Виржини Депант - Трахни меня!
Радуан совершил какую-то монументальную глупость, если люди так на него взъелись, хотя здесь души людей готовы в любой момент полыхнуть ярким пламенем.
Ей все же стоило быть поосторожней, не шутить с ним. Постараться переубедить его. Потом Маню пожимает плечами — она в воспитательницы не нанималась.
Перед бакалеей стоит взятый в прокат фургон. Группа молодых парней грузит в него аппаратуру. Весь тротуар завален усилителями, барабанами, гитарными чехлами. Парни вежливо здороваются с ней, демонстрируя готовность познакомиться, хотя они заносчивы, как все музыканты. Пользуются ее присутствием, чтобы продемонстрировать свое дружелюбие, обмениваются шуточками, хлопают друг друга по спинам. Объясняют, что теперь будут играть на несколько километров южнее, — судя по всему, они этим довольны.
Один из них сообщает:
— Кстати, у Дана обчистили квартиру. Унесли его бас… Если услышишь, что кто-то продает «Риккенбеккер», будь добра, шепни.
— «Риккенбеккер»? Плевое дело, дам знать.
Шли бы они куда подальше! Станет она искать этого типа, который спер инструмент, и объяснять ему, что они хорошие музыканты и музыку надо вернуть. Что только эти люди взяли себе в голову?
Бакалея завешана ярко-оранжевыми плакатами, извещающими о разных скидках. Неровные надписи маркером, орфографические ошибки. Хозяин видел, что так делают в супермаркетах, и превратил свою лавочку в империю вывесок и сниженных цен. Скидки на йогурт, на персики, даже на молоко, которое и так всегда продается по сниженным ценам. Он запустил в квартале новую моду — теперь все бакалейщики подражают ему и соперничают в изобретательности, чтобы сбросить цену на засохшее печенье. Считая себя инициатором движения, он убедил себя, что является гениальным маркетологом, и целыми днями рассуждает о новых ценниках.
Из подсобки появляется помощник с огромной коробкой печенья. Сидящий за кассой хозяин выходит из творческого транса, чтобы обругать его на арабском.
Мальчишка на мгновение задумывается, бросает коробку на пол и, не сказав ни слова, уходит. Хозяин бежит за ним, чтобы забрать фартук. Маню успевает тем временем набить карманы джинсов шоколадом, натягивает пониже маечку и подходит к кассе, чтобы заплатить за пару бутылок пива.
Хозяин бросает на нее мрачный взгляд и с недружелюбным ворчанием берет деньги.
Он меняет помощников еженедельно. Берет лишь мальчишек, чтобы меньше платить. Но в их возрасте трудно вытерпеть такое количество ругани, и они у него не задерживаются.
Оказавшись на улице, Маню засовывает в рот столько шоколада, сколько туда влезает. Гашиш усиливает чувствительность вкусовых сосочков. Врата наслаждения!
Ее останавливает знакомый студент и предлагает выпить. Красивый и чистый парнишка, который проникся к ней симпатией по неизвестным причинам. Она подозревает, что тот считает ее очаровательно-распущенной и думает, что может чему-то научиться у нее. Пока он не пристает, она его не отшивает.
Он несколько ограничен и не очень изобретателен, но обладает энциклопедической памятью бесчувственного бездаря и уверен, что точные даты и имена заменяют душу. Посредственный тип, из тех, кому это жить не мешает, поскольку повезло с родителями, и слишком трусливый, чтобы влипнуть в настоящую беду.
Она предлагает пойти к Тони, поскольку знает там многих. Там ей не придется трепаться с ним слишком долго. Он достаточно хорошо воспитан, чтобы уйти, не заплатив за нее, даже если она не будет глядеть в его сторону, после того как они переступят порог бара.
По пути им встречаются два типа, один из них спрашивает Маню:
— Радуана не видела?
— Вроде нет. Его сегодня все ищут! Нет, не видела.
— Ну мы ему устроим, когда найдем!
Глава пятая
Надин ждет, сидя на скамейке, пока освободится кабина. Она не прошла пешком и ста метров, а по спине уже текут ручьи пота. Слишком жарко. Слишком много солнца. Единственная положительная сторона этой летней жарищи — пиво пьянит быстрее, чем обычно. И все же, поскорее бы вечер.
I’m screaming inside? But there’s no one to hear me.[3]
У проклятого плейера все чаще отказывают контакты. К счастью, сегодня вечером у нее появятся деньги, и она купит себе новый, пока этот окончательно не накрылся. Она пытается представить себе что-то более поганое, чем оказаться на улице без плейера. Это как глоток свежего воздуха для ушей.
Кабину занимает женщина в широких брюках. Кокетлива, но лишена элегантности и привлекательности, пустышка. Специально стоит спиной к Надин, показывая, что не замечает ее.
Франсис просил тут же перезвонить ему. У него был голос человека, попавшего в яму с дерьмом. Она спешит узнать, что это значит: «Неприятности, жуткие неприятности». Она не предполагает ничего конкретного, потому что часто не оправдываются даже самые худшие предположения. Надин также спешит узнать, почему он не сказал ей ничего, пока она сидела в баре.
Его можно считать ее другом, хотя это определение далеко от истины. Она любит его, словно под дулом пистолета, и каждый раз получает заряд прямо в морду.
К нему нельзя применить обычные законы: чем больше она его знает, тем больше он ее удивляет. Поэт в самом мужском смысле этого слова. Барахтается в своем времени, как в узком колодце, не зная, что выбрать — скуку или нирвану. Невыносимый тип.
Вечный диссидент, вспыльчивый параноик, обломщик, вор и драчун. Вызывает раздражение у всех, где бы ни оказался. Никто не в силах вынести его, даже он сам.
К жизни требователен настолько, что оказывается постоянно оторванным от нее. Готов пройти через все ужасы и сражаться со смертью, но не может отказаться от своей судьбы. Уроки жизни ничему его не учат, потому что противоречат тому, во что он верит, и он упрямо повторяет одни и те же ошибки.
Но Надин все равно остается при нем. Она похожа на преданную медсестру, которая накладывает ледяные компрессы на лоб чумного больного. Она не в силах помочь ему, не может облегчить ему жизнь. Она бдит у его изголовья, как у изголовья пациента, бредящего в горячке, хотя не уверена, что он осознает ее присутствие.
Сука в брюках наконец выходит из кабины. Надин набирает номер, записанный на ладони. Парижский номер. Какого черта он делает в Париже?
Он тут же снимает трубку — несомненно сидел у телефона.
— Это я, кабина была занята. Что случилось?
— Слишком долго объяснять. В общем, я кое-кого убил.
— Ты кое-кого убил в буквальном смысле слова?
— Я убил Бувье. Все запутано. Мне надо рассказать тебе все. Нам надо повидаться.
— Все нормально? Ты не очень-то взволнован для убийцы.
— Я еще не успел влезть в шкуру убийцы. Если честно, я с того момента только и делаю, что сплю.
— Когда это случилось?
— Вчера.
— Где ты?
— Пригородный отель.
— Нажрался?
— Не хочу тебя расстраивать, но не думаю, что проблема состоит в том, чтобы я прошел тест. Все куда серьезнее.
— Какой-то дурацкий разговор. Хочешь, чтобы я приехала?
— Конечно хочу… Мне надо дать тебе важные бумаги, а ты привезешь мне все необходимое.
— А что будешь делать потом?
— Вначале надо поговорить с тобой. Есть разные ходы. Но я должен объяснить тебе все в деталях, иначе ничего не поймешь.
— Могу сесть на последний экспресс.
Она выходит из кабины, записав адрес отеля и список необходимых вещей, которые должна привезти.
Вновь включает плейер. Она не думает ни о чем. У нее заторможенная реакция.
It's going in ту dark side. It's an emotional wave.[4]
Глава шестая
Войдя в бар, Маню вспоминает: «Камела больше нет». Его отсутствие ощущается именно здесь. Она и не думала встретить его в баре. Телячьи нежности — его отсутствие отзывается пустотой в желудке и комком в горле. Вычеркнут из жизни раз и навсегда.
Ее удивляет собственная уязвимость, способность чувствовать боль. Вначале кажется, что умрешь от пустяковой раны. Считаешь подвигом выстрадать до конца. Потом привыкаешь ко всему, лишь бы выжить. И думаешь, что привык ко всему, когда в дерьме уже с ног до головы. Душа закалена словно сталь.
Она оглядывает зал, и боль тут же отыскивает внутри нее чистое местечко, которое можно завалить грязью.
Она загоняет горечь в дальний закуток мозга и присаживается к стойке. Почти ни одного знакомого. Какие-то типы рубятся в таро на потертом зеленом сукне стола, обмениваясь язвительной руганью.
Какая-то девица лается с кем-то у телефона-автомата, яростно размахивает руками, стоя лицом к стене. На ней черные очки, иногда она завязывает на шее шарфик. Маню не знает, местная она или нет или регулярно заходит сюда за дурью. Она ни с кем не разговаривает. И ползает по полу, когда вечером ее втихую колотит дружок. А с остальными ведет себя как королева.
