Содом Капустин - Поэма тождества
Не скажу, что после открытия голографичности текста работа пошла быстрее, напротив. Да, она стала более осознанной, но теперь мне приходилось не просто переводить, а еще и перерабатывать подстрочник, находя не банальные синонимы и аналоги, а выстраивая и подбирая русские слова, иногда немного осовременивая их, в соответствии с заданной суперпозицией контекстуальных внелингвистических ритмов.
Так что получившийся текст, хотя и мало напоминает исходное произведение, но абсолютно точно, насколько я смог этого добиться воспроизводит его смысл, суть и динамику. Если уважаемым критикам это не понравится – попробуйте сделать лучше. Или иначе…
Трудности читателяАвтор не зря назвал свою книгу «поэма тождества». В ней автор тождественен главному герою, имя, оно же название, книги тождественно автору и, тем самым получается, что книга тождественна автору, герою и, наконец, читателю. Читатель сам становится книгой, текстом, который читает и которую одновременно вынашивает главный герой! Получается некий тетраэдр, (основание – треугольник: писатель-книга-герой, над которыми возвышается их судья и читатель) самой его структурой которому предписано множиться и дробиться ad infinitum. Читатель, герой, автор, книга постоянно меняются местами, осциллируют, порождая бескрайнее пространство, наполненное этими самыми тетраэдрами! До сих пор, насколько мне известно, в литературе не было ни одного подобного прецедента, когда бы не читатель читал роман, а роман писал читателя!
Самое первое, что бросается в глаза, когда тебя читает «Содом Капустин», так это умопомрачительный диссонанс между изображаемыми событиями и возвышенно-образным языком, которым всё это описывается. Живописуемые автором нескончаемые истязания главного героя, невозможно было бы читать, будь они написаны хотя бы немного иначе. Я не буду здесь расписывать аналогии героев «Содома Капустина» с известными историческими и литературными героями – они самоочевидны, – мне бы хотелось обратить ваше внимание на более тонкие моменты.
Читателя может встревожить что книга, которую вынашивает Содом Капустин-герой, якобы, должна убивать всех и каждого, кто к ней прикоснется, прочитает, узнает и т.п. Было бы неоправданно наивно думать, что смерть здесь рассматривается с точки зрения гибели физического тела. Нет, смерть в романе фигурирует как сакральный персонаж, призванный привнести катарсис именно в сознание читателя. Именно закостенелый, ущербный разум должен погибнуть, чтобы дать место новому, совершенному и просветленному состоянию, о чем так пронзительно пишет автор на последних страницах книги.
Если читателя это сможет успокоить, то я приведу примером самого себя: мало того, что, прочтя, так еще и переведя эту книгу, я, как видите, остался жив.
Излишне многочисленные тройственные эпитеты, действия, обстоятельства и т.п. – приём совершенно необходимый в рамках этой книги, работающий на создание той самой вышеупомянутой голографичности текста. Нетрудно заметить, что эти тройки очень редко являются набором синонимов, по-разному освещающих или оттеняющих одно и то же явление. Гораздо чаще тройки подобраны по созвучию, по контрапункту, по омонимии, по резонансу смыслов, если позволено мне будет так выразиться. Каждая из тройственных дефиниций имеет свою, иногда особую, до которой надо докапываться, иногда бросающуюся в глаза, логику, но случайно и наобум составленных троек в романе нет. Осмысление этих троек, поиск закамуфлированного смысла несколько затрудняет и замедляет чтение, особенно когда приходится стопориться для понимания бессчетных неологизмов, но тем больше радость читателя, когда он разберется в заданной ему шараде. «Содом Капустин» – книга для вдумчивого осмысления.
Постоянно попадающиеся в тексте развернутые поэтические определения сначала ставят в тупик: ведь одно и то же там раскрывается с помощью как живых, так и неживых объектов-субъектов. С этим разобраться достаточно просто: автор желает показать, что нет принципиальной разницы между живым и неживым. Как утверждают все мистики – вся природа живая и нет смысла делить ее на косную и одухотворенную материи. Неживое всего лишь имеет иной темп существования, чем т.н. живое… И, опять же, это словно бы взгляды на одну и ту же голограмму с разных сторон, взгляды, которым не могут не представиться совершенно разные картины того, что мы называем реальностью.
И последнее, на что хочется обратить внимание особо: это философские и метафизические концепции, которые высказывают герои книги. Нетрудно заметить, что все герои постоянно лгут, выворачивая наизнанку известные истины и постулаты. Такой невероятно смелый авторский ход, скорее всего, есть иносказательное описание того, что происходит в обычном человеческом сознании. Содом Зеленка доводит здесь до логического финального абсурда тезис, что «мысль изреченная есть ложь».
Но на этом, как понимает проницательный читатель, загадки «Содома Капустина» не заканчиваются. С остальными я предоставляю вам возможность разбираться самостоятельно.
Трудности изданияДо 2002 года его роман пролежал в виде рукописи в чулане, среди подшивок старых газет, пока его там, вскоре после смерти Содома, случайно не обнаружил младший сын писателя – Марк Зеленка. Книга, по его словам, представляла собой тоненькую стопку из сорока листов А4, исписанных аккуратным бисерным почерком его отца. В ней была единственная помарка на последней странице, где Содом Зеленка, очевидно, никак не решаясь выбрать между «твоим» и «своим» («svum» и «tvum»), так часто переписывал первую букву этих слов, что она превратилась в заштрихованный квадрат.
Марк, едва ознакомившись с книгой своего отца, вознамерился издать ее. Но рассылка копий рукописи по издательствам принесла лишь несколько вежливых отписок, и он рискнул выпустить роман за свой счет. Издана книга была мизерным тиражом в 151 экземпляр, на ротапринте, на желтой газетной бумаге с прожилками, и немедленно стала библиографической редкостью.
Мне, в том самом 2002 году привез ее один мой пражский друг, купивший «Содома Капустина» в «Ztichla klika» на улице Betlemska в Праге и подарил на день рождения, уверив, что я получу незабываемое наслаждение от чтения этого опуса. Сразу следует отметить, что я получил гораздо больше.
С тех пор прошло уже более двух лет, но, насколько мне известно, ни одно из литературных или литературоведческих изданий не отреагировало на выпуск этой замечательной во всех отношениях книги. Ни одно российское издательство не заинтересовалось моим переводом. Где бы я ни пытался пристроить «Содома Капустина», везде получал ответ, что это слишком туманно, непонятно и заумно для читающей публики, что никто не захочет читать 250 страниц сплошных бессмысленных галлюцинаций. Но Содом Зеленка писал не для публики, и не для электората, а для людей! И поэтому я вывешиваю полный текст «Содома Капустина» здесь, чтобы как можно больше людей испытали тот катарсис, который испытал я сам, в первый раз перечитав целиком свой собственный перевод.
С.А. Адамович
Переводчик, не знающий языков.
Г. Октябрьский, республика Башкортостан, Россия.
2002-2004 гг.
