко бросил, палка попала в то место, где полсекунды назад была моевка. Но она успела взлететь.
Знакомая история. Сколько раз я вот так кидал, пока не научился попадать. Надо не в птицу кидать, а туда, куда она взлетит. А куда она взлетит, попробуй угадай.
— В человека легче попасть.
Сипа хлопнул себя палкой по лбу и замер в неудобной позе. Сейчас скажет что-нибудь мудрое.
— Давай, Иван Георгиевич, одновременно бросать с разных сторон. Подкрадемся и одновременно бросим.
— Зачем?
— Что — зачем? Набьем чаек и навялим про запас.
Я не о том хотел спросить, но психов лучше вообще ни о чем не спрашивать, а если спросил сдуру, то не переспрашивай хотя бы.
— Я люблю вяленое мясо. Темное такое, солененькое, с красным перцем.
— Не получается вялить. Мясо водянистое. Я убил пару, ощипал, повесил. Провисело неделю, подтухло и мягким стало, как глина, но не высохло. Гадость.
— Выбросил?
— Промыл в морской воде, сварил и съел.
— Ничего не случилось?
— Понос. Как всегда.
Сипа скорбно покачал головой.
— А покрупнее такие, тоже тощие, как называются?
— Крачки.
— С ними что не так?
— Мясо пожестче, но тоже не сохнет. И черви, которых ты боишься, и в моевках, и в крачках.
— Размер?
Я показал размер: полногтя.
— Где они у них, в кишках?
— И в мясе тоже. Когда вялишь, на третий день вылезают.
— Как в грибах. Нанижешь на нитку, повесишь сушиться, и черви сыплются. Грибы сохнут, сжимаются, червям тесно, они и вылезают.
— Нет, в мясе по-другому. Сначала червей нет, а на третий день — вот они.
— Откуда?
— Ниоткуда. Личинки уже в мясе. Развиваются в червей.
— А личинки откуда?
— Из рыбы.
— И в кишках личинки, и в мясе?
— Да.
— И когда птица живая, личинки в червей не развиваются?
— Нет.
— Интуитивно чую антинаучность твоих догадок, Иван Георгиевич.
— Это не догадки, факт.
— Хорошо, я согласен. Не будем на чаек охотиться. Маленькие они, пускай летают. Будем других пернатых бить. Вчера вкусная была птица, жирная.
— Это кайра. Их мало и сидят высоко.
— Но ты ее поймал.
— Да. Одну поймал.
— Если птицы летают, значит, они яйца откладывают. Будем яйца собирать.
— Какие яйца, Николай? Осень скоро. Или зима. Сразу зима, без осени.
— Якут сказал, зимой здесь все время ночь и мороз 50 градусов.
— Откуда он знает? Он в Сибири жил.
— Здесь тоже Сибирь, только хуже. Потому что в Сибири люди живут, а здесь не живут.
Сипа подобрал несколько мелких ракушек, разломил ногтями, понюхал и швырнул в волну.
— Это когда совсем будем с голоду подыхать.
На Птичьих скалах птиц не было. Зато Сипа нашел женские часы-штамповку.
— Женские. Дешевые. Студенческие. «Water resistance». Наглая рекламная ложь.
Сипа погладил часы, поцеловал в тыльный никель, туда, где они соприкасались с кожей.
— Ремешок надорван и застежки нет. Хозяйка-студентка порвала и выбросила не жалея.
И он нежно пожевал ремешок.
— Или школьница. Когда с родителями в круизе стояла на палубе, задела за перила, застежка отломалась, часики упали в воду.
Сипа соскреб со стекла зеленый налет.
— Хозяйка потеряла часики в 10 часов 12 минут 25 февраля 2005 года. Иван Георгиевич, ты что делал в это время?
— Откуда я помню.
— И я не помню. Но в 10 часов 12 минут 25 февраля 2005 года я еще не был убийцей. Вот бы в то время вернуться. Ненадолго. На минуту. Ты б что сделал, если б вернулся на минуту в 25 февраля 2005 года?
— Не знаю. Поздоровался бы с родными, обнял.
— Ты не хитри. Я дату назвал, а не место. Почему ты решил, что вернешься в то место, где твои родные собрались. Они не знали, что ты вернешься на минуту 25 февраля 2005 года, и своими делами занимаются — на работе работают, в школе учатся, в супермаркете тележку катят.
— В детском саду во дворе гуляют, если погода хорошая. А если плохая, в игровой комнате играют.
— Ну, я и говорю, вряд ли ты за минуту кого-нибудь увидишь. Ты вообще можешь попасть в другой город. Согласен?
— Согласен.
— Ну и что ты сделаешь за одну минуту, Иван Георгиевич?
— Ничего. Я не успею ничего сделать.
— А я успею. Спроси, что.
— Что ты успеешь, Николай?
— Я успею умереть. Удивил?
— Удивил.
— Если бы я умер в 10 часов 12 минут 25 февраля 2005 года, я бы не стал убийцей и горя никому не принес. И мама ходила бы ко мне на могилу и вспоминала, какой я был хороший парень, и плакала, что умер молодым, что не уберегла.
Сипа радостно вскрикнул и побежал. Он издалека увидел, что море выбросило на камни презерватив и женскую прокладку.
— Ну, не ожидал. И рядом лежат. Так странно.
Сипа посмотрел на море, в солнечную сейчас даль, помахал рукой кому-то там вдали. И улыбнулся, положил находки в карман.
— Буду коллекцию собирать. Вымою, просушу и разложу, где ветра нет.
Мы дошли до тупика, до Края Моего Мира. Вчерашний шторм набросал в скальные карманы много мусора.
— Иван Георгиевич, смотри, надписей сколько.
Сипа наклонился к размокшей коробке.
— «TRS Asia's Finest Foods BOILED CHICK PEAS in brine». Смешно?
— Нет.
— «INGREDIENTS: chick peas, salt, water».
Вслух произнеси: chick peas. Ну? «Chick» — цыпленок по-английски, и он «peas». Ссыт он, короче.
— «Ссать» по-английски «to piss», на слух похоже на «реасе» — по-английски «мир». A «chick peas» — это горох азиатский, у нас его называют «нут».
