Яна Гецеу - Неферомантика. Маленькие "детские" повести
— Да не шугайся, дай погляжу! — голос самый обычный, располагающий. Немой ужас отпустил меня, я уже практически пришел в себя. Протянул руку, он осторожно повертел ее, осматривая. Я почему-то ощутил доверие к нему.
— М-да, просто так тут не обойдешься, надо зашивать! А тебе-то, я вижу, не привыкать! — усмехнулся он, глянув исподлобья.
— Э-эй, осторожно! — дернулся я от его неосторожного движения.
— Больно? — внимательно глянул на меня, не выпуская руки. Его пальцы склеились от крови. Цепкими глазами ощупал мое лицо, да так неприятно… Я попытался аккуратно выкрутить руку, но он держал крепко, и это принесло жгучую боль.
— Отдай руку-то! — вскрикнул я.
— Больно! — утвердительно кивнул он, отпуская горящую конечность. Я отошел на шаг, оттираясь футболкой, а пацан посмотрел на свои щедро окровавленные пальцы, и вдруг жадно лизнул ладонь… Я обалдело смотрел, как он слизал всю кровь с рук. Уже знакомый страх заползал за шиворот скользкой змеей… Он зло расхохотался:
— Ну, че смотришь, как дурак? Это же шутка!
— Ага, очень смешно! — проворчал я: — А нафига ты мою кровь лижешь?
— Не пропадать же добру! — просто пожал плечами он: — Пошли лучше ко мне, чего стоять-то? Раны забинтуем. Только сначала промоем!
И шагнул к безмятежной зеленой озерной воде:
— Иди сюда!
Я нерешительно подошел: какой же я все-таки дерганный! Мнительный псих. Везде-то хрень какая-то видится. И так всю жизнь. Где бы я не жил, и что бы ни делал — вижу то, чего нет. Воображение больное. Но, однако ж, он не спросил, где это я так!.. Тьфу, хватит!
Татарин вымыл свои и мои руки от остатков крови, заклеил лопухом и подорожником разрывы, и все это напевая что-то по-своему под нос. Я молчал, и думал: а где это я изорвался? И почему раньше не почувствовал?
— Ну, пошли? — поднялся «медбрат».
— Пошли! — просто согласился я. Что-то будет дальше, и куда я иду? Тащусь от приключений!
Мы протопали тайной тропинкой среди зарослей молоденьких ив, крапивы и тальника минут пять, и, совершенно неожиданно расступившись, они открыли маленькую серую избушку у самой воды. Низенькая и скособоченная, сильно на отшибе, больше подходящая для деревенской ведьмы, чем для молодого парня. Хотя, кто сказал, что парень — не ее внук? Он, насвистывая, пригнулся и вошел в незакрытую, будто поджидавшую хозяина дверь. Но стоило мне только сунуться в нее — оп! — со скрипом захлопнулась перед моим носом!
— Заходи, эй! — крикнул в низенькое окошко пацан, и дверь в следующий момент распахнулась так же, как закрылась, врезав мне по колену!
— БЛЯДЬ!! — заорал я, и впрыгнул в коридор, пока еще чего-нибудь не порвал и не зашиб. Прошел в темноте сенцы, потирая колено, притом мне показалось, что кто-то погладил по щеке, и я будто ощутил ласковый женский запах…
— Ух ты, классно у тебя! — сказал я, оглядываясь по углам.
— Ага, неплохо! — донеслось откуда-то из-за печки, большой, в полдома, такой же, как у «моей» бабки. Широкий круглый стол, как у медиумов из кино, синие линялые шторки, некрашеные полы, диванчик (на который я и сел), герань на окнах. Черный кот, не пойми откуда взявшийся, прыгнул на колени. Муркнул и начал приставать к больной руке — тыкаться мордой, тянуть зубами листочки, заклеивающие раны. Да они тут все упырюги: вот захотели моей крови!
— Невкусно, не лезь! — шлепнул я кота по морде.
— Оставь человека, рано еще! — явился хозяин из-за печи с водкой и тряпичными бинтами. Бросил на меня один из своих цепких взглядов, сел напротив. Кот, недовольно урча, улез под шкаф. Однако, что значит «рано»? Тикали часы, ненавязчиво, вкрадчиво…
— Ну что, гостенёк, давай за знакомство, что-ли? — парень достал из-за моей спины рюмки, не сводя колючих темных глаз.
— Ну, давай! — согласился я, чувствуя себя очень не в своей тарелке. Он ведь даже не представился. Но это фигня, тут как-то… Ну, будто во сне, или еще что-то… Нереально!
— Дамир я! — разлил хозяин по первой.
— Шут! — взял я рюмку.
— Угу! — кивнул он, опрокидывая стопку. В лице его ни одна жилка не дрогнула, у меня же… Ух, и ядрен «сэмчик»! Дыхание перехватило, глаза вылезли из орбит! Даже я такого не принимал до сих пор! И закусить нечем! «Крыша» поехала мгновенно!
— Ты что же, Шут, в наших благословенных местах забыл? — просто, как-то даже интимно спросил новый знакомый, закуривая.
— Да я здесь ненамеренно, прямо по ошибке! Я ведь совсем другое искал! — я тоже закурил, откровенно расслабляясь. Настоящий резаный табак, деревенская махорочка! Таким в Уфе не угостят!
— А с другой стороны, и хорошо! Давно мы свежего человека не едали… кхм, не видали!
Я расхохотался — да уж, пошутил!
— Наливай! — подвинул я к нему рюмку. Пить — так пить! Никогда не откажусь. Да и боль уняло хорошо. Но только я поднес рюмку ко рту…
— Так, без меня, значит, бухаем! — раздалось от двери. Я повернул голову — ни-че-го себе!! Девица. Лет 16–18, в длинной коричневой юбке обтекающей та-а-кие бедра! Широкие, покатые, крепкие, круто переходящие в плотную талию. Гладкий, округлый, загорелый животик, старая линялая футболка завязана узлом под пышной грудью, болтается на плечах, сквозь нее просвечивает… Облизнувшись, продолжил сладкое изучение: сильная и нежная шея, крупные черты лица, прищуренные карие глаза, темные кольца волос из-под косынки, сплетенные в небрежную косу. Руки в боки, осознание собственной цветущей силы, красоты — настоящая деревенская невеста. Ух, я б ее прижал! Она смотрит на меня, я — на нее. Каков контраст с городскими сушеными, рахитичными, заносчивыми на пустом месте «сосками»!
— Дамир, радость моя, ты чего молчишь? — девица села на колени моего собутыльника, при том, не сводя с меня горячих глаз.
— Этот вот парень, из Уфы. Мотоцикл ищет, «Харлей», как в войну были, помнишь? Не туда забрел.
— А-а, гроза была! — понимающе кивнула она. Ничего себе, я же ему не сказал, откуда я и зачем!
— Ну что, я — Маша! Давай, Шут, выпьем, раз забрел! — откуда в ее руке появилась рюмка? Нет, точно нельзя не выпить! О-бал-деть!
— Да ты не удивляйся, — рассмеялась Маша, — ты здесь и не такого насмотришься! Надолго ведь к нам.
— Да я собственно, как бы… — начал я, сам не зная, что собираюсь сказать.
— Надолго! — припечатала она рюмкой по столу, и придвигаясь ко мне, заглянула прямо в душу, заслонив свет:
— А быстро тебя никто не отпустит!
…Очнулся я в полутьме, на нарах за печкой. Легкий отблеск свечи где-то по другую ее сторону, тени по потолку, кот мурлычет. Ощущение безвременья… Пройдут вот так, здесь в углу 300, 500, 1000 лет — не замечу. Или уже прошли? Неважно где, неважно кто…Душная прохлада, боль в руке, теплый живой комок под боком. Часы за стеной… Запах сухой травы, пыль.
— Эй, Шут, пошли купаться! Ночь на дворе, самое время! — ко мне в уголок заглянуло веселое лицо Маши, волосы кудрявой волной омыли угол печи. Я сел, соображая сам не знаю что.
— Руку мы тебе зашили, пока ты дрых! Сейчас пойдем веселиться!
Выполз из угла, все еще туго ориентируясь во времени. В доме не горел свет. Рассеянный взгляд наткнулся на какую-то темную лужу на полу. Кровь? Чья?
— Да, мать твою, сколько раз говорить? — вскрикнула Маша, влетая с тряпкой в руках. Торопливо затерла лужу, посмотрела на меня…В сладком лунном свете ее глаза блеснули жгуче и отталкивающе, как у голодной волчицы. Бледный, будто мертвый оттенок кожи протянутой ко мне руки. Тихо подошла, будто вовсе не касаясь пола, близко-близко… Я ощутил ее прохладное дыхание на губах. Захотелось бежать, или, наоборот, завалить ее прямо здесь! Еще секунда, и…
— Машка, Шут, чего не идете? Че у вас там? — крикнул в открытую дверь Дамир, приводя нас в себя.
— Да щас, идем, не ори! — зло бросила Маша, отворачиваясь. Я встряхнул головой: надо же, а ведь она меня чуть не поцеловала! Почему же так не по себе, ощущение, что она не настоящая?
Девушка прошла мимо меня, неся тряпку левой рукой, с тряпки на пол шлепались темные капельки. Когда она скрылась за печью, я торопливо нагнувшись, мазнул пальцами одну из капель, и поднес к глазам — так и есть, кровь! Что же я проспал?
— Маша, а что это на полу? — рискнул поинтересоваться я, шлепая босыми ногами по жгуче — холодной росе.
— Да так, ужин! — рассеянно пожала красавица голыми плечиками.
— А чего меня не позвали? — «обиделся» я.
— Дык, ты дрых! — усмехнулась она, развивая шутку, и взяла меня за руку:
— Пошли скорее, а то, небось все наши уж собрались!
Дамир утопал далеко вперед, и Маша быстро поцеловала меня прохладными губами. Я сладко зажмурился, ведомый ей. Вот бы еще…
— Пришли, Шут!
Я открыл глаза — вот это да-а! Полная луна заливает неживым серебром идеальную гладь темного озера, ивы будто спят — ни листочек не шелохнется. Прибрежные камыши темной низкорослой толпой обступили край воды. От берега до берега прозрачность воздуха такая, что можно цыплят пасти — ни одного не потеряешь! Хм-м, однако ж, долговато шли, ведь насколько я соображаю, домик стоит у самой воды, и… нет, кажется, я ничего не соображаю, ведь, оглянувшись, увидел лишь тропинку откуда-то издалека, а домишка, так его просто нет! Или не было? Тьфу ты, совсем мозги усохли! Или все-таки…
