Гейб Роттер - Утка, утка, Уолли
— Ага. Рэп. — Я был не в том настроении, чтобы беседовать с незнакомыми дядьками в прачечных. Когда у тебя вся одежда пропитана мочой, под заплывшим глазом чернеет фингал, разбиты очки и кровит переносица, это как-то не располагает к приятной и непринужденной беседе. Плюс к тому всю дорогу до прачечной я просидел на мешке для мусора, расстеленном на сиденье автомобиля — чтобы не испачкать его мочой, — а сейчас восседал на стиральной машине в одних носках, трусах и футболке с портретом великолепного Орал-Би, которую я прикупил на концерте еще до того, как мне пришлось в спешном порядке покинуть стадион, воняя, как подкладное судно. Я остановился у первой попавшейся автоматической прачечной, и мне сейчас меньше всего хотелось беседовать с двойником Пэта Мориты.
— Э… — Он задумчиво почесал подбородок, украшенный редкой бородкой. — Мммммосковит, вы сказали?
— Да.
— Рэп.
— Ага.
— Типа как музыка чернокожих.
— Да!
— Рэп.
Я отвернулся к окну. В противном случае я бы просто вцепился в горло этого колоритного старика. Я старательно не обращал на него внимания, наблюдая за прохожими — то ли самыми смелыми, то ли просто бездомными, — которые шлепали по лужам под проливным дождем. На окне красовалось какое-то замысловатое граффити, вытравленное на стекле, так что мир за окном еле-еле проглядывал сквозь густую сеть линий. Видимо, какому-то хулигану пришлось перестирать целую гору шмоток, чтобы изобразить эту монументальную фреску.
— Московит… как-то совсем не похоже на имя рэпера, — озадаченно проговорил азиатский старик.
Мне хотелось послать его всем известным маршрутом, но я все-таки сдержался.
— Я сам не рэпер… сэр. Я просто пишу для них тексты. Только об этом никто не знает. Меня вроде как нет. Я — автор-призрак. — Я провел пальцем по дугам и линиям граффити. Там было написано то ли «Ньютон», то ли «Мамфор». Сложно сказать.
— Приииииизрак, — задумчиво протянул старик, смакуя слово, как первый кусочек любимого деликатесного блюда, которого он не вкушал уже много лет.
— Ну, да. Потому что я есть, но меня вроде как бы и нет. Я невидимый… меня не видно, и никто обо мне не знает. — Про себя я отметил, что описание моей работы — это отличная метафора для всей моей жизни.
— Да, да. Я понял. Да, да. Просто пытаюсь осмыслить.
— Ага. Но теперь вам понятно? — Даже не знаю, почему я с ним разговаривал, а не послал его куда подальше.
— Ну, вы как-то не производите впечатления богатого человека… Я всегда думал…
— Что?
— Я всегда думал, что… а для кого вы пишете тексты?
Я тяжко вздохнул. Похоже, мне уже не отвертеться от обстоятельного пояснения. Есть люди, которые просто не понимают нюансов риторики.
— Я пишу тексты для очень известного рэпера. Вы вообще знакомы с жанром?
— Жан-Ра? Это его так зовут? — Старик снял фуражку и почесал лысую черепушку.
— Нет, я имею в виду, вы знакомы с рэп-музыкой? Знаете кого-нибудь из певцов или групп?
— Из певцов или групп… нет. Не знаю.
— Ну и какая тогда вам разница, для кого я пишу? — рявкнул я.
Он обиженно сморщился. И мне вдруг стало стыдно, что я ему нагрубил.
— Да. Понятно. Я просто подумал, что, может быть, это известное имя, и я его слышал. — Старик отвернулся. — Я знаю такого Эль-Эль Кула Дзю.
— Кула Джи.
— Что?
— Эль-Эль… впрочем, ладно, забейте.
— Просто я всегда думал, что рэперы зарабатывают кучу денег. Я их видел по телику. — Старик сложил руки на груди в неумелом и неубедительном подражании рэперской позе. — Они всегда говорят: «Нигга, нигга, нигга, эй, чувак, у меня куча телок. Йоу!» Правильно?
Я не мог не улыбнуться. Ему все-таки удалось расположить меня к себе.
— Ага. Именно так. Вы очень здорово изобразили, мистер…
— Чу. Линь-Линь Чу. — Он протянул мне руку для рукопожатия.
— Рад познакомиться, мистер Чу.
— И почему же вы сами не зарабатываете кучу денег, Московит? Я не понимаю. Вы что, слишком толстый?
Так, теперь главное не взорваться.
— Да нет. Просто мне… простоя предпочитаю работать за сценой.
— Там у вас все очень жестко?
— Жестко?
— Ну, засилье насилия.
— А, я понял. Нет. Никакого засилья насилия нет. Это все театральщина. Работа на публику. Я ни разу не сталкивался с проявлением насилия, а я работаю в этой области уже почти десять лет.
— Да? А что у вас с глазом?
Я улыбнулся. Все-таки классный старик.
— Да так, подрался с одним рэпером.
— Вот! А вы говорите, что нет никакого насилия!
— Я его обоссал.
— Обоссали?
— Да. Ладно, проехали. — Я опять отвернулся к окну.
Старик помолчал пару минут, а потом спросил:
— А его как зовут?
— Кого? Того парня, которого я обоссал?
— Для которого вы пишете рэп.
— Я не могу вам сказать, мистер Чу.
— Называйте меня Линь-Линь. А почему вы не можете мне сказать?
— Понимаете, это секрет. Если кто-то узнает, что я об этом рассказываю… — Я полоснул себя пальцем по горлу. — В общем, вы понимаете.
Он задумчиво посмотрел на меня и медленно кивнул.
— Да, я все понимаю. Он не хочет, чтобы люди знали, что белый мальчик по имени Московит пишет для него рэп.
— В самую точку.
— Да, я понимаю. — Он покачал головой. — Но мне-то можно сказать, Московит! Все равно я его не знаю!
Я до сих пор не могу понять, что тогда на меня накатило, но я наклонился поближе к нему и шепнул ему на ухо:
— Его зовут Орал-Би.
— Орал-Би?! — повторил он слишком громко.
— Тсс. Тише. — Я огляделся по сторонам.
— Какое-то глупое имя! У меня такая зубная паста!
— Он очень известный, Линь-Линь. Один из самых продаваемых рэперов в мире.
— Выходит, Московит, вы глупый и не понимаете собственной выгоды! Вы могли бы делать хорошие деньги! Почему вы тогда их не делаете?!
Я пожал плечами и снова уставился в окно. Мне хотелось ответить: «Потому что я — неудачник. Законченный неудачник. Ты это хочешь услышать, китайский хрен? Я — неудачник. И к тому же боюсь всех и вся». Но я ничего не сказал. Просто сидел и смотрел в окно. И чувствовал на себе пристальный взгляд Линь-Линя.
— Несчастный вы человек, Уолли Московит, — сказал старик-азиат в ядовито-зеленой шоферской фуражке, стоявший рядом со мной у стиральных машин в прачечной-автомате. Я рассеянно кивнул, наблюдая за тем, как капли дождя струятся по стеклу. В мутном крапчатом отражении они были похожи на слезы, стекающие у меня по щекам.
Сушилка громко зажужжала, сообщая о том, что моя одежда уже высохла. Я попрощался со своим новым приятелем Линь-Линем Чу, который сказал мне:
— Запомните, Московит, без обработки алмаз не превратится в бриллиант, а человек совершенствуется испытаниями.
Мы посмотрели друг другу в глаза, а потом он поклонился и вышел на улицу.
Я влез в горячие после сушилки джинсы и обжег себе причинное место раскаленной «молнией». Я вскрикнул от боли и огляделся, чтобы убедиться, что поблизости нет никого, кто мог бы стать очевидцем этого проявления слабохарактерности.
Я увидел его, и у меня все внутри оборвалось.
Я испытал то же самое чувство, какое испытывает водитель, когда его останавливает полицейский. У стиральной машины прямо за моей спиной стоял молодой черный парень, одетый во все черное. Его волосы были заплетены в тугие косички. Он стоял, опираясь обеими руками о машину, и смотрел на меня. Меня напугал не его общий вид. Меня напугало его лицо. Выражение лица. Он усмехался, и от этой зловещей усмешки у меня похолодела кровь. Он усмехался не потому, что увидел, как я обжегся горячей «молнией». Нет. Причина была в другом. Неужели он слышал мой разговор с Линь-Линем? Наши взгляды встретились на долю секунды, а потом он отвернулся. Мне показалось, что он понимающе ухмыльнулся.
Когда я вышел из прачечной, дождь зарядил еще сильнее. Буквально за пару секунд я промок насквозь. Замечательно. Только что из сушилки. Я добежал до машины. До своей старенькой «вольво 200» 1979 года выпуска. Мне показалось, что с ней что-то не так. Как-то она кособоко стояла… Я обошел машину по кругу.
Ну, да. Так и есть. Спереди, со стороны водительской дверцы, спущено колесо.
Просто волшебно.
Я стоял под проливным дождем и смотрел на спущенное колесо. Я не думал о чем-то конкретном и важном. У меня не случилось божественного откровения, как бывает с героями фильмов, когда они вдруг понимают, что надо менять свою жизнь. Это был просто очередной безусловно дерьмовый эпизод моего безусловно дерьмового существования, который плавно вписался в ряд остальных эпизодов из той же серии.
Тема 3
Я был не так далеко от дома и поэтому просто сказал себе: «Да ебись все конем», — и поехал на спущенной шине. Под проливным дождем. На скорости 20 миль в час. Если бы это был фильм, то такая картинка сопровождалась бы мрачной зловещей музыкой — непременно со скрипками и фортепьяно. А в общем и целом, саундтрек моей жизни был бы унылым, дисгармоничным и режущим слух. Я очень надеялся, что Сью будет дома.
