Стивен Кинг - Сердца в Атлантиде
— Привет, Роберт.
Бобби поднял глаза, растерявшись даже больше, чем когда Кэрол выскочила из-за дерева, чтобы отпечатать у него на щеке поцелуй с днем рождения. Его окликнул новый жилец. Он сидел на верхней ступеньке крыльца и курил сигарету. Свои старые стоптанные ботинки он сменил на старые стоптанные шлепанцы и снял поплиновую куртку — вечер был теплый. Просто как у себя дома, подумал Бобби.
— Ой, мистер Бротиген. Привет.
— Я не хотел тебя напугать.
— Так вы и не…
— А по-моему, да. Ты ведь был в тысячах миль отсюда. И, пожалуйста, называй меня Тед.
— Ладно. — Но Бобби не знал, получится ли у него. Называть взрослого (а к тому же старого взрослого) по имени шло вразрез не только с поучениями его матери, но и его собственными склонностями.
— Уроки прошли хорошо? Научился чему-нибудь новому?
— Угу, отлично. — Бобби переступил с ноги на ногу, перекинул библиотечные книги из руки в руку.
— Ты не посидишь со мной минутку?
— Конечно, только долго я не могу. Надо еще кое-что сделать, понимаете?
Главным образом — поужинать: вчерашнее тушеное мясо теперь казалось ему уже очень заманчивым.
— Понимаю. Сделать кое-что, a tempus fugit. Когда Бобби сел возле мистера Бротигена… Теда.., на широкой ступеньке, вдыхая аромат его “честерфилдки”, ему пришло в голову, что он еще никогда не видел, чтобы человек выглядел таким усталым. Не от переезда же, верно? Насколько можно измучиться, когда вся твоя поклажа уместилась в трех чемоданчиках и трех бумажных пакетах с ручками? Может, попозже приедут грузчики с вещами в фургоне? Но Бобби решил, что вряд ли. Это ведь просто комната — большая, но все-таки одна-единственная комната с кухней с одного бока и всем остальным — с другого. Они с Салл-Джоном поднялись туда и поглядели, после того как старенькая мисс Сидли после инсульта переехала жить к дочери.
— Tempus fugit значит, что время бежит, — сказал Бобби. — Мама часто это говорит. И еще она говорит, что время и приливы никого не ждут и что время залечивает все раны.
— У твоей матери много присловий, верно?
— Угу, — сказал Бобби, и внезапно воспоминание обо всех этих присловьях навалилось на него, как усталость. — Много присловий.
— Бен Джонсон назвал время старым лысым обманщиком, — сказал Тед Бротиген, глубоко затянулся и выпустил две струйки дыма через нос. — А Борис Пастернак сказал, что мы пленники времени, заложники вечности.
Бобби завороженно посмотрел на него, временно забыв о своем пустом желудке. Образ времени как старого лысого обманщика ему страшно понравился — это было абсолютно и безусловно так, хотя он не мог бы сказать почему.., и ведь эта неспособность сказать почему вроде бы добавляла клевости? Будто что-то внутри яйца или тень за матовым стеклом.
— А кто такой Бен Джонсон?
— Англичанин и уже давно покойник, — сказал мистер Бротиген. — Эгоист и жадный на деньги по общему отзыву, а к тому же склонный к метеоризму. Но…
— А что это такое, метеоризм?
Тед высунул язык между губами и издал коротенькое, но очень реалистическое пуканье. Бобби прижал ладонь ко рту и захихикал в сложенные лодочкой пальцы.
— Дети считают пуканье смешным, — сказал Тед Бротиген, кивая. — Да-да. А вот для человека моего возраста это просто часть всевозрастающей странности жизни. Бен Джонсон, кстати, сказал, попукивая, много мудрых вещей. Не так много, как доктор Джонсон — то есть Сэмюэл Джонсон, — но все-таки порядочно.
— А Борис…
— Пастернак. Русский, — сказал мистер Бротиген пренебрежительно. — Пустышка, по-моему. Можно я посмотрю твои книги?
Бобби протянул их. Мистер Бротиген (“Тед, — напомнил он себе, — его надо называть Тедом”) вернул ему Перри Мейсона, едва взглянув на обложку. Роман Клиффорда Саймака он подержал подольше — сначала прищурился на обложку сквозь завитки сигаретного дыма, застилавшего ему глаза, затем пролистал. И пролистывая, он кивал.
— Этот я читал, — сказал он. — У меня было много времени для чтения перед тем, как я переехал сюда.
— Да? — Бобби загорелся. — Хороший?
— Один из лучших, — ответил мистер Бротиген… Тед. Он покосился на Бобби — один глаз открыл, а второй все еще сощуривался из-за дыма. От этого он выглядел одновременно и мудрым, и таинственным, будто типчик в фильме, которому пальца в рот не клади. — Но ты уверен, что осилишь? Тебе ведь не больше двенадцати.
— Мне одиннадцать, — сказал Бобби. Так здорово, что Тед дал ему двенадцать лет. — Сегодня одиннадцать. Я осилю. Может, пойму не все, но если он хороший, то мне понравится.
— Твой день рождения! — сказал Тед, словно это произвело на него большое впечатление. Он в последний раз затянулся и бросил сигарету. Она упала на бетонную дорожку и рассыпалась искрами. — Поздравляю с днем рождения, Роберт, желаю всякого счастья!
— Спасибо. Только “Бобби” мне нравится больше.
— Ну, так Бобби. Пойдете куда-нибудь отпраздновать?
— Не-а. Мама придет с работы поздно.
— Не хочешь подняться в мою каморку? Много я предложить не могу, но банку открыть сумею. И как будто у меня есть печенье…
— Спасибо, но мама мне кое-чего оставила. На ужин.
— Понимаю. — И чудо из чудес: казалось, он и правда понял. Тед отдал Бобби “Кольцо вокруг Солнца”. — В этой книге, — сказал он, — мистер Саймак постулирует идею, что существуют миры, такие же, как наш. Не другие планеты, а другие Земли, параллельные Земли, окружающие Солнце своего рода кольцом. Замечательная мысль.
— Угу. — сказал Бобби. Он знал о параллельных мирах из других книг. И еще из комиксов.
Тед Бротиген теперь смотрел на него задумчиво, будто что-то взвешивая.
— Чего? — спросил Бобби, вдруг почувствовав себя неловко. “Что-то зеленое увидел?” — сказала бы его мать.
Ему было показалось, что Тед не ответит — он как будто следовал какому-то сложному, всепоглощающему ходу мысли. Потом он дернул головой и выпрямил спину.
— Да ничего, — сказал он. — Мне пришла одна мысль. Может, ты хотел бы подработать? Не то чтобы у меня много денег, но…
— Ага! Черт! Ага! — И чуть было не добавил: “Я на велик коплю”, но удержался. “Лишнего не болтай!” — еще одно из маминых присловий. — Я все сделаю, что вам надо!
Тед Бротиген словно бы почти испугался и почти засмеялся. Будто открылась дверь и стало видно другое лицо, и Бобби увидел, что да, этот старый человек был когда-то молодым человеком. И, может быть, с перчиком.
— Таких вещей, — сказал он, — не следует говорить незнакомым. И хотя мы перешли на “Бобби” и “Теда” — хорошее начало, — мы все-таки еще не знакомы.
— А кто-нибудь из этих Джонсонов что-нибудь говорил про незнакомых?
— Насколько я помню, нет, но вот кое-что на эту тему из Библии: “Ибо я странник у тебя и пришелец. Отступи от меня, чтобы я мог подкрепиться прежде, нежели отойду…” — На мгновение Тед умолк. Смех исчез с его лица, и оно снова стало старым. Потом его голос окреп, и он докончил: “Прежде, нежели отойду, и не будет меня”. Псалом. Не помню который.
— Ну, — сказал Бобби, — я убивать и грабить не стану, не беспокойтесь, но мне очень надо немножко подзаработать.
— Дай мне подумать, — сказал Тед. — Дай мне немножко подумать.
— Да, конечно. Но если надо какую-нибудь работу сделать или еще там чего, то я всегда готов. Я вам прямо говорю.
— Работа? Может быть. Хотя я употребил бы другое слово. — Тед обхватил костлявые колени еще более костлявыми руками и посмотрел через газон на Броуд-стрит. Уже почти совсем стемнело. Наступила та часть вечера, которую Бобби особенно любил. Проезжающие машины зажгли подфарники и фонари сзади, а где-то на Эшер-авеню миссис Сигсби звала своих близняшек, чтобы они шли домой ужинать. В это время суток — и еще на заре, когда он стоял в ванной и мочился в унитаз, а солнечные лучи падали через окошечко на его слипающиеся глаза — Бобби ощущал себя сном в чьей-то голове.
— А где вы жили, пока не переехали сюда, мистер… Тед?
— В месте, которое не было таким приятным, — ответил он. — Далеко не таким. А вы давно тут живете, Бобби?
— Как себя помню. С тех пор, как папа умер. Мне тогда три было.
— И ты знаешь всех на улице? Во всяком случае, в этом квартале?
— Да, пожалуй, что всех. Ага!
— И сумеешь узнать странников. Пришельцев. Чьих лиц прежде не видел?
Бобби улыбнулся и кивнул.
— Угу. Думается, сумею.
Он выжидающе замолчал — дело становилось все интереснее, но, видимо, на этом все и кончилось. Тед встал, медленно, осторожно. Бобби услышал, как у него в спине пощелкивают косточки: он прижал к ней ладони, потянулся и поморщился.
— Пошли, — сказал он. — Зябко становится. Я войду с тобой. Твой ключ или мой?
— Лучше начните ваш притирать, — улыбнулся Бобби. — Ведь верно?
Тед — становилось все легче называть его Тедом — вытащил из кармана кольцо с ключами. Всего с двумя — от большой входной двери и от его комнаты. Оба были блестящие, новые, цвета сусального золота. Собственные его ключи потускнели, исцарапались. Сколько лет Теду? Он решил, что самое меньшее — шестьдесят. Шестидесятилетний человек всего с двумя ключами в кармане. Что-то тут не так.
